Дрянь погода - Карл Хайасен

Удрученный Авила не особо удивился, что Уитмарк выбрал лучших и самых дорогих кровельщиков в Южной Флориде. И самых честных. У Авилы сохранились неприятные воспоминания о том, как он, будучи пройдохой инспектором, несколько раз пытался растрясти бригады Килбрю на откупные, но его взашей гнали со стройплощадок, как скунса. Килбрю, как и Уитмарк, был в городе большой шишкой.

Авила сделал вид, что изучает смету, а сам обдумывал дипломатичный отказ.

– Работы начинаются со следующей недели, – сказал Уитмарк. – Так что поскреби по закромам.

– Господи, у меня нет двадцати трех штук. – Ну вот и сказал.

– Я сейчас зарыдаю. – И Уитмарк клацнул зубами.

С вялым возмущением Авила взмахнул бумагой в забинтованной руке.

– Я бы сделал эту работу вдвое дешевле.

– А я бы не пустил тебя делать крышу и для сучьей конуры. – Уитмарк сунул Авиле ксерокопию газетной статьи. – Либо приносишь деньги, либо отправляешься в тюрьму. Comprendre, сеньор Говнило?

В статье говорилось, что окружная прокуратура создала специальный отдел для пресечения наживы недобросовестных подрядчиков на жертвах урагана.

– Один звонок, – сказал Уитмарк, – и тебя дерут на нарах.

Авила потупился. Грязь под ногтями напомнила о зарытой банке. Черт, там осталось тысяч двенадцать-тринадцать. Он попал…

– Жена до сих пор не оклемалась от наезда твоих дружков. Видел бы ты счет за лекарства! – Уитмарк указал на дверь. – Еще поговорим, – зловеще добавил он.

Возвращаясь домой, Авила мрачно перебирал варианты поведения. Как часто можно обращаться к Чанго, чтобы не надоесть и не показаться неблагодарным? Священник, наставлявший Авилу в сантерии, ничего не говорил о лимитах на просьбы о сверхъестественном. Сегодня, решил Авила, принесу в жертву козла. Нет, двух козлов!

А завтра поймаю сволочь Щелкунчика.

Церковь Высшей Премудрости Троицы (штаб-квартира в Чикоривилле, штат Флорида) откликалась на все стихийные бедствия в Западном полушарии. Землетрясения, наводнения и ураганы создавали плодородную почву для вербовки грешников и обращения их в веру. Не прошло и полутора суток после того, как убийственный ураган сокрушил округ Дейд, а команда из семи опытных мудрецов-миссионеров уже отправилась в арендованном микроавтобусе «додж» в зону бедствия. Гостиничные номера были дефицитом, поэтому они сняли одну комнату на всех в мотеле «Рамада-Инн» у автострады. Никто не жаловался.

С утра миссионеры проповедовали, утешали страждущих и раздавали брошюры. Потом, выстояв очередь за бесплатным обедом из армейской кухни в палаточном городке, возвращались в мотель, где пару часов проводили в тихом размышлении за игрой в кункен. Бесплатное кабельное телевидение давало возможность в любое время суток посмотреть до полудюжины различных религиозных программ. Поскольку проповедников Троицы в них не было, миссионеры остановились на передаче «Клуб 700» с Пэтом Робертсоном.[46] Мудрецы не разделяли его параноидного мировоззрения, но им нравилась манера, с какой он собирал пожертвования – в стиле «жизнь или кошелек», – и они надеялись позаимствовать кое-какие приемы.

В конце программы преподобный Робертсон закрыл глаза и стал молиться. Миссионеры взялись за руки, что оказалось непросто, поскольку четверо сидели на одной кровати, а трое на другой. Незнакомая молитва была не из Священного писания; вероятно, преподобный Робертсон сочинил ее сам, поскольку в ней несколько раз упоминался номер его почтового ящика в Виргинии. Тем не менее молитва была недурно написана и с жаром исполнена и мудрецам понравилась.

Едва преподобный выдохнул «аминь», как комната вздрогнула от приглушенного взрыва, и на глазах перепуганных пастырей взорвался телевизор. Физиономия преподобного Робертсона с лукавым прищуром скрылась в клубе ядовитого сизого дыма, а его заунывная мольба растаяла в брызгах битого стекла. Мудрецы сверзились с кроватей, грохнулись на колени и затянули псалом «Да приидет Господь к тебе». За этим их и застал четверть часа спустя администратор мотеля, явившийся с извинениями.

– Какой-то придурок под вами пальнул из револьвера, – объявил он.

Песнопение оборвалось. Управляющий отодвинул от стены разбитый телевизор и показал на дырку с неровными краями в ковре.

– От пули, – объяснил он. – Не волнуйтесь, я их вышвырнул.

– Из револьвера? – воскликнул старший мудрец, вскакивая на ноги.

– Это еще не самое плохое, – сказал управляющий. – Они держали в номере собак! Представляете? Изжеваны постельные покрывала и вообще – все! – Администратор обещал принести новый телевизор, но попросил исполнять песнопения как можно тише, чтобы не беспокоить других постояльцев. – Все и так на пределе, – зачем-то добавил он.

После его ухода мудрецы заперли дверь и мрачно посовещались. Пришли к тому, что сделали все возможное для добрых людей Южной Флориды, и поспешно упаковали вещи.

– Прелестно!

Щелкунчик велел Эди заткнуться и не тянуть за душу. Что сделано, то сделано.

– Нет, в самом деле! Добиться, чтобы нас выкинули из мотеля, когда отсюда до Дейтона-Бича ни единой свободной комнаты! Просто гениально!

Зашипев, как проколотый мяч, Щелкунчик плюхнулся в кресло. Эта тварь совершенно обнаглела: шарахнула монтировкой по ноге, а теперь еще достает. Настроение и без того паршивое, когда коленка распухла, как джорджийский окорок.

– Ты во всем виновата, – огрызнулся Щелкунчик. – Ты и твои шавки. Дай-ка мне пива.

Возвращаясь в дом Торреса, они тормознули у «7-Илевен» и прикупили бензина, льда и провианта. Мрачный Фред Дав, взяв «тайленол» и мятный «тик-так», отправился оценивать разрушенные дома. Он убыл с опустошенным взглядом человека, жизнь которого рухнула в одночасье.

Эди достала из холодильника банку пива и швырнула из-за спины Щелкунчику.

– Как нас еще в каталажку не отправили! – в пятый раз повторила она.

– Тявки не желали заткнуться.

– И потому надо было палить в потолок!

– А то. – Щелкунчик подставил нижнюю челюсть под пивную струю. Он напоминал морячка Пучеглаза[47] из старых субботних мультиков. – Ночью ты уснешь, а я этих шавок пришью. И у меня еще останется три патрона, так что не вздумай там чего.

– О, великий арифметик! А сколько в тебе еще талантов!

– Что, не веришь?

– Собаки привязаны во дворе и никому не мешают.

Щелкунчик осушил банку, смял ее и бросил на ковер. Потом вынул револьвер и принялся крутить барабан – наверняка подсмотрел где-то в кино. Не обращая внимания на эти манипуляции, Эди пошла в гараж подлить бензина в генератор. Электричество нужно для телевизора, без которого Щелкунчик становился неуправляемым.

Когда Эди вернулась в гостиную, бандит уже разбил лагерь перед «Опрой».

– Про шлюх показывают, – доложил он, вперившись в экран.

– Сегодня твой день.

Эди была вся липкая от пота. Ураган выпотрошил внутренности всей хитрой вентиляционной системы Тони Торреса. Но даже если бы кондиционер работал, как прохладному воздуху удержаться в доме без крыши, окон и дверей? Эди прошла в спальню, сняла банковское платье и переоделась в дорогие полотняные шорты и безрукавку миссис Торрес. Эди очень бы расстроилась, если б вещи оказались ей впору, но, слава богу, хозяйка была размера на три крупнее. Одежда сидела мешковато, но выглядело симпатично и обеспечивало вентиляцию в тропической влажности.

Эди разглядывала себя в зеркале, когда зазвонил телефон. Щелкунчик тотчас заорал, чтобы взяла, черт бы ее побрал, трубку.

Эди не была подвержена предчувствиям, но сейчас возникло довольно сильное – и не подвело ее. Телефонистка с межгорода спросила, согласен ли абонент оплатить звонок от «Нерии из Мемфиса».

Мемфис! Ведьма двигалась на юг!

– Я не знаю никакой Нерии. – Эди старалась говорить спокойно.

– Это номер 305-443-1676?

– Не знаю. Понимаете, я здесь не живу. Проходила мимо дома и услышала телефон.

– Мэм, пожалуйста…

– Барышня, может, вы не в курсе, но у нас тут случился страшный ураган!

Донесся голос Нерии:

– Я хочу поговорить с мужем. Спросите, нет ли там Антонио Торреса.

– Слушайте, в доме никого, – продолжила Эди. – Я просто шла мимо и подумала, вдруг чей-то родственник звонит. Может, что срочное. Хозяина нет, он уехал. В пятницу закинул пожитки в фургон и отбыл. Кажется, говорил, что в Нью-Йорк.

– Спасибо, – сказала телефонистка.

– Что? Как вас зовут, леди? – врезалась Нерия.

– Спасибо, – повторила телефонистка, пытаясь свернуть разговор.

Но Эди понесло:

– Они с какой-то девушкой наняли фургон. Может, это его жена. Ей года двадцать три – двадцать четыре. Длинноволосая блондинка.

– Это я его жена! – взорвалась Нерия. – И дом мой!

Еще бы, подумала Эди, как запахло денежками от страховки, долой яйцеголового профессора и бегом обратно к толстячку мужу.