Оранжевый туман - Мария Донченко

— Завидую я иногда вам, беспартийным, — ответил Егоров, — всё у вас просто — взял и поехал, куда захотел, и никакой партийной дисциплины. А я помощник депутата Госдумы, — он вытащил из кармана орластое удостоверение, как будто жалуясь на тяжкую долю, развернул, невольно блеснув бело-сине-красным триколором официоза, и Виталик увидел чёрно-белую фотографию его, года на три-четыре моложе, — ты уж извини. Оставаться за бортом никому не хочется на пороге избирательной кампании. C'est la vie, если знаешь, такова жизнь. А помочь — помогу, конечно. С радостью. Давай только ещё выпьем…

Виталик пошёл к палатке. Видимо, у него было слишком напряжённое выражение лица, и кубинец крикнул ему что-то ободряющее. Виталик в ответ улыбнулся и приветственно махнул рукой, но слова Валерия не выходили у него из головы.

— Я так и думал, — мрачно сказал Димка, продолжая копаться в моторе.

…Вернувшись из посольства, Виталик решил встретиться с друзьями и обсудить ситуацию.

Но Андрей по телефону сказал, что поехать, скорее всего, не сможет. В июне он уволился из супермаркета и теперь усиленно готовился к очередной попытке поступить в институт. Сколько Виталик помнил, поступал он каждый год и всегда неудачно.

Димка на звонок Виталика отозвался с энтузиазмом, но предложил Виталику и Любе приехать к нему в гараж. Он, как обычно, был занят машиной, и ему не хватало времени.

Гараж располагался на самой окраине Москвы, примерно в получасе езды автобусом от станции метро «Петровско-Разумовская».

— Во сколько подъезжать? — спросил Виталик по телефону.

— Да во сколько хочешь, — отвечал друг, — я там сегодня заночую и завтра буду весь день на месте.

Выйдя из автобуса, Виталик с Любой пересекли заржавевшие, давно не используемые железнодорожные пути и через некоторое время оказались на территории гаражного кооператива. Димка заметил их издалека и выбежал навстречу, приветствуя товарищей поднятой рукой, весь чумазый от машинного масла, но с бесподобной сверкающей улыбкой.

Виталик вкратце пересказал ему свой разговор с Егоровым.

— Поездом ехать нельзя, — медленно сказала Люба, — иначе будет, как с антисаммитом.

— Так не будет, — возразил Виталик, — как я понимаю, по антисаммиту была мощная кампания как со стороны оппозиции, так и со стороны властей — по противодействию. А здесь вроде ничего такого не наблюдается…

— Да поедем на машине! — предложил Димка.

— Так, я с этим Шумахером не поеду! — запротестовала Люба. — У него уже с начала года несколько штрафов за превышение скорости…

— Не несколько, а всего два, — уточнил Серёгин, отводя глаза и пытаясь скрыть довольную улыбку, — и вообще, это не главное, а главное то, что нас не догонят!

— Можно подумать, мы кому-то очень нужны, — сдаваясь, скорее для порядка проворчала девушка, и вопрос был решён.

— Давай выйдем на пару минут, — сказал Дима Виталику, выкладывая из кармана на полку с инструментами мобильный телефон. — Люба, не в обиду, подожди нас буквально чуть-чуть, мы на улицу сходим покурить.

Девушка кивнула, и двое друзей вышли на улицу.

Дима вывел Виталика за пределы гаражей через калитку, они оказались на детской площадке и присели на бортик песочницы. Оба закурили.

Виталик неспешно зачерпывал пальцами сухой песок снаружи от бортика и наблюдал, как он струйками сыплется с ладони вниз. Потом зачерпывал ещё горсть, стряхивая пепел в сторону.

Димка тоже следил за движениями его руки, в перерывах между затяжками насвистывая под нос свою любимую «Небо уронит ночь на ладони» и ещё что-то собственного сочинения:

«Вращаются колёса, у-лю-лю…»

Вторая строчка, по его мысли, должна была заканчиваться словом «люблю», но ему никак не удавалось её придумать.

— Ты думаешь брать оружие? — спросил наконец Серёгин.

— Бесполезно, — покачал головой Виталик. — Толку ноль там будет от наших двух стволов. Тем более, в свете того, что разболтал Егоров, на какое-то массовое движение рассчитывать не приходится. Будет формальный митинг для галочки. Трусы и оппортунисты всё слили в самом начале, испугавшись перед погаными выборами за свои жирные задницы… Тьфу! Так что участвуем в мирном формате.

— Я тоже так думаю, — кивнул Дима, — хотя лапы чешутся, что и говорить. Представляю, как чешутся у тебя.

— Самое смешное даже не то, что тот же Валерка прекрасно соображает, что к чему, — ответил Виталик, — а он и рад бы выступить против, самое смешное, что это видят все, кто обладает информацией. Только нет людей, способных принять волевое решение. В этом наша беда — в отсутствии воли. Все будут тупо хлопать глазками, а зимой побегут на поганые выборы, зная, что там ничего не решается, и будут голосовать за Валеркино начальство.

— Ладно, пойдём, Люба заждалась, — сказал Дима, — вопрос решили.

Виталик бросил окурок в песчаную пыль и пару секунд смотрел на вьющийся над песком дымок.

— Погаси, — сказал Димка.

— Песок не горит, — возразил Виталик, но тем не менее потушил окурок ногой. — Пойдём.

Местный комсомольский секретарь, с которым Виталик договаривался по телефону, был студентом Нижегородского университета, его звали Артём Беляев, а его заместительницу — Юля Шестакова.

Егоров не обманул — он действительно предупредил своих нижегородских товарищей. Артём очень обрадовался звонку Виталика, обещал принять.

Когда приготовления к поездке уже заканчивались, Виталику позвонил Андрей Кузнецов и радостно сообщил, что сдал экзамены и принят в Московский Институт Тонких Химических Технологий.

Виталик даже сначала не поверил, что мечта его друга наконец исполнилась.

— Я в списках!.. — почти кричал в трубку Кузнецов. — Представляешь, я в списках поступивших!.. Принимаю поздравления! И ещё — я еду с вами, место найдётся?

— Конечно! — радостно отвечал Виталик. — Давай с нами! Заодно и отпразднуем!

Кузнецов Андрей Владимирович. Двадцать два года. Житель Южного административного округа столицы. Сменил несколько мест работы, в основном, в салонах сотовой связи и крупных продуктовых супермаркетах.

…Накануне Люба пыталась дозвониться до казака Михаила Овсянникова, ей казалось, что он и Евгений с их опытом могли бы быть полезны в их поездке, но в течение нескольких дней не удавалось дозвониться, а потом трубку взяла мать Михаила и сообщила, что он давно уже, практически с минувшего лета, со времени их знакомства, живёт на два города — то у себя в Подмосковье, то в Феодосии у своей гражданской жены Ольги, но сейчас уже в Крыму с середины мая и обратно не собирается.

— До конца купального сезона, — словоохотливо пояснила она, — сентябрь точно, а то и октябрь.

Люба слегка удивилась. Конечно, она помнила эту девушку, но ей тогда совершенно не казалось, что у них с Мишей будут серьёзные отношения.

В Феодосию она дозвонилась с первого раза. Овсянников обрадовался ей, как старой знакомой, но ехать в Россию отказался.

— Я пока в Крыму, — сказал он, считая этот ответ исчерпывающим.

На просьбу Любы дать номер Евгения он хрипловато усмехнулся.

— Даже и не пытайся ему звонить. Он за границей, болтается где-то по миру в поисках приключений, я даже не очень представляю, где. Пару недель назад писал на почту латиницей, может, через несколько месяцев объявится у себя в Одессе, тогда и пересечёмся…

Это была правда. Не разделявший увлечения друга Михаил вряд ли смог бы даже с уверенностью назвать страну, где тот в данный момент находился.

Неделю назад Женя прислал Мише цифровую фотографию, где был запечатлен вдвоём со смуглым черноволосым парнем в камуфляже на фоне необычной скульптуры — поднимавшийся из земли в небо кулак сжимал пальцами, сокрушая, военный самолёт с маркировкой Соединённых Штатов.

Виталик молча сидел рядом с Любой у телефона. Об этих людях она писала ему ещё в тюрьму, но для него это были не вызывавшие никаких эмоций незнакомцы на другом конце провода.

Из Москвы выехали поздно. В девять вечера у Виталика заканчивалась двенадцатичасовая смена на работе, и он был, по Димкиному выражению, «лимитирующим фактором» их поездки.

Машина, водитель и двое пассажиров ждали его на стоянке супермаркета.

Уставший после работы Виталик упал на заднее сиденье рядом с Любой и практически сразу в сон, едва Димка тронулся с места и, набирая скорость, повёл машину через МКАД на восток.

Проснулся он уже в сумерках. Серёгин по-прежнему гнал машину вперёд по шоссе, а за спиной горело заходящее солнце.

  «Вращаются колёса, у-лю-лю…»

— Всё-таки я устал, — сказал он уже за Владимиром, когда над дорогой уже висела густая темнота, в которой ярко светились фары встречных автомобилей, — думал, доедем до Нижнего на одном рывке, но надо передохнуть пару часов. К утру будем на месте.