Я сам свою жизнь сотворю… Лепестки сакуры. Белый город - Геннадий Вениаминович Кумохин

class="p1">Однажды, в самом конце мая, когда учебный год уже закончился, а экзамены еще не начались, я отправился на реку.

Это было одно из первых моих самостоятельных путешествий на лодке. И я старательно его продумал, чтобы не совершить ошибок. Мне предстояло выйти из удобной гавани, в которой находилась лодочная станция, проплыть немного по довольно узкому каналу, соединяющему Днепр со шлюзом, вытащить лодку на берег и пешком перебраться через узкую песчаную косу к основному руслу реки.

Купальный сезон еще не начался, к тому же был будний день, поэтому оба берега канала были безлюдны. Я уже знал, что уровень воды в проливе довольно сильно повышается, когда спускают камеру шлюза. Поэтому мне нужно было закрепить лодку на берегу именно в это время, чтобы потом ее не унесло поднявшейся водой.

Так я и сделал. Убедившись, что вода поднялась до самой высокой отметки, я еще некоторое время вытаскивал корпус лодки, а затем старательно обвязал длинной носовой цепью, оказавшийся поблизости ивовый кустик.

Потом я захватил с собой весла и спиннинг и перебрался через косу. Она была узкой, всего каких-то метров пятьдесят, но довольно высокой, с крутыми берегами по обе стороны. Поэтому увидеть, что происходит на другой стороне косы, можно было, только взобравшись на ее вершину.

В отличие от ровного, как будто вылизанного берега со стороны шлюза, берег на нижнем бьефе, был сильно изрезан, образуя такие милые каждому рыболову бухточки и поросшие тальником островки с узкими протоками. Каменистый берег сменялся небольшими песчаными косами, на одной из которых я и обосновался. Совсем недалеко высилась гребенка ГЭС.

Это было зрелище, к которому я уже попривык за прошлое лето, только на этот раз плотина была не справа, а слева от меня.

Щуки уже успели отметать икру, но настоящий жор еще не начался, поэтому мне пришлось достаточно потрудиться, прежде чем мою блесну далеко, почти в самом начале проводки, схватила небольшая, по здешним меркам, хищница килограмма на два весом. Она оказалась довольно бойкой и прежде, чем я ее вытащил, успела пару раз выпрыгнуть из воды, тряся головой с разинутой клыкастой пастью.

Так же беспокойно она вела себя и на берегу: прыгала, пружинисто изгибаясь, на крупном ослепительно белом песке. И после нескольких прыжков превратилась в какое-то совершенно фантастическое страшилище.

В довершение ко всему она умудрилась еще и укусить меня за палец, когда я сделал неосторожное движение, вытаскивая из зубастой пасти глубоко застрявший тройник. Каждый рыболов знает, что следует особенно опасаться зубов этой хищницы: нанесенные ей раны могут быть довольно глубокими и не сразу заживают.

Кровь из раненого пальца долго не хотела сворачиваться. Я вошел по колено в уже теплую воду, опустил в нее ладонь и смотрел, как вытекающая струйка крови постепенно растворяется в прозрачной струе. Меня совсем не волновала полученная травма, но, когда мне надоело стоять в воде, я вышел на берег, растянулся на горячем песке и присыпал им ранку, подобно тому, как мама присыпала мне в детстве порезы растолченной таблеткой стрептоцида.

Солнце, стоящее почти в зените, было уже по-летнему жарким, и ни одного дуновения ветерка не пробегало по сверкающей глади реки.

Незаметно для себя я задремал. Я нисколько не опасался обгореть на солнце.

Каждый год, с первых теплых солнечных лучей я привык, как говорил отец, оставаться в форме номер раз. Поэтому, нисколько не стараясь специально загорать, самым естественным образом приобретал недостижимый для иного горожанина шоколадный цвет.

Вероятно, я проспал довольно долго, потому что, когда я приподнял голову, солнце уже успело значительно изменить свое положение на небосклоне. Больше того, из ослепительно сияющего шара оно успело превратиться в призрачный тусклый кружок, окруженный светлым нимбом.

А за ним, в той стороне, куда оно должно было опускаться, со стороны Градижска

медленно поднималось нечто несуразное: темно-лиловое, сверкающее огненными сполохами ветвистых, как могучие деревья, только растущие корнями вверх, молний — и все это в жутковатой тишине совершенно неподвижного воздуха.

В одно мгновение я понял, что мне пора, как говорят, «сматывать удочки», и, прихватив весла, спиннинг и закопанную во влажный песок щуку, я буквально взлетел на высокий берег.

Увиденное по ту сторону косы, меня далеко не обрадовало. Лодка, которую я оставил у самой бровки воды, привязанной к тоненькому кусту…

Нет, лодка была на месте, и куст никуда не делся, а вот воды, воды не было!

Вернее, вода была, но, по крайней мере, метрах в пятнадцати ниже обнажившегося топкого и пологого бережка.

Делать было нечего. Чертыхаясь про себя, я отцепил лодку от куста, не забыв аккуратно сложить вещи под носовое отделение, и принялся толкать лодку к воде.

Ну, толкать, это, пожалуй, громко сказано. Единственное, что я мог, это чуть приподняв нос или корму, переместить одну часть лодки относительно другой. При этом после пары таких перемещений, лодка действительно иногда немного спускалась вниз, а иногда и не спускалась.

Но я очень торопился и настойчиво повторял раз за разом одни и те же движения: поднатужиться, приподнять, перенести и, оббежав половину лодки, проделать тоже самое. Раз, наверное, на пятидесятый большая часть лодки оказалась в воде.

Увлеченный борьбой с неповоротливой посудиной я совершенно упустил из виду быстро меняющуюся погоду: всего за несколько минут стало, как будто бы, смеркаться и заметно похолодало. Я еще успел ополоснуть ноги от приставшего ила, вставить весла в уключины и, столкнув последним движением лодку на воду, усесться за весла, как началось настоящее столпотворение.

Сильным порывом ветра, внезапно рванувшего вдоль течения реки, лодку сильно накренило, и она наверняка зачерпнула бы воды, если бы я, с усилием ударив веслами по воде, не заставил ее развернуться навстречу ветру.

И тут началось. Смешанный с песком и пылью ветер дул вдоль канала просто с нечеловеческой силой. Нечего было и думать, чтобы не только продвинуться вперед, к лодочной станции, но даже просто оставаться на месте.

В одно мгновение я и моя лодка оказались стремительно несущимися по самой средине канала вслед за крутыми волнами и бешеными порывами ветра.

Что чувствовал я, посреди бушующей стихии? Испуг и замешательство? Совсем не то: восторг и упоение!

По голой спине колотили порывы ветра вперемежку с холодными брызгами, а мне было весело! Я даже стал напевать какую-то бесшабашную песенку.

Очень сильный ветер продолжался всего несколько минут, но за это время меня успело отнести на добрый километр.

Потом он несколько поутих, но зато пошел холодный дождь. К этому времени я успел, потихоньку управляя веслами,