Тучи идут на ветер - Владимир Васильевич Карпенко

Исполкома, в своей деятельности придерживается директив Центрального правительства. Окружного атамана устраивают оба эти органа власти. А объединяет их, Исполком и Совет, одно — желание опошлить и выкорчевать идею Ленина за власть Советов. Какая уж тут, извините, в чертях собачьих, пропасть… Ровный шлях.

— Вы же… меньшевик.

— Не будем уточнять.

Ветер налетел на клены, затряс ветви. Новиков, переждав шум, наклонился.

— Иван Павлович, просьба… За этим, собственно, и пригласил. Поезжайте в село Воронцово-Николаевское, на станцию Торговая. Там на постое Елизаветпольский полк 39-й дивизии. Свяжитесь с солдатским комитетом. Председатель по фамилии Малышев, но всеми делами вершит у них некий Алехин, комендант станции. Постарайтесь к нему…

Не все понятно в этой просьбе. Иван поспешно спросил:

— И кого должен я представлять? Совет?

Новиков сдавил в потемках его колено: не перебивайте.

— Поверил я в вас, Иван Павлович… Агитатор вы страстный. Умеете убеждать, воздействовать. Вот, вот, именно воздействовать. А представлять вы должны не Совет, тем более Великокняжеский. По некоторым мотивам, он настроен за большевиков.

— Алехин?

— Да. Ответ его, например, на официальное наше письмо, подписанное Калмыковым, с просьбой прислать в станицу воинскую часть… Охранять революционный порядок, разумеется. Для этой цели, мол, у окружного атамана формируется офицерская сотня. Обращайтесь к нему.

— Ответ обычного временщика.

— Нет. Нет. Уж Алехин наверняка знает истинную физиономию нашу, то бишь Совета. Никчемный придаток к атаманскому Исполкому, вот кто мы для него. Палец о палец не стукнет, загорись тут у нас под ногами земля. А она загорится. Да вы и сами призываете к тому… Временное правительство не протянет долго. Признаков предостаточно. А с тем лопнет терпение и у Новочеркасска. Атаман Каледин перекроет большевикам все дороги на Дон. Это означает — война, кровь. Так что, Иван Павлович, представляйте в Торговой сами себя. Установите связи. Помощь их понадобится… Закиньте удочку об оружии.

— Уразумел, Дмитрий Мефодиевич.

— Кстати, — сказал Новиков, подходя к дому, — побывайте у Толоцкого, начальника станции. Он отправит вас в Торговую.

4

Высунулся Иван в оконце. Черный, в мазуте кочегар, захлопнув топку, прокричал, осиливая грохот железа и пара:

— Не вытыкайсь! Рожа будет во, как моя… Вишь?

Пристроился на деревянной лавке, возле бачка с водой. Оттертая руками добела цепь с припаянной мятой оловянной кружкой муторно гремела. Сдавил ее коленями. Раскачиваясь в такт с паровозом, вздрагивал на стыках; глаза слипались. Последние ночи не смыкал их, сочинял воззвание к солдатам, возвращавшимся с фронта, ремесленникам и батракам. Забросил и дела свои торговые. «Еду… Хозяина не успел предупредить», — мелькнула мысль и погасла…

Разбудил сиплый свисток. Настырный кочегар вырывал за цепочку кружку.

— Убаюкало… Гудком испугал? Готовьсь, спрыгуй. Нам зеленый выставили.

Паровоз сбавил ход. Иван, оторвавшись от накаленных поручней, пробежал по каменным плитам перрона.

Военная комендатура размещалась тут же, в здании станции. Отряхивая смятые брюки перед облезлой дверью, он ощущал колючий холодок на щеках — удастся ли поручение? И кто таков Алехин? Может, временщик до мозга костей. Мало что болтают про него…

Комната длинная, узкая и темная. Единственное окно, обрешеченное изнутри, пропускало мало света. Сидят двое. Один за столом, спиной к окну. Наверно, Алехин. Лица не различишь — в тени. Другой — на лавке; по всему, проситель. Военный, с погонами вахмистра-артиллериста. Резкие скулы, крупный нос и немигающие глаза с тяжелыми веками задерживали на себе внимание. Бросались затем сильная шея, плечи и крепкие загорелые кисти рук, упертые в колени. В выстиранной, выглаженной гимнастерке; на карманной накладке мирно светились два солдатских крестика.

Отнял Иван глаза от лихого вахмистра; вглядывался в затененное лицо сидевшего за столом.

— Мне коменданта…

— Чем могу служить?

— Мы соседи, из Великокняжеской… Разговор долгий до вас.

Комендант нахмурился. Зато оживился посетитель.

— Из Великокняжеской? У нас там родичи… Колпаковы. Случаем, не наслышаны? Дядько такой…

Иван, не оборачиваясь, сухо пожал плечами: не имею, мол, чести. Хотя, кто не знал в станице Григория Колпака — Тараса Бульбу! Тут комендант этот…

Вахмистр встал. Кинув на плечо туго набитый вещмешок, приложил руку к околышу защитной фуражки с кокардой.

— Дозвольте честь, господин комендант.

— С Маныча, из казачьих хуторов, — заговорил Алехин, подождав, пока не закрылась за артиллеристом дверь; он явно выкраивал время, чтобы получше приглядеться к новому посетителю. — На побывку приходил. Возвращается в часть. Подорожную подписывал.

Без приглашения занял Иван освободившееся место на лавке. Придавливал на бок русые, аккуратно подстриженные волосы. Одет он нарядно. Темно-серый однобортный пиджак модного покроя, черный шелковый галстук туго стягивает отложной ворот белой батистовой рубахи. Суженное к подбородку лицо с ровным загаром, усики и голубые прозрачные глаза резко отличают его от своих, мужичьего сословия.

— Служака, — поддержал Иван разговор, тоже собираясь с мыслями.

— Дисциплину знает, ничего не скажешь. До десятка лет в строю. Выжали рассолу…

— Казак вроде. Так без лампас…

— Хохол.