Круглосуточный книжный мистера Пенумбры - Робин Слоун

— Я знаю его дольше, чем вы, Клэй — намного дольше. Позвольте мне кое-что про него рассказать. Он всегда был мечтатель, большой оптимист. Я понимаю, почему вас к нему тянет. Всех вас, калифорнийцев, — я жил в Калифорнии. Я знаю, что это такое.

Точно. Молодой мужчина на фоне Золотых Ворот. Он от всей души улыбается мне с другого конца комнаты.

— Вы, наверное, думаете, что я такой жесткий нью-йоркский начальник. Наверное, думаете, что я слишком суров. Но, Клэй, иногда дисциплина — самая честная форма доброты.

Он часто называет меня по имени. Обычно так поступают продажники.

— Мой друг Аякс Пенумбра перепробовал в жизни многое — разные схемы, всегда тщательно выстроенные. Он всегда был на грани прорыва — так он сам считал, по крайней мере. Я знаю его пятьдесят лет, Клэй — пятьдесят лет! И как вы думаете, сколько раз за все это время его замыслы увенчались успехом?

Не нравится мне, к чему…

— Ноль. Ни разу. Он содержит — с горем пополам — магазин, где вы сейчас сидите, и больше не добился абсолютно ничего примечательного. И вот эта, последняя и величайшая из его затей — из нее тоже ничего не выйдет. Вы это сами только что признали. Это глупость, обреченная на провал, а дальше-то что? Я волнуюсь за него, Клэй, искренне — как самый старый его друг.

Знаю, он применяет ко мне джедайский обман разума.

Но применяет весьма ловко.

— Ладно, — говорю я. — Понятно. Я знаю, что Пенумбра немного со странностями. Конечно. Чего вы от меня хотите?

— Вам нужно сделать то, чего не могу сделать я. Я бы уничтожил текст, который вы украли. Все его копии. Но я слишком далеко, и вы должны мне помочь, должны помочь нашему другу.

Теперь голос Корвины звучит так, будто он стоит рядом:

— Надо остановить Пенумбру, или эта заключительная неудача раздавит его.

Трубка вернулась на свое место, хоть я и повесил ее не вполне осознанно. В магазине тихо: в торговом зале больше не слышно хлопков. Медленно оглядываю кабинет Пенумбры, обломки, накопленные за десятилетия цифровых грез, и предупреждение Корвины приобретает смысл. Я вспоминаю, с каким выражением лица Пенумбра излагал нам в Нью-Йорке свой замысел, и еще больше тревожусь. Снова смотрю на фотографию. Внезапно на ней предстает не заблудший друг Корвина — а сам Пенумбра.

В дверях возникает Нил.

— Ты нужен Мэту, — говорит он. — Посветить или еще что.

— Ага, ладно.

Я резко выдыхаю, выталкивая из головы голос Корвины, и следом за Нилом возвращаюсь в магазин. Мы подняли тучи пыли, и теперь софиты рисуют в воздухе яркие фигуры, разрезая пробелы на полках, выхватывая пушистые пылинки — микроскопические обрывки бумаги, частицы кожи, моей и Пенумбры, — и озаряя их сиянием.

— Мэт свое дело знает, а? — говорю я, разглядывая этот неземной эффект.

Нил кивает:

— Виртуоз.

Мэт вручает мне громадный кусок глянцево-белого плакатного картона и просит подержать неподвижно. Он снимает стойку крупным планом, отображая все детали фактуры. Картонка отражает так слабо, что я не замечаю ни малейшего блика на дереве, но, полагаю, она необходима для яркости и равномерности освещения.

Мэт вновь начинает снимать, и софиты теперь просто спокойно светят, так что мне слышно клацанье фотозатвора. Нил стоит рядом с Мэтом, в одной руке держит софит, в другой — початую вторую бутылку капустного сока.

Стоя с картонкой, размышляю.

На самом деле Корвине на Пенумбру наплевать. Ему нужно все держать под контролем, и он пытается превратить меня в свое орудие. Слава богу, нас разделяет немалое расстояние: слышать этот голос вживую было бы сущим кошмаром. А может, он и не трудился бы меня убеждать. Просто нагрянул бы с шайкой черных балахонов. Но руки коротки: мы в Калифорнии, и целый континент нас ограждает. Корвина поздно спохватился, поэтому может пустить в ход только голос.

Мэт придвигается еще ближе, по-видимому, фиксируя молекулярные структуры на стойке, за которой я в последнее время проводил столь значительную часть жизни. На мгновение вижу перед собой отлично скомпонованный портрет: мелкий согбенный Мэт, обливаясь потом, прижимает к глазу фотоаппарат, а дородный плечистый Нил, улыбаясь, неподвижно держит софит и хлебает капустный сок. Мои друзья работают сообща. Для этого тоже требуется вера. Я вот не соображаю, зачем нужна моя картонка, но доверяю Мэту. Я знаю: получится красиво.

Корвина ничего не понял. Замыслы Пенумбры проваливались не потому, что он безнадежный фантазер. Будь Корвина прав, выходило бы, что никому не следует пробовать новое и рисковать. Может, у Пенумбры не получалось потому, что ему недостаточно помогали. Может, у него не было своего Мэта или Нила, Эшли или Кэт — а сейчас есть.

Корвина сказал: Пенумбру надо остановить.

Как бы не так. Мы, наоборот, ему поможем.

Вот и рассвет, и с его наступлением я понимаю: Пенумбру нынче ждать не стоит. Он отправится не в магазин, носящий его имя, а в Гугл. Примерно через два часа дело, над которым Пенумбра с братьями и сестрами корпели десятилетиями и веками, даст свои плоды. А сейчас он, наверное, где-нибудь жует праздничный бублик.

Здесь, в магазине, Мэт пакует софиты, возвращая их в серый поролоновый саркофаг. Нил заламывает белую картонку и несет в мусорный бак. Я сматываю оранжевые провода и навожу порядок на стойке. Все выглядит как обычно, ничего не сдвинуто. И все-таки что-то переменилось. Мы сфотографировали каждую поверхность: полки, стойку, дверь, пол. Засняли книги, все до одной, и те, что на передних полках, и Дальнеполочников. Конечно, мы не запечатлели отдельных страниц — это был бы проект иного масштаба. Если вам случится играть в «Братьев из суперкнижного», проходя по трехмерной модели магазина Пенумбры с розово-желтым светом за витринными окнами, с образуемой частицами дымкой в дальних углах, и вы решите впрямь почитать какую-нибудь из прекрасно текстурированных книг — увы. Построенная Нилом модель соответствует размерам магазина, но не его насыщенности.

— Завтракать? — спрашивает Нил.

— Завтракать! — соглашается Мэт.

И мы уходим. Вот и все. Выключаю свет и плотно закрываю за собой дверь. Колокольчик радостно звякает. Ключа у меня никогда не было.

— Дай глянуть фотки, — говорит Нил, вырывая у Мэта камеру.

— Погоди, погоди.

Мэт прячет фотоаппарат под мышку.

— Их нужно рассортировать. Пока что это сырой материал.

— Рассортировать? Первый сорт, второй, третий, так, что ли?

— Сделать цветокоррекцию. Перевожу: мне надо добиться, чтобы они классно выглядели.

Он поднимает бровь.

— Я думал, ты работаешь с киностудиями, Ша.

— Это он тебе сказал?

Нил разворачивается и смотрит на меня в упор:

— Ты ему сказал? Там документы!

— Заходи в Ай-Эл-Эм на следующей неделе, — спокойно говорит Мэт. — Я тебе кое-что покажу.

Оба уже далеко отошли, на полпути к машине Нила, а я все стою перед широкой витриной с ее большими золотыми буквами «Мистер Пенумбра», выполненными изящным шрифтом Gerritszoon. Внутри темно. Я прижимаю ладонь к эмблеме братства — двум рукам, сложенным в виде открытой книги, — и когда отнимаю ее, на стекле остается отпечаток моей пятерни.

Очень большая пушка

Наконец пришло время распутать шифр, который ждал пять столетий.

Кэт подала заявку, чтобы использовать амфитеатр гугловского центра визуализации данных с его огромными экранами. На пятачке перед ними она сдвинула столы из обеденной палатки: получилось похоже на центр управления полетом прямо с пикника.

Погода прекрасная: ярко-синее небо с легкими мазками белых облачков — завитушек и финтифлюшек. Любопытные колибри зависают перед экранами, потом упархивают прочь за сочные лужайки. В отдалении слышна музыка: духовой оркестр Гугла репетирует вальс, написанный по специальному алгоритму.

Внизу готовится к работе собранная Кэт группа дешифровщиков. Вынимаются ноутбуки, каждый украшен своей коллекцией наклеек и голограмм. Втыкаются силовые шнуры и волоконная оптика, гугловцы разминают пальцы.

Среди них и Игорь. Блестящие способности, показанные на встрече в книжном магазине, обеспечили ему специальное приглашение: сегодня он допущен к Большому Ящику. Игорь склоняется над ноутом, тонкие руки порхают по клавишам, сливаясь в сплошное голубоватое пятно, и двое гугловцев во все глаза глядят ему через плечо.

Кэт снует между дешифровщиками, совещается с каждым по отдельности. Улыбается, кивает, похлопывает по спинам. Сегодня она полководец, а это ее воины.

Здесь Тиндэлл, Лапен, Имберт и Федоров, а также все остальные местные новички. Они сидят на краю амфитеатра, рядком, на верхней каменной ступени. Подходят и другие. Здесь седовласая Мюриэл и Грег, гугловец с прической-хвостом. Сегодня он держится в компании братьев по Капталу.