Интенсивная терапия. Истории о врачах, пациентах и о том, как их изменила пандемия - Гэвин Фрэнсис

и Беки разрешали быть прагматичными, открывалось множество возможностей. Никто не был уверен в том, что оксфордская вакцина сможет вызвать сильную или стойкую иммунную реакцию, способную защитить население. Социальная, медицинская и экономическая ситуация, сложившаяся из-за пандемии, была катастрофической. Покидая Эдинбургское региональное управление по инфекционным заболеваниям, я чувствовал воодушевление и вдохновение. Я думал о преданных делу медицинских работниках и исследователях со всего мира, которые объединяли усилия, чтобы найти то, что помогло бы нам вернуться к нормальной жизни.

Вакцины от коронавируса оказались особенно трудными для производства по ряду причин. Во-первых, вирус быстро мутирует, и это означало, что к тому моменту, как вакцина будет разработана, протестирована, одобрена для использования и распределена по медицинским организациям, он уже уйдет вперед, и вакцина, с таким трудом создаваемая, уже будет неэффективна. Также важно иметь в виду, что коронавирусы действуют снаружи: в пазухах носа, горле и легких, куда антителам тяжело попадать. Кроме того, иммунитет к вирусам простуды обычно временный и длится месяцы, а не годы.

Надежда на то, что вакцинация людей от коронавируса значительно облегчит протекание повторных инфекций, была, но в этом никто не мог быть уверен.

Четвертая, еще более серьезная проблема стала очевидна 20 лет назад, когда велась разработка вакцины от SARS-CoV-1. У хорьков, которым делали прививку от этого коронавируса, быстро развивался иммунитет, но, когда они заражались SARS-CoV-1, их иммунная система атаковала не только вирус, но и печень. У привитых мышей развивалась аллергическая реакция; она была не менее опасной, чем сама инфекция. В этом и заключался парадокс, который мог касаться и COVID-19: сам по себе вирус может вызывать воспаление и повреждать легкие и другие органы, но в то же время реакция организма на него может быть еще более опасной.

В оксфордском исследовании вакцины удивляло то, как много участников было в значительной степени защищено от вируса, хотя у них отсутствовали определяемые циркулирующие антитела. Только у 6 % людей из когорты Беки был гуморальный иммунный ответ на вирус (термин, используемый для обозначения антител в крови), хотя многие участники исследования работали с коронавирусными пациентами в разгаре пандемии. Вместо этого у них наблюдался чисто клеточный иммунный ответ через Т-клетки – лимфоциты, которые, в отличие от В-клеток, не производят антитела. Существует четыре типа Т-клеток: они могут быть хелперами, или помощниками, В-клеток; киллерами инфицированных клеток организма; движущей силой воспаления в тканях, а также модуляторами иммунного ответа, предотвращающими разрушительный иммунный шторм.

– Делать выводы пока рано, – сказала Беки. – У некоторых участников тест на коронавирус недавно оказался положительным, и нам интересно посмотреть, будут ли они более защищены, чем невакцинированные.

Поскольку заболеваемость коронавирусом в Шотландии продолжала снижаться, ученые столкнулись с приятной проблемой: зараженных COVID-19 было недостаточно, чтобы понять, действительно ли вакцинированные защищены лучше. В Оксфорде молодых и здоровых привитых волонтеров призвали подвергнуть себя воздействию вируса. Беки сказала мне, что дочерние исследования теперь проводятся в Бразилии, США и Кении.

Мы с коллегами и пациентами часто разговаривали о том, как скоро появится вакцина. Я осознал, как сильно вакцинация изменила практику медицины и нашу жизнь в целом. В то же время опросы показывали, что менее 70 % британцев готовы привиться от SARS-CoV-2. Это было меньше, чем требовалось для достижения коллективного иммунитета, поскольку в случае большинства вирусов иммунитет к заболеванию должен быть у 80–95 % населения. Работая врачом, я стал свидетелем страшных последствий падения уровня вакцинации, особенно от кори, паротита и краснухи (КПК). «Воскресли» заболевания, которые в начале своей карьеры я считал канувшими в Лету. Иногда я все еще встречаю пациентов, которые беспокоятся по поводу связи вакцины от КПК с аутизмом, хотя доказательств ее наличия нет. Когда в интернете стали циркулировать аналогичные беспочвенные теории заговора, связанные с вакциной от коронавируса, я понял, что всеобщая вакцинация конца ХХ века породила самоуспокоенность среди жителей Запада.

Я не видел Саймона год или два. Ему было около 25 лет, и он работал разработчиком программного обеспечения. Саймон носил старомодные очки, всегда ходил со щетиной и убирал волосы в короткий хвост. У него было множество кожных заболеваний, таких как экзема, псориаз и акне, и все наши разговоры всегда касались только их. Мы обсуждали, как сделать так, чтобы лечение облегчило одно заболевание и не обострило другие. Поэтому я удивился, когда он позвонил мне и задал вопрос о вакцинации.

– Почему вы спрашиваете? – поинтересовался я.

– Мои родители не доверяют иммунизации, – сказал он, – поэтому мне никогда не делали прививок. Теперь, когда пандемия в разгаре, я подозреваю, что это была плохая идея.

Когда была популярна ныне опровергнутая теория заговора о связи вакцины от КПК с аутизмом, Саймон был ребенком, но его родители определились с отношением к вакцинации еще до этого. Саймону повезло: поскольку большинство его одноклассников и других членов общества были вакцинированы, он не заболел. Я знал других непривитых детей, которым повезло меньше: у одного из двадцати детей, больных корью, развивается пневмония, а у одного из тысячи – энцефалит, крайне тяжелое осложнение (вирусная инфекция клеток мозга). Приблизительно двое детей из тысячи умирает от кори. Я пригласил Саймона прийти ко мне, чтобы обсудить все лично и составить график его запоздалой вакцинации.

Есть множество причин, по которым люди отказываются от вакцинации – собственной или своих детей. В книге «Прививки: почему родители противятся вакцинации» американский социолог Дженнифер Рейх, которая занималась изучением причин отказа от вакцинации, упомянула о парадоксе: американцы, которые родили детей позже, имели более высокий уровень образования, чем те, кто сделал это раньше, но были более склонны отказываться от вакцинации. По мнению Рейх, их отказ был обусловлен тем, что они считали себя экспертами во всем, что касалось их детей, и не желали советоваться с другими, медицинскими, экспертами.

По мнению Рейх, члены изучаемых ею сообществ имели сниженное чувство ответственности друг за друга. Кроме того, низкий уровень заболеваемости среди детей вселил в родителей чрезмерную уверенность в их способности бороться с инфекционными заболеваниями. Многие люди говорили о токсинах окружающей среды и недоверии к фармацевтическим компаниям. Рейх также отметила, что хелсизм[41] стал весьма распространен среди элиты и определенных профессиональных групп. Для меня это было новое слово, обозначавшее веру в то, что для защиты от инфекционных заболеваний достаточно здорового питания и физических упражнений.

У Рейх не было времени ругать родителей, и, по ее мнению, обычно нет никакого смысла в том, чтобы представлять родителей-антипрививочников как «глупых, невежественных, оторванных от реальности и эгоистичных людей». Во введении к своей книге она пишет, что вакцинировала своих детей, объясняя этот выбор так: «Я верю, что вакцины практически безопасны, и считаю, что мы можем пойти на минимальные риски, чтобы защитить наиболее уязвимых