Генеральный штаб в предвоенные годы - Матвей Захаров

Помимо общих разделов, отражаемых в военной конвенции, предполагалось, что генеральные штабы союзных держав на своих совместных заседаниях будут разрабатывать более подробно чисто специфические военные вопросы, вытекающие из потребностей вооруженной борьбы. Круг последних замыкался на таких узловых деталях, как определение основной группировки противника и ее численности в каждой данной ситуации, установление решающего театра военных действий и операционных направлений на нем, числа войск и объема материальных средств, сосредоточиваемых для проведения той или иной операции, выявление способа действий и технических сторон связи союзного командования.

Таким образом, вся сумма разнообразных проблем, связанных с построением коалиции или федерации (имелось в виду для социалистических стран) и их функционированием, в деталях заблаговременно изучалась и разрабатывалась в советском Генеральном штабе. Последнее позволило уверенно и квалифицированно решать широкий круг вопросов, выдвигаемых подготовкой военных переговоров с Англией и Францией в 1939 году.

Буржуазная военная мысль в этой области топталась на месте, несмотря на имевшийся, правда ограниченный, опыт первой мировой войны. Например, Тройственный союз (блок Германии, Австро-Венгрии и Италии) в ходе минувшей войны не имел единого командования и не пытался его создать. В странах же Антанты мучительно долго искали приемлемые формы единого руководства и планирования, которые, однако, не пошли дальше определения главного противника, количества выставляемых сил и времени окончания их сосредоточения. Создание же единого центра руководства войсками и назначение общего главнокомандующего, осуществленное только в конце первой мировой войны, представляло собой бледную импровизацию формального порядка. Буржуазная военная мысль продолжала оставаться на старых позициях. Буржуазный мир, раздираемый социально-политическими противоречиями, сковывал развитие своей военной науки и навязывал ей консервативный образ мышления.

Рассмотрению планов советского командования и западных государств в ходе военных переговоров в августе 1939 года в свое время было отведено много места в нашей печати{116}. В ней нашли отражение политические аспекты интересующего нас события. Помимо изложенного хотелось бы остановиться и на таких деталях, которые не всегда замечаются нашей военно-исторической наукой.

С первых же дней начавшихся переговоров выяснилось, что английская и французская военные миссии не только не имели достаточных полномочий, чтобы подписать военную конвенцию (а это и было главной задачей переговоров), но и не имели даже предварительных наметок военного плана совместного сопротивления блоку агрессоров в Европе.

Генеральные штабы Англии и Франции не были готовы, а скорее, не желали ответить на стержневой, кардинальный вопрос: как они себе представляют участие Вооруженных Сил СССР в совместной борьбе против блока агрессоров или главного агрессора в случае его выступления и как должна быть организована защита, оттяжка сил агрессора на Востоке? Они также не могли ответить и на другой, более конкретный вопрос, имевший особое значение для советской стороны: будут ли советские войска пропущены через польскую территорию по Виленскому коридору и в Галицию, а также через румынскую территорию, чтобы войти в непосредственное соприкосновение с противником?{117}

Английская и французская военные миссии на протяжении всех переговоров бесконечно навязывали для обсуждения беспредметные, ни к чему не обязывающие "общие цели" и "общие принципы" военного сотрудничества, которые могли бы, по свидетельству главы советской военной миссии маршала К. Е. Ворошилова, "послужить материалом для какой-нибудь абстрактной декларации"{118}.

Советская военная делегация предлагала выработать и подписать военную конвенцию, где бы конкретно были отражены военные планы союзников и точно определены количество выделяемых дивизий, артиллерийских орудий, танков, самолетов, морских эскадр и все прочее для совместных действий по обороне договаривающихся сторон{119}. Строгий подход нашей делегации к решению важных военных проблем диктовался сложной военно-политической обстановкой, когда события в мире нарастали с быстротой снежной лавины. Советская делегация предлагала не тратить попусту время, заседать каждый день, и не по четыре часа, как на этом настояли западные партнеры, а значительно больше. Если советская военная делегация в ходе переговоров задала всего несколько вопросов делового порядка, то английская и французская миссии, особенно в последние дни, намереваясь, по-видимому, как можно дольше затянуть совещание, зашедшее уже в самом начале в тупик, задали более 26 вопросов явно провокационного и разведывательного характера. Подготовка ответов на эти вопросы и их обсуждение потребовали бы еще нескольких суток бесплодных переговоров.

Этот фарс выглядел явным дипломатическим жульничеством и дипломатической диверсией, которая имела своей конечной целью привести к столкновению Советский Союз с фашистской Германией в момент, когда милитаристская Япония вела уже против нас необъявленную войну на территории союзной нам Монгольской Народной Республики, и, следовательно, заставить СССР втянуться в непосильную и изнурительную борьбу на два фронта.

ЦК партии и Советское правительство своевременно разгадали этот коварный маневр империалистов, готовивших СССР западню, и были вынуждены прекратить дальнейшие переговоры.

Честный и серьезный подход к решению проблемы создания коллективной безопасности бесспорно привел бы к созданию непреодолимого барьера на пути фашистской агрессии в Европе и Азии и, следовательно, к пресечению развязывания второй мировой войны в самом ее зародыше. В этот период соотношение сил могло сложиться не в пользу гитлеровского блока, будь на то доброе желание правительств Англии, Франции и Польши.

Вооруженные силы СССР, Англии, Франции и Польши в совокупности имели (по официальным сведениям военных миссий) 311 дивизий, 11700 самолетов, 15400 танков и 9 600 тяжелых орудий. У фашистского блока (Германия и Италия) сил было почти в два раза меньше: 168 дивизий, 7700 самолетов. 8400 танков, 4 350 тяжелых орудий.

Однако Англия и Франция, подстрекаемые США, не захотели из-за своих узкокорыстных империалистических интересов использовать выгодное соотношение сил в целях предотвращения войны и поддержания политики коллективной безопасности.

Таким образом, для Советского Союза складывалась самая неблагоприятная обстановка. Вырисовывалась безотрадная перспектива одновременной войны на двух фронтах - в Европе и на Дальнем Востоке. Положение усугублялось тем, что СССР оставался без союзников, в полной изоляции, при наличии враждебного капиталистического окружения.

Партия и Советское правительство должны были сделать все возможное, чтобы избавить наш народ от столкновения один на один с антисоветской коалицией империалистических держав.

Советское правительство, заботясь о судьбах первого в мире социалистического государства, в самый последний момент, когда провал переговоров с Англией и Францией стал очевидным, вынуждено было принять предложение Германии заключить с ней пакт о ненападении, хотя и видело всю непрочность и ненадежность этого договора, его временный характер.

Подписание договора о ненападении с Германией расстроило планы международной империалистической реакции и нанесло удар по сторонникам мюнхенской политики, расставлявшим сети против СССР.

Попытка толкнуть фашистскую Германию на войну против СССР не удалась. США, Англия и Франция просчитались и были наказаны за свою недальновидную политику.

Советский Союз получил почти два года мирного времени, которые были использованы для того, чтобы поднять военно-экономическую мощь государства.

Предпринятый Советским Союзом шаг был довольно верно понят рядом видных политических и государственных деятелей Запада.

В своих мемуарах "Ветер перемен" Г. Макмиллан, бывший с 1957 по 1963 год премьер-министром Англии, дает следующую оценку советско-германскому пакту о ненападении: "Их мотивы (то есть мотивы Советского Союза. - М. З.) были просты. Они уже не верили, что даже трехсторонний союз сдержит Гитлера, который был полон решимости сокрушить Польшу. Они, возможно, также переоценили силы союзников и считали, что война, если она начнется и ее не удастся избежать с помощью второго Мюнхена, измотает немцев. Выгоды от политики нейтралитета были бы значительны: они получили бы время для реорганизации своих армий... и для завершения их оснащения".

Г. Макмиллан, допуская большие передержки, в одном оказался прав: полученное Советским Союзом мирное время было использовано для укрепления обороноспособности страны и вооруженных сил.