Уцелевшие - Майк Гелприн

– Вот это да, – вновь не выдержал Косарь. – Что же получается – эти твари, значит, хорошие, а мы, выходит, плохие, так, что ли? Они не предают, не лгут, надо же. Да пропади они с этим их благородством. Они убийцы, понятно? Хладнокровные жестокие убийцы. Ах да, как же, они ведь убивают не своих. Так что, им простительно, получается? А вот хрен я им прощу, высшей расе этой долбаной. Я их, сколько их осталось, всех голыми руками бы передавил…

– Я понимать, что вы говорить, – быстро сказала по-русски Натали. Щеки у нее раскраснелись, глаза посуровели, свободно лежащие на столе руки напряглись, и сжались кулаки. – Теперь понимать. Мы теперь все это понимать. Раньше быть не так. Мы хотеть с йолнами контакт. Хотеть использовать их. Мы много спорить эта тема и даже ругаться. Пьер хотеть ловить йолна и договариваться с ним, не убивать его. Но теперь Пьера нет. Мы приходить одно мнение. Мы не хотеть больше охота, не ставить больше цель. Мы хотеть, – Натали щелкнула пальцами, подыскивая нужное слово, – мы хотеть их…

– Уничтожить, – подсказал Антон.

– Да, уничтожить. Стереть с лицо Земли.

– Хорошо, – резюмировал граф после длительной паузы. – Мы поняли вас – йолнов можно принудить совершать определенные действия, угрожая им смертью сородичей. Но вы сказали, что сие лишь одна из двух особенностей в отношениях между ними и людьми. Какова же тогда вторая?

– Есть и вторая, – Натали вновь перешла на французский. – Были случаи, когда йолны сотрудничали с людьми без принуждения. Можно сказать, добровольно.

– Час от часу не легче, – вздохнул Косарь, выслушав перевод графа. – Я, по-моему, догадываюсь, как они сотрудничали. Предлагали свои услуги в качестве киллеров, не иначе. На что еще способна эта сволочь?

– Вы почти правы, – ответила Натали. – Но лишь почти. Да, были случаи, когда йолны добровольно шли убивать. Но только не в качестве киллеров. Они шли воевать. Солдатами. В основном в разведку. На войне.

– Вот те раз, – присвистнул Косарь. – И на чьей же стороне воевали эти «герои»?

– А это как раз не важно. На любой стороне. Но с той же самой целью. Спасти своих, оказавшихся волею событий на территории врага.

Скорый поезд Челябинск – Москва отошел от перрона ранним утром. Через час после отправления дородная пожилая проводница принялась разносить чай, незамысловатую снедь и местную прессу. Гйол отказалась от всего. Она еще не привыкла к новому телу и не знала, какой рацион лучше подходит для поддержания организма. Проверять это, по возможности, следовало в комфортных условиях и на большом ассортименте съестного. Пресса же вызывала у Гйол отвращение, хотя она заставляла себя скрупулезно читать центральные издания в надежде наткнуться на полезную для себя информацию.

Гйол покинула купе, в котором трое ее попутчиков, особей мужского пола, от двадцати до двадцати пяти лет от роду, бодро распаковывали дорожные сумки и извлекали из них продукты. Съестному сопутствовала бутылка водки.

– Кто глушит водку по утрам, – глупо скалясь, сказала особь, откликавшаяся на имя Олежка, – тот поступает мудро.

Гйол передернуло от отвращения. Йолны редко употребляли спиртное и если все же употребляли, то всегда в умеренных количествах. Потерять контроль над собой в результате алкогольного опьянения, что может быть хуже?.. Гйол вспомнила отвратительную бродяжку, телом которой она вынуждена была воспользоваться и просуществовать в нем целый день, пока не представилась возможность его сменить. Воспоминания усилили чувства отторжения и брезгливости. Тело, должно быть, давно уже в морге, а Гйол до сих пор казалось, что она запачкана чем-то мерзким, склизким и противным. Зато ее теперешнее тело было выше всяких похвал. Молодое, упругое, с белой гладкой кожей и, что важнее всего, полное сил.

Гйол заперлась в туалете и взглянула в висящее на стене зеркало. До этого у нее не было случая изучить свою новую наружность – приходилось спешить. Лицо не понравилось Гйол – оно было слишком красивым, по меркам людей, разумеется. Йолна по опыту знала, что это привлечет к ней нежелательное внимание. Ничего, неудачная стрижка, дурно наложенная косметика и дешевая безвкусная одежда могут творить чудеса. Нужно только добраться до Москвы, а там уж она позаботится об этом.

Гйол быстро разоблачилась догола и осмотрела тело в деталях. Этим осмотром она осталась довольна: он подтвердил ее изначальное предположение. Тело выглядело прекрасно, ресурсы его явно были достаточно велики, и при известной экономии оно могло прослужить долго. Тело Анжелы Заяц, правда, было не хуже. Гйол рассчитывала, что, отсидевшись до лета, покинет Синегорье именно в обличье Анжелы. Однако судьба распорядилась иначе, так, как уже распоряжалась неоднократно, путая планы и меняя намерения.

Гйол оделась и открыла дамскую сумочку, свой единственный багаж. Сумочка принадлежала еще Анжеле Заяц. Документы Заяц остались там же, где ее тело, но украшения и остаток денег Гйол забрала с собой. Сейчас в сумочке, кроме документов на имя Елены Рогожкиной, находился еще и паспорт Нины Губановой. От него необходимо было избавиться, сделать это раньше Гйол не успела. Она разорвала паспорт пополам и принялась методично измельчать каждую половину. Закончив, спустила обрывки в унитаз, вышла из туалета и едва не столкнулась с проводницей, катящей тележку с использованными стаканами. Гйол осведомилась, где вагон-ресторан, поблагодарила и двинулась по направлению к голове поезда.

Вагон-ресторан оказался закрыт. Это было нехорошо, потому что чувство голода начало уже серьезно беспокоить. Принимать пищу, однако, следовало осторожно, в процессе выясняя, какие блюда новому телу по вкусу, а от каких лучше воздерживаться.

Из-за двери вагона-ресторана раздавались неясные звуки и доносился запах кофе. Вслушавшись, Гйол определила, что за дверью находятся люди, передвигающие по полу нечто тяжелое. Гйол решительно постучала. Долгое время никто не открывал, потом раздался звук шаркающих шагов, и гортанный голос поинтересовался, какого черта.

Гйол вежливо ответила, что мечтает выпить кофе. Ее новый голос был немного низок для особи женского пола, но приятен для слуха.

Видимо, стоящему за дверью голос пришелся по душе, потому что дверь отворилась, и на Гйол уставилась толстая особь мужского пола, небритая, поросшая густым волосом и с большим вислым носом на круглом толстогубом лице.

– Вах, какой красавиц прышел, – продемонстрировав в оскале полный золотых зубов рот, сказала особь. – Канэчна, будэт тэбэ кофэ. Многа кофэ будэт. Эй, Ахмэт, ыды скарэй суда, пасматры, кто прышел, да.

Рядом с заплывшим жиром оратором появился другой, весьма похожий на первого, только не такой толстый. Он также выразил восторженное удовольствие по поводу визита «такой желанной гость» и широким жестом пригласил заходить. Гйол ступила вовнутрь, и Ахмет накинул сомнительной свежести скатерть на ближайший от двери столик. Его приятель, откликавшийся на имя Садык, бросил на скатерть кожаную папку с потертым золотым обрезом, на которой было написано «Меню».