Юность в кандалах - Дмитрий Великорусов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Затягивали трубу через блатных, а те через ноги. В передачах было запрещено протаскивать такие запреты. Особо жёсткий запрет стоял на наркоту, так как это ставило под угрозу, помимо общего положения тюрьмы, ещё и судьбу того, кто передачу делает. Доктор рассказывал один случай, который произошёл, когда он сидел на Бутырке. Один арестант, назовём его Вася, попросил другого (пусть будет Петя) о услуге, потому что у него уже истёк лимит положенных передач. Дескать, на воле друзья Васи передадут кабана матери Пети, а она сделает передачку на имя своего сына, так как у того не был превышен лимит, в отличии от Васи. Ну, Петя и согласился. А вскоре выясняется, что в передаче обнаружили наркоту и мать Пети попала под следствие. Был поднят до блатных вопрос, и с Васи, благодаря которому случился этот конфуз, за поломанную судьбу спросили, как с гада. Взяли литряк[199], забили туда клейстер и влупили посудиной негодяю прямо по голове, да так, что ручка осталась в руке, а Вася уехал на больничку. Ну и объявлен он был гадом, стал жить подобающе своему статусу.
На взросле я перестал ходить на прогулки во дворик. Он, как и на малолетке, располагался на крыше тюрьмы, закрытый сверху ещё стальным настилом. Толку от этих прогулок мало — неба всё равно не видишь. Разве только можно было подышать пропахшим смогом воздухом Москвы. Но в Капотне, которая в изобилии усыпана заводами, выбрасывающими в воздух всевозможные загрязнения, даже не знаешь, что лучше. Днём я спал, мне было просто лень встать и пойти на прогулку, так как потом я бы уже не уснул, а ночью надо быть на ногах. Воздуха в тюрьме катастрофически не хватало, решётки на окнах были с маленькими прорезями, окно открывалось на небольшую щелку. Арестанты постоянно гнили в прямом смысле слова. На теле из-за нехватки воздуха и витаминов появлялись гнойники, и многие ходили фиолетовые, измазанные фукарцином. На малолетке данная участь меня миновала, но, поднявшись на взросляк, загнил и я. А в это время я общался со своей подругой со школьных времён, которая выслала мне ММС-кой своё фото и попросила фото взамен. А у меня лицо всё вымазано фукарцином, в пятнах как леопард. Но я исхитрился, сфоткался с сигаретой в руках, типа затягиваюсь, и прикрыл так гниющую носогубную область.
Связью с соседними камерами служили проделанные в стене кабуры, и я любил по ночам общаться через них с бродягами из соседних хат. Иногда заваривал коня, и меня так пробивало на общение, что на кабуре мог висеть по часу. Общались на разные темы, часто я интересовался различными тюремными историями, опытом отсидки, в каких лагерях какое положение. У многих из них было по несколько ходок за спиной, кто-то в прошлом смотрел за лагерем, кто-то за бараком. Уже на тюрьме я примерно знал этапную географию, куда везли сидеть из Москвы и положение на лагерях. Полностью на чёрном положении были лагеря под Смоленском, Ярославлем, Брянском[200], Рязанью, Курском, Воронежем, Коломне. Часто возили под Тамбов, там лагеря были режимными. Общее, грев крыши и смотрящие присутствовали, но при подъёме в зону обязательна была подпись 106-ой статьи[201] и ходили по плацу строем, хоть и не маршем. Красными управами были Поволжье, Урал, Приуралье, Мордовия. Самыми красными лагерями считались так называемые экспериментальные лагеря или пидерлаги, как их называли. Туда везли целенаправленно ломать, всячески издевались над заключёнными и нередки были случаи, когда забивали людей насмерть. Отрицать режим было невозможно, если не могли сломать физически, то насиловали. Если исключения и были, то отнюдь не по инициативе отрицалы, а потому что администрация сделала исключение либо в случае исключительного везения. Если был указ сломать, то других вариантов быть не могло. Какой бы сильный дух не был, опустить могли любого. Все пытки совершали активисты с ведома администрации. Такие лагеря были в Саратовской и Свердловской областях. Как-то по централу проходил прогон от воров, что с тех, кто был на таких лагерях и встал на должность, но при этом не имеет за собой гадских и бл*дских поступков, спроса нет, живут они в дальнейшем мужиками, и пусть лучше Люди[202] будут на должностях, чем бл*ди. О таких лагерях ходили легенды и попасть туда никто не желал. Я радовался, что избежал красной малолетки, так как там тоже творился сплошной беспредел.
Одно время по малявам я переписывался со смотрящим за кичей, бродягой. Он говорил многие правильные вещи и производил хорошее впечатление. Общались с ним в основном о понятиях, и он говорил, что если бы все были так подкованы как я, то в тюрьмах всё было бы намного лучше. Мне, конечно, это льстило, но он забывал, что сижу я далеко не за воровское, просто в виду своей любознательности, любил досконально изучить интересные мне темы. Потом от Доктора выяснилось, что смотрящий за кичей тоже наркоман, и у меня испортилось мнение о этом человеке. Некоторые из бродяг с соседних хат, помимо того, что рассуждали правильно, ещё и жили по старым воровским канонам и отравы в руки не брали. Наркоман для меня всегда был ненадёжным человеком. Как может быть надёжным тот, кто зависим от какой-либо слабости? А наркомания — апогей зависимости.
На взросле я возобновил своё любимое занятие — бить наколки. Андрей татуировок не хотел, у особика Толи за все года его отсидки не было ни одной наколки, но Доктор моим предложением заинтересовался. Машинки в хате не было, что меня, кстати, разочаровало. Я думал, что на взросле в машинках нехватки нет, но как выяснилось было всего пару бэх[203] на централе, да и те по дороге не гонялись. Пришлось по старинке мастерить першню и заготавливать жжёнку. Наколоть себе Доктор захотел
