Мифология Петербурга: Очерки. - Наум Синдаловский

Яркая и броская реклама другого парусинового балаганчика весело зазывает публику всего за алтын увидеть Зимний дворец в натуральную величину. А внутри балагана хитро улыбающийся хозяин откидывает пеструю тряпичную занавеску и показывает застывшей от изумления публике стоящий напротив Зимний дворец. Подсознательное желание разгоряченной всеобщим весельем публики быть обманутой было так велико, что подобные стереотипные розыгрыши устраивались порою в нескольких балаганах, стоявших рядом друг с другом, одновременно. «Ах, обмануть меня не трудно,/Я сам обманываться рад». При особом желании за весьма умеренную плату можно было увидеть и Александровскую колонну в натуральную величину, и панораму Петербурга, и многое другое.

Народные гулянья вызвали к жизни невиданный прилив устного народного творчества. Балаганные деды – зазывалы, выполняя роль живой рекламы, виртуозно нанизывали одни рифмованные строки на другие, собирая огромные толпы завороженных слушателей:

А вот, ребята, это Параша,Только моя, а не ваша.Хотел было на ней жениться,Да вспомнил: при живой жене это не годится.Всем бы Параша хороша, да только щеки натирает,То-то в Питере кирпичу не хватает.

У вас, господа, есть часы?У меня часы есть. Два вершка пятнадцатого.Позвольте, господа, у вас проверитьИли мне аршином померить.Если мне мои часы заводить,Так надо за Нарвскую заставу выходить…

А еще, ребята, что я вам скажу:Гулял я по Невскому пришпектуИ ругнулся по русскому диалекту.Ан тут передо мной хожалый:В фортал, говорит, пожалуй.

За что, я говорю?.. А не ругайся! –Вот за то и в часть отправляйся!Хорошо еще, что у меня в кармане рупь-целковый случился,Так я по дороге в фортал откупился.Так-то вот, ребята, на Невском проспектеНе растабаривайте на русском диалекте.

Жена у меня красавица –Позади ноги таскаются.Теперича у нее носС Николаевский мост.Но я хочу пустить ее в моду,Чтобы, значит, кому угодно.

Жена моя солидна,За три версты видно.Стройная, высокая,С неделю ростом и два дни загнувши.Уж признаться сказать,Как бывало в красный сарафан нарядится,Да на Невский проспект покажется,Даже извозчики ругаются:Очень лошади пугаются.Как наклонится,Так три фунта грязи отломится.

Балаганные деды обычно громко, стараясь перекричать друг друга, зазывали на представления с балконов дощатых павильонов-балаганов. Другое дело, раешники (от слова раёк – райское действо) со своими загадочными потешными панорамами, которые представляли собой небольшие деревянные ящики с двумя отверстиями, снабженными увеличительными стеклами и несложным устройством внутри. При помощи рукоятки раешник неторопливо перематывал бумажную ленту с изображениями разных городов, событий или известных людей, сопровождая показ веселыми рифмованными шутками и присказками. Понятно, что Петербург в этом представлении занимал далеко не последнее место:

А вот и я, развеселый грешник,Великопостный потешник –Петербургский раешникСо своей потешной панорамою.Верчу, поворачиваю,Публику обморачиваю,А себе пятачки заколачиваю.

А вот андерманир штук другой вид:Петр первый стоит.Государь был славный,Да притом же и православный.На болоте выстроил столицу…

Вот смотри и гляди –Город Санкт-Петербург,Петропавловская крепость,На крепости пушки палят,А в казематах преступники сидят и пищат,А корабли к Питеру летят.

А вот город Питер,Что барам бока вытер.Там живут немцыИ всякие разные иноземцы.Русский хлеб едятИ косо на нас глядят,Набивают свои карманыИ нас же бранят за обманы.

А вот позвольте посмотреть:С птичьего полета, а может и выше –С золоченой адмиралтейской крыши,Как на ладони – весь город Питер,Что многим бока повытер.

А вот пожар Апраксина рынка!Пожарники скачут.В бочки полуштофы прячут –Воды не хватает,Так они водкой заливают,Чтобы поярче горело.

А это город Питер,……………………Воды в нем тьма-тьмущая,Река течет пребольшущая,А мелкие реки не мерены,Все счета им потеряны.

А это извольте смотреть-рассматривать,Глядеть и разглядывать,Лександровский сад.Там девушки гуляют в шубках,В юбках и тряпках,Зеленых подкладках.Пукли фальшивы,А головы плешивы.

А вот петербургская дама,Только не из Амстердама,Приехала из РигиПродавать фиги.Купеческих сынков обставлятьДа сети им расставлять.Карьеру начали с прачки,Да давали им много потачки.

Такие же веселые и нехитрые прибаутки веселили публику вокруг дешевых распродаж и розыгрышей всевозможных лотерей:

А вот, господа, разыгрывается мое именье –На Смоленском кладбище каменья.

А еще, господа, киса старого брадобреяВ Апраксином рынке в галерее.

А еще, господа, подсвечник апликеИ тот заложен в Полтарацком кабаке.А ты, рыжий, свечку погаси,А подсвечник в Апраксин продать снеси.

Еще, господа, кольцо золотое,Даже заказное,У Берта отлитое,Полтора пуда весом.

Серьги золотыеУ Берта на заводе из меди литые,Безо всякого подмесуДевять пудов весу.

Славный век праздничных балаганов, вместившись в календарные рамки XIX века и оставив по себе завидную славу в городском фольклоре, уходил в прошлое. Поиски новых форм общественных городских развлечений привели к созданию такого феномена, как народный дом. Прообразы будущих домов и дворцов культуры представляли из себя прекрасно исполненные лучшими петербургскими зодчими здания, где под одной крышей располагались театральные залы и библиотеки, кафе и дешевые буфеты, помещения для художественной самодеятельности и кинотеатры. Вокруг зданий, как правило, разбивали сады с американскими горами, каруселями и детскими площадками. Крупнейшим и самым популярным в Петербурге был Народный дом имени императора Николая II, выстроенный на Петербургской стороне в непосредственной близости к городскому зоопарку – любимому месту воскресных прогулок петербургских детей. Ныне в здании Народного дома расположены Планетарий, Стереокино и Мюзик-холл.

Салонные остряки этот Народный дом окрестили «Публичным домом императора Николая II». Говорят, скандальное прозвище восходит к безобидному курьезу, имевшему довольно отдаленное отношение и к Николаю II, и к самому Народному дому его имени.

Среди петербургских филокартистов бытует легенда о том, как однажды из Швеции, где Россия в то время заказывала почтовые открытки, прибыла партия открыток с изображением Народного дома имени императора Николая II. Когда в Кронштадте этот груз начали принимать заказчики, то к своему ужасу увидели, что вместо слова «народный» в названии стояло слово «публичный». Очевидно, иностранцам при переводе нетрудно было спутать слова «народ» и «публика», а то, что «публичный» в сочетании с «домом», да еще рядом с именем императора в русском языке приобретает особенно пикантный оттенок, им и в голову не пришло. Вся партия открыток была забракована и тут же уничтожена. Но фольклор, к счастью, сохранил этот яркий и такой выразительный штрих общественной жизни Петербурга предреволюционной поры.

Несмотря на огромное количество революционных праздников и их массовый характер, в советский период петербургской истории свидетельств о них в фольклоре не осталось. Бог знает почему. То ли праздники были изначально рассчитаны на внешний эффект. Их разглядывали и оценивали с недосягаемых высот руководящих трибун. То ли в них никакой объединяющей идеи на самом деле не было и, едва дождавшись разрешения, многолюдные потоки демонстраций мгновенно превращались в исчезающие в подъездах домов ручейки усталых и проголодавшихся людей.