Повседневная жизнь французов во времена Религиозных войн - Жан Мари Констан
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Затянувшийся почти на сорок лет религиозный конфликт завершился Нантским эдиктом, принятым королем Генрихом IV в 1598 году. Согласно этому эдикту, король, желая прекратить «смуту и распрю» между своими подданными, разрешал исповедовать «так называемую реформированную религию» во «всех городах и местах королевства» «без преследований, притеснений и принуждений». Нантский эдикт стал первой в Европе попыткой придать легальный статус религиозному меньшинству, заставить общественное мнение пойти на компромисс. Для своего времени подобного рода документ являлся поистине передовым, ибо, по словам автора, он впервые в европейской политике поставил на повестку дня понятие терпимости, «толерантности», хотя, разумеется, о терпимости в современном понимании этого слова говорить не приходится.
С принятием Нантского эдикта завершились восемь религиозных войн, был достигнут — пусть непрочный — консенсус в обществе, и Франция смогла, наконец, вздохнуть свободно и начать восстанавливать разрушенное постоянными войнами хозяйство. Но история конфессионального противостояния на этом не завершилась. Как следует из источников, после восшествия на престол Генриха IV пасторы обнаружили среди реформатов «отсутствие дисциплины», а также «благородного огня», пылавшего в глазах защитников веры во время гражданских войн. И пасторы принялись усиленно блюсти нравы отбившейся за время войн от рук паствы. Отовсюду неслись призывы блюсти умеренность в одежде, украшениях и прическе. Гугенотам стали запрещать вступать в браки с католиками, а те, у кого жены были католичками, обязаны были обратить их в протестантскую веру. Дабы вверенное пастырям стадо соблюдало принципы кальвинистской нравственности, усилилось вмешательство церкви в частные дела, в частные отношения, была установлена система строгого надзора за паствой, пасторы не гнушались шпионских функций и назначали наказания, что порождало недовольство среди гугенотов.
Тем не менее ко времени, когда должность первого министра оказывается в руках у знаменитого кардинала Ришелье, во Франции насчитывается около миллиона гугенотов, во главе их стоит принц крови Анри де Роган, им принадлежит крупнейший порт Ла-Рошель, и, в надежде на поддержку Англии и Нидерландов, они лелеют мечту о создании отдельной республики. До окончательного примирения двух конфессий, о котором мечтал Генрих IV, все еще далеко. Впереди хорошо известная по роману А. Дюма «Три мушкетера» осада Ла-Рошели, а следом менее известное взятие последней протестантской цитадели во Франции — города-крепости Монтобан. Длительная и кровопролитная история религиозных войн во Франции завершается только в августе 1629 года торжественным въездом кардинала Ришелье в Монтобан. Сын Генриха IV, король Людовик XIII, дарует милость гугенотам и отказывается от дальнейших их преследований. Во имя национально-политического единства Ришелье окончательно отказывается от идеи сделать Францию однородной в конфессиональном отношении и сохраняет свободу вероисповедания. Понятие «француз» становится выше понятия «католик» или «гугенот».
Однако мир устанавливается прежде всего на государственном, политическом уровне. На уровне бытового сознания у католиков по-прежнему есть претензии к гугенотам. Тем более что гугенот чаще всего — человек состоятельный, образованный и работящий. А принципы самоуправления протестантской церкви, фактически превращающие каждую протестантскую общину в независимую республику, вызывают раздражение не только у соседей-католиков, но и у политиков, стоящих у руля государства. А особенно у Короля-Солнца Людовика XIV, чье изречение «Государство — это я» возведено в ранг государственной установки. Людовик XIV объявляет протестантам законодательную войну и начинает окружать их стеной запретов. Протестантам запрещается собираться вне храмов без пасторов, вступать в брак с католиками, воспитывать детей от смешанных браков в принципах реформатской веры, эмигрировать из страны, занимать и исполнять ряд должностей. Смешанные судебные палаты были распущены. Результатом запретительных мер явился принятый в 1685 году в Фонтенбло указ об отмене Нантского эдикта. Страна вновь формально становилась моноконфессиональной. Но именно формально, ибо не все гугеноты добровольно перешли в католичество, не все сумели эмигрировать в Америку или в соседние с Францией протестантские страны. Многие по-прежнему тайно продолжали исповедовать свою веру. Но понятие толерантности на многие годы исчезло из политического обихода.
Проблема терпимости, толерантности не утратило своей актуальности и в наши дни, равно как и проблема межконфессиональной розни, которая, хотя и не принимает более тех варварских форм, которые были свойственны ей в XVI столетии, к сожалению, еще не полностью отошла в прошлое. Новая книга из серии «Повседневная жизнь», посвященная жизни французов в период Религиозных войн, несомненно, привлечет внимание всех, кто интересуется историей. В настоящем предисловии переводчик стремился не только ввести читателя в проблематику новой работы Ж. М. Констана, но и немного расширить рамки исторического фона, показать ряд явлений, которые автор упоминает лишь вскользь, а также связать книгу с имеющимися у каждого из нас представлениями об истории Франции тех далеких времен.
Е. МорозоваВведение
Религиозные войны занимают особое место в истории Франции. Этот период бессмысленных массовых убийств и насилия длился почти сорок лет, иначе говоря, на протяжении жизни двух поколений. Причем цели противников, их идеи, их стратегия и тактика в начале и в конце борьбы не были одинаковы. Разумеется, война была не беспрерывной: боевые действия сменялись периодами мира, который многие хотели бы сделать постоянным, но религиозные и политические амбиции глав враждующих партий требовали продолжения войны. Чтобы наконец воцарился мир и началось восстановление разоренной страны, Генриху IV понадобилось одержать ряд крупных военных побед и, собрав в кулак всю свою политическую волю и веру в возможность примирения, умело используя усталость населения от войны, преодолеть все трудности и в 1598 году издать Нантский эдикт.
Пристально всматриваясь в этот период своей истории, французы всегда испытывали чувство тревоги и вины, ибо, словно через увеличительное стекло, ясно видели, как верующие двух направлений христианской религии, запрещающей убийство ближнего, беспощадно истребляли друг друга. Возможно, именно поэтому в конце XIX века историки выдвинули предположение, что дворянские кланы использовали религиозные разногласия лишь как предлог для устранения конкурентов и захвата ключевых постов в управлении государством с целью ограничить власть короля. При этом знатью руководило отнюдь не желание послужить во славу королевства или на пользу общества, а стремление удовлетворить свои родовые и личные амбиции. Реализовать их стало возможно в результате ослабления государственной власти после смерти Генриха II, последовавшей 10 июля 1559 года[6]. Трон, принадлежавший династии Валуа, перешел к сыновьям Генриха II, слишком юным и неопытным, чтобы укрепить его расшатанные основы; не помогли даже усилия королевы-матери Екатерины Медичи, чью хитрость в те времена именовали «макиавеллиевой» или «флорентийской». Одним из самых могущественных и влиятельных дворянских кланов был клан Бурбонов, прямых потомков Людовика Святого. Во главе его старшей ветви стоял Антуан Бурбон, король Наварры и отец будущего Генриха IV. Приняв, как и его жена, грозная Жанна д'Альбре, протестантскую веру в самом начале Реформации, он впоследствии вновь обратился в католичество. Слабовольный и позволявший манипулировать собой кому угодно, он ни у кого не вызывал страха — в отличие от своего младшего брата, принца Конде, грозного предводителя протестантских армий во время Первой религиозной войны. Клану Бурбонов противостоял клан ревностных католиков Гизов, младшей ветви правящего Лотарингского дома, ведшей свое происхождение от Каролингов. Члены могущественного дома Монморанси, в частности Анн де Монморанси, бывший коннетаблем Франции, главнокомандующим королевской армией, другом короля Генриха II и непреклонным католиком, и предводитель протестантской партии адмирал де Колиньи после гибели Конде и Франсуа де Гиза стали лидерами партии политиков, то есть тех, кто хотел преодолеть религиозную распрю и урегулировать конфликт политическими методами.
Современные историки, напротив, делают акцент на религиозном характере конфликта, на озлоблении католиков и протестантов, вызванном разногласиями в системе представлений, разногласиями столь существенными, что из-за них французы готовы были убивать друг друга. Ряд историков занимается исследованием муниципальной сферы, контролировавшей жизнь горожан, отношений общества и власти, политических чаяний жителей столицы и самых отдаленных деревень, изучает те ценности, которые заставляли людей браться за оружие. Были составлены картотеки, на основании которых опубликованы указатели парижских и провинциальных лигистов, проведена идентификация протестантов каждого периода гражданских войн, сторонников короля, приверженных тому или иному политическому направлению, дворян и их политической ориентации, крупных и мелких чиновников, сделаны попытки реконструировать биографии отдельных участников событий того времени. Наибольший интерес вызывает модная в наши дни тема взаимоотношений и связей в обществе, социальной активности людей. На основании данных, полученных в результате исследований, формируются наши представления о системе клиентелы, об обязательствах, скреплявших дворянские союзы, об узах дружбы.