Перекресток - Юрий Леж

Максим неторопливо шел по улице, стараясь особо не шарить по сторонам глазами, чтобы не напороться на кого из знакомых, да и интересного тут ничего не было, все по-прежнему, как и неделю назад, когда он выходил на Центральную прогуляться с компанией сильно в тот момент подвыпивших товарищей. Но сейчас Максим был трезвым, да и домой после смены надо было бы попасть желательно поскорее, потому пролетарий старательно не глядел ни на бездельные группы подростков, ни на спешащих по своим делам прохожих. Но — Вовка, приметивший его возле проходной, будто сглазил — пройти по улице спокойно ему не позволили. От старинного с высоким цоколем одноэтажного дома с когда-то яркой, а с годами потускневшей, облупившейся и обветшавшей вывеской «Клуб», что расположился на противоположной стороне улицы, пролетария окликнули:

— Макс! Максик!

Кричала стоящая в сторонке от входа в клуб девчонка лет не больше семнадцати, большеротая, курносая, с коротенькими, торчащими в разные стороны волосами неопределенного, пегого цвета, одетая в очень короткую и узкую юбочку, обнажающую длинные, но по-подростковому худые и чуть нескладные ножки, затянутые в черные сетчатые чулки, и в короткую ядовито-оранжевую куртку на пару размеров больше, чем нужно, поверх простенькой и мешковатой футболки серо-бежевого оттенка. Сейчас так одеваться было модно, хоть и не понимал Максим, сам совсем недавно вышедший из подросткового возраста, смысла этих нарочитых балахонов и мешковатых штанов у совсем юных обитателей заводского района. Да и ту яркую раскраску лица, больше пригодную на вечерних улицах девицам определенной профессии, что была на зовущей его знакомой, он тоже воспринимал с трудом. А девушка слегка подпрыгивала на высоких каблучках и почему-то задорно махала руками, и Максим невольно притормозил, приостановился и помахал ей в ответ, со второго только взгляда признав свою недавнюю и, как он считал, временную подружку — Таньку, которая две недели назад, ни мало не смущаясь, сама напросилась пару раз переночевать, после чего несколько раз вместе с Максимом пьянствовала в компании Вовки, а потом на три дня куда-то исчезла без предупреждения. Может быть, из-за этого пренебрежительного исчезновения Максима особо не озаботила её судьба, чай, не ребенок, не пропадет, такими девахами рабочий район был заполнен всегда, и ничего плохого с ними не случалось, но вот этой встречи среди дня он просто не ожидал и приостановился, глядя, как Танька, чуть боязливо оглядевшись по сторонам, перебегает улицу.

С разбегу она почти врезалась в него, обхватила за шею, полезла было целоваться, но спохватилась, что размажет ярко разрисованные губы и просто легонько потрепала Максима, прихватив за ширинку, демонстрируя прохожим, что не просто так набросилась на парня, такой стиль приветствия при встрече с некоторых пор широко распространился среди едва вышедших из детского возраста бывших мальчиков и девочек, и тоже не вызывал особых восторгов у пролетария, что, впрочем, не помешало ему приобнять Таньку и похлопать её по тощей попке. При этом Максим чуть заметно поморщился, от девушки на километр несло запахом чего-то спиртного вперемешку с дешевыми духами, не очень здоровым потом и еще чем-то неприятно-раздражающим…

— Макс, пошли со мной, — затараторила девчонка. — Мы там так бесимся, кругом все свои, Миха какую-то новую дурь принес, говорят — полный мрак, китайцы и дуремар в комплекте… короче, выпад опупенный, только тебя не хватает…

Разговаривая, Танька продолжала машинально трогать Максима за куртку, будто бы боясь, что он исчезнет, как приведение, а Максим постарался отодвинуться с самого проходного места, где его уже пару раз толкнули в спину прохожие, чтобы не мешал людскому движению.

— А ты что — со смены? — дурачась, догадалась Танька. — А чего так рано? Но все равно — это хорошо… значит, ты при деньгах, пойдем же, попрыгаем, а потом — к тебе… или хочешь, к Вальке, у нее сегодня групповичок намечается, шикарно будет… человек пятнадцать собиралось, придет, как всегда, хорошо, если половина…

— Я спать хочу, устал, — категорически отказался Максим, с трудом прерывая тарахтение подружки. — А ты, что ж, попрыгай без меня пока…

— Устал-устал, — слегка надулась Танька. — День на дворе, чего уставать-то? а у Михи дурь новая, говорят, враз всю усталость снимает, можно сутки напролет дергаться. Да и скучно без тебя будет у Вальки, там же половина импотентов, ничего не могут…

— Найдешь того, кто сможет, — попробовал обнадежить её Максим. — А я, в самом деле, на ногах едва стою, так уж получилось, полторы смены подряд — не игрушки…

— Ну и ладно, тогда одна пойду еще попрыгаю, — согласилась Танька. — А без тебя все равно к Вальке не пойду, там противно одной, если без своего парня, лезут все без спроса — нравится мне, не нравится… а я тебе изменять не хочу с кем попало, только если в ротик, а это не измена, вообще, а так — забава, ты тоже так считаешь? А я потом к тебе приду, как выспишься, ладно?

— Приходи, — чуть обреченно согласился Максим, с трудом всерьез воспринимая болтовню девушки и предполагая, что к тому моменту, когда Танька напрыгается в клубе, его уже не будет дома, или она сама забудет про собственное желание.

Не то, чтобы он не хотел поваляться с этой разбитной и простецкой девчонкой в постели, но сейчас Максиму было не до забав, а предыдущие встречи с Танькой заканчивались не только койкой, но пьянкой, да еще пару раз всякими безвредными для окружающих безобразиями, вытягивающими силы не хуже, чем смена у станка.

— Ладно, я тогда побежала…

Танька, на прощание, опять прихватил крепкой ладошкой мотню Максима, тут же легонько потрепала его по щеке и бросилась через дорогу обратно, ко входу в клуб, ловко увернувшись от проезжавшей в этот момент по улице машины. Максим машинально проводил её глазами, собираясь уже двинуться дальше, но когда девушка подбегала к клубным дверям, старинным, массивным и даже на взгляд тяжеленным, неожиданно пролетарий ощутил сильный толчок под ногами, будто кто-то ударил снизу, из-под асфальта, с огромной силой фантастической, невероятных размеров кувалдой. Гулкий, будто колокольный «бум» и непонятный хрустящий треск от этого удара внезапно заложил уши, и, пошатнувшись, Максим с трудом удержался на ногах. На его глазах вдруг из закрытых изнутри ставнями окон клуба вырвались и тут же погасли языки оранжевого, шумного пламени, как бы, взлетела, приподнялась крыша здания и тут же лениво, не торопясь, обрушилась вниз, а стены, поколебавшись в задумчивости, начали медленно, нехотя, складываться внутрь… От опускающейся крыши, от рушащихся стен во все стороны летели разнокалиберные обломки, куски странной арматуры, а вслед за ними — искры от загорающихся обломков, дым, пыль, жуткие крики пока еще живых, уцелевших в момент взрыва, людей…

В бегущую уже по тротуару Таньку попал причудливый осколок непонятно чего величиной с пачку сигарет, но плоский, будто специально вытянутый. Он плашмя, сильно ударил по виску девушки, сбив с ног и отбросив её в сторону проезжей части. Все это Максим увидел, будто в замедленной съемке, вместе с тем ощутив странное оцепенение, заполнившее на доли секунды его тело в момент взрыва. Не дожидаясь, пока упадут все осколки, уляжется пыль, сообразят что-то люди, застывшие в растерянности рядом с ним, Максим метнулся через дорогу, будто и не было позади на самом деле изнурительных полутора смен у станка, и с разбегу привстал на колено возле Таньки. Девушка была жива, прерывисто дышала, и крови ни на голове, ни на теле её не было, вот только лицо сильно посерело за эти мгновения, и это было видно даже из-под густого слоя дешевой косметики. «Ох, ты ж, как оно… — с замиранием сердца подумал Максим, зачем-то ощупывая плечи девчонки. — А чем же её в сознание-то привести?» Но времени на размышления теперь уже не было, приходилось действовать по наитию, диктующему, что лучше всего будет удирать отсюда как можно быстрее и дальше, и Максим с трудом поставил бесчувственное тело на ноги, обхватил его за талию и потащил через дорогу в сторону от продолжающего разгораться клуба…

Еще на половине пути через дорогу, пролетарий тем кусочком сознания, что осталось хладнокровным и бесстрастным в эти критические секунды, приметил, как бессильно волочившиеся по асфальту ноги девушки начали тормозить и заплетаться друг за друга, и тут же Танька застонала — противно, длинно, с подвыванием. А через пару десятков секунд, когда Максим подтаскивал девушку к стене дома на противоположной от клуба стороне дороги, она уже осознанно перебирала ногами и стонала еще противнее и заунывнее, да еще и издавала подозрительные звуки, сильно похожие на позывы к рвоте. Едва только Максим приостановился, переводя дыхание, как Танька, будто тряпичная кукла, согнулась, сломалась у него в руках и залила асфальт небогатым, скромненьким содержимым своего желудка. Похоже было, что не ела толком девушка со вчерашнего обеда, а то и подольше… но, несмотря на это, блевала она долго, натужено, кряхтя, откашливаясь, стоная, дергаясь в руках Максима, пока, наконец-то, не истекла желудочным соком и желчью… Только тогда Танька сумела приподнять голову и слабеньким голоском полуумирающей спросить: