Шимпанзе горы Ассерик - Стелла Брюер

Свое трехнедельное путешествие из Гвинеи, где его поймали, Уильям проделал в ящике размером 30 на 37 сантиметров. Большую часть пути ящик стоял на крыше автобусов, трясущихся на ухабах африканских дорог. Жара и тряска сами по себе были достаточной пыткой, но к ним присоединялись еще густые клубы удушающей пыли, которые окутывают любую движущуюся по проселочной дороге машину. Там, на крыше автобуса, Уильям оказывался в эпицентре пылевого облака. Каким же бесконечным кошмаром казалось это путешествие испуганному детенышу шимпанзе! Было поистине чудом, что он выжил.

Уильям был прикреплен к ящику куском гибкого пластикового шнура, который охватывал его бедра и продевался в отверстие на задней стороне клетки. От этого он согнулся пополам как тряпичная кукла, почти касаясь лицом коленей, а выступающие части тела с трудом втискивались в остававшееся свободным пространство.

Он был предназначен для продажи: убитая мать и недели нескончаемых мучений ради нескольких шиллингов. Вид лежавшего у наших ног создания переполнял сердце жалостью. После торопливых торгов деньги перешли в протянутую руку. Тогда мы не представляли еще всех последствий такого поступка.

Я завернула шимпанзенка в мешок. Он весил примерно два с половиной килограмма и достигал в длину 35 сантиметров. Бережно прижимая к себе съежившееся от страха тельце, я внесла его в дом. Мы выстлали чистой соломой просторную корзину и поставили ее на веранде. Очистили шерстку Уильяма от грязи ватой, смоченной слабым раствором антисептика, и тщательно обработали его раны. Потом мы попытались дать ему с ложечки немного детской каши, обильно подслащенной глюкозой, но он не стал ничего есть. Тогда мы положили его в корзину, и он, зарывшись руками в солому, погрузился в беспробудный сон.

В таком состоянии он провел шесть недель. При нашем приближении он отодвигался к задней стенке корзины, прижимался к ней и, ухватившись за подстилку, начинал скулить или кричать. Наша маленькая дворняжка Тесс с самого начала была очарована Уильямом. А поскольку она отличалась очень кротким нравом, мы разрешали ей навещать шимпанзенка, несмотря на то что он был крайне робок и напуган. Улучив минуту, Тесс проскальзывала на веранду и ложилась перед корзиной Уильяма. Последние метры она ползла на животе, извиваясь и виляя хвостом, а морда ее при этом выражала одновременно и готовность услужить, и осторожность. Добравшись до корзины, Тесс клала свою каштановую голову на передние лапы и часами терпеливо лежала в этой позе, изредка повизгивая, когда шимпанзенок шевелился. Дни шли за днями, и Уильям стал относиться к собаке без прежнего страха, но с легким раздражением. При виде ее он тряс руками или прогонял ее направленным снизу вверх взмахом худенькой ручки. Однако в конце концов Тесс была вознаграждена за свое терпение. По мере того как к Уильяму возвращались силы, росло и его доверие к собаке. Тесс была первым существом, к которому приблизился Уильям и которое он добровольно потрогал. К этому времени Уильям находился у нас в доме уже около полутора месяцев. Однажды, в конце обычного дневного дежурства Тесс он проснулся и сел. Вид у него был комичный: заспанное личико, с уха свисает пучок соломы. Он посмотрел на Тесс, потом осторожно вытянул свои тонкие паучьи пальцы и потрогал ее морду. Тесс подняла голову, заскулила, подползла ближе и сунула мокрый нос в солому. Все это время она не переставала медленно и даже как-то размеренно стучать хвостом по кафельному полу.

Уильям отдернул руку тотчас — стоило Тесс шевельнуть головой. Но вскоре он вновь осторожно дотронулся до нее. Тесс не шевелилась, участился лишь ритм биений хвоста. Все шло хорошо, но вдруг Тесс громко чихнула. Уильям жалобно вскрикнул и отскочил к дальней стороне корзины. Бедная Тесс изо всех сил старалась извиниться. Скуля и извиваясь, она пыталась лизнуть Уильяма в знак примирения, но тот находился от нее на расстоянии по крайней мере полуметра.

Между тем удары хвоста о пол следовали в нарастающем темпе. Постепенно они затихли, Тесс пришла в себя и вновь принялась наблюдать. Уильям тоже начал успокаиваться, гримаса ужаса исчезла с его физиономии, он стал подгребать к себе солому, то и дело поглядывая на Тесс. В конце концов он даже попытался вовлечь собаку в игру, бросив в нее пучком соломы. Тесс не осмеливалась пошевелиться и лишь тихо повизгивала. Уильям стал медленно, сантиметр за сантиметром, приближаться к ней, пока расстояние между ними не сократилось настолько, что он смог достать рукой соломинки, свисавшие с собачьего уха. На этот раз Тесс удалось сохранить спокойствие. К концу дня доверие Уильяма так возросло, что он стал дотрагиваться пальцами до ушей и морды Тесс и даже осмелился похлопать ее рукой по шее.

Несмотря на явное возбуждение, Тесс вела себя идеально. С этого дня началась их настоящая дружба. Тесс по-матерински чистила шерстку обезьяны, и Уильям, преодолевая брезгливость, давал себя облизывать.

Теперь он с нетерпением ждал, когда ему принесут еду. Мы кормили его часто, но понемногу. При звуке наших шагов заспанная мордашка появлялась над краем корзины, и тоненькие ручки тянулись навстречу, чтобы принять приношения. Постепенно Уильям стал признавать и нас. Когда мы уходили, он начинал хныкать и делал несколько неуверенных шагов, как будто хотел пойти с нами, но боялся расстаться с привычной корзиной. И наконец настал день, когда Уильям понял, что обеспечить его безопасность может не пучок безжизненной соломы, а кто-то из нас. И вот тогда мы решили познакомить его с другими, гораздо более шумными членами нашего семейства.

В известном смысле история, которую я намереваюсь рассказать, начинается с появления в нашем доме Уильяма. Но она будет неполной, если я не познакомлю читателя с местом действия описываемых событий. Вот краткий рассказ о моем детстве в Гамбии.

2

Детство в Гамбии

Я провела в Гамбии большую часть своей жизни. Мы жили в старом армейском бунгало в двадцати пяти километрах от столицы Гамбии — города Банжула — на Юндумской сельскохозяйственной станции, где мой отец работал лесничим. Когда мы впервые приехали туда в 1958 году, вся территория вокруг нашего дома представляла собой выжженную пустыню: готовясь к нашему приезду, служащие дотла сожгли высокую слоновую траву, выросшую после того, как уехали наши предшественники. Но прошло совсем немного времени, и на месте пустыни возник цветущий сад. Позади дома мы посадили овощи и фруктовые деревья, а по бокам и фасаду — цветы и декоративные кустарники.

Детей нашего возраста по соседству не было, а разница между моей сестрой Хетер и мной была настолько мала — мне в то время исполнилось шесть лет, ей четыре, — что мы не нуждались в других товарищах. Обследование нового дома было сплошным приключением. Оглядываясь назад, я вижу идиллическую картину нашего детства. По утрам после завтрака мы почти всегда бродили по окрестностям, забираясь куда вздумается. В этом не было никакой опасности, потому что крупные звери исчезли из Гамбии задолго до нашего приезда. Время от времени, правда, появлялись слухи, что в нашем краю водятся леопарды, однако места, где их будто бы видели, были малочисленны и расположены далеко друг от друга. Наверное, наибольшую потенциальную опасность для нас представляли змеи, но обычно, столкнувшись со змеей, мы успевали разглядеть только кончик хвоста ускользавшей от нас его обладательницы. При соблюдении осторожности мы находились не в меньшей безопасности, чем дети, живущие в городах или возле дорог. Чтобы с нами ничего не случилось, родители наняли няню-африканку Сату, которая присматривала за нами.