Киллеров просят не беспокоиться - Сергей Лукницкий

-- Она, -- кивнула Леночка.

-- Кто "она"? -- утомленно спросил Нахрапов.

-- Ну, я, -- уточнила учительница.

-- Вы задержаны по подозрению в непреднамеренном убийстве.

-- Да они же все живы -- вы что? -- возмутилась Леночка.

-- Я их и пальцем не тронула, Нин, скажи. Вы что?

-- Ну, я не знаю... -- протянула Нинка.

Елена Ивановна все еще возмущалась, когда на нее надевали наручники и уводили вниз по лестнице. Нахрапов осмотрел квартиру и, забрав с собой сумку Моисеевой, поехал в управление, по пути заглянув домой пообедать, а заодно и проведать на всякий случай, чем занимается его супруга.

4

Полковский проводил первичный допрос свидетелей -- экипаж самолета. Команда и самолет были приписаны к Московскому аэропорту, принадлежали компании "Внуковские авиалинии". Через два часа им предстояло дозаправиться и вылететь в обратном направлении. Потом двое суток отдыха в Москве.

Никаких следов на полке, где был найден неизвестный, обнаружено не было. Смерш теперь обходил все салоны и туалеты, команда по-прежнему сидела в среднем салоне под присмотром оперативных сотрудников. К Полковскому заходили по одному. Тот заставлял всех осматривать труп, опознавать на месте.

Главными вопросами следователя были:

1. Опознает ли член экипажа личность убитого, как пассажира самолета?

2. Что может сказать о поведении пассажирки, летевшей на месте 41а в среднем салоне?

3. Сколько времени прошло с того момента, когда последний пассажир покинул самолет, до того, когда экипаж пошел проверять салоны?

Не мог же кто-то запрыгнуть на полку при пассажирах. Даже если он был уже мертв, за три минуты затолкать на полку мертвое тело под силу трем-четырем силачам, а таковых, чтоб запихнули человека и змею в придачу на полку, стюарды не наблюдали, пассажиры покидали салоны под бдительным наблюдением экипажа. Из Москвы лететь в такой позе человек не смог бы -ведь лету все-таки четыре часа. Да и полки перед вылетом были открыты. Человек умер или же перед самым приземлением, или сразу после. Выходит, запрыгнул туда сам и был подвергнут нападению пресмыкающегося. Зачем запрыгнул? Чего боялся? Почему был одет по-летнему: парусиновые брюки, рубашка с короткими рукавами, сандалии? Загорелый, между прочим.

Допрос экипажа показал следующее. Татьяна Парсегова, бледная даже сквозь свою армянскую смуглость, из красивой яркой фотомодели от ужаса превратилась в серую обмякшую ворону, она как раз обслуживала средний салон. И она узнала пассажира: он сидел на месте 41б. Значит, прав был Нахрапов -Моисеева причастна к делу. Сидели рядом. Человек действительно был легко одет, так и поднялся в самолет, хотя в Москве в этот день выпал первый снег. Кто сидел с ним рядом, на крайнем месте, Татьяна помнит смутно: мужчина, по виду русский, темноволосый. Этот ничем ее внимания не привлек, поэтому стюардесса лица его не запомнила. Женщина тоже сидела тихо. С соседом не разговаривала. Только передала ему газировку и один раз попросила его позволить ей выйти. У нее была с собой сумка, которую она не выпускала из рук. Только когда пошла в туалет, сумку оставила на кресле. Татьяна как раз в этот момент проносила поднос с лимонадом по соседнему ряду, вот и запомнила.

Самолет задержался с вылетом в Москве по техническим причинам. Причину выставили старую как мир -- перебои с горючим.

Бортпроводник Виктор Фоменко тоже показал, что видел умершего на том самом месте, которое назвала Парсегова. Сверили по списку: билеты на место 41б были куплены на имя Терехова Евгения Олеговича, 1956 года рождения. Дополнительные данные, присланные по факсу из Москвы, гласили, что Терехов -- этот загорелый лысоватый мертвый человек -- был председателем совета финансовой группы КЛАС, почему-то с одним "С". Проживал председатель в Москве, из чего Полковский сделал вывод, что тело господина Терехова в скором времени полетит к родственникам. Да и дело может отобрать транспортная прокуратура, очень может быть, что московская. Так что усердие следователя Полковского куда-то само собой испарилось, как у поэтов исчезает вдохновение при виде другого, более удачливого поэта.

Полковский отправился к себе в управление, связался с начальником следственного отдела, доложил, спросил, кто будет вести дело. Панкратов ничего не ответил, по-хамски положил трубку, буркнув: "Не твое дело", из чего следователь заключил, что возбуждать производство и начинать его вести уже можно. Но уже завтра Нахрапов отберет его у Полковского и передаст в соответствующие инстанции, если вообще не прекратит.

У Полковского испортилось настроение.

Через пару часов позвонила из лаборатории Людмила Николаевна, доложила, что пассажир Ил-86, прибывший рейсом Москва -- Новый Уренгой, умер в 14.30 по местному времени естественной смертью: остановка сердца. Змея здесь ни при чем, хоть она и ядовитая. По характеру раны от укуса и экспресс-анализу крови можно сказать, что яд не успел распространиться по кровеносной системе, поскольку таковая уже не функционировала.

-- Но, -- добавила Прокубовская, -- предупреждаю, что это лишь первичная, сырая информация. Настоящая экспертиза впереди.

-- Когда это у вас первичная информация противоречила заключительной? -- пробурчал Полковский и положил трубку.

Дело рассыпалось, не успев начаться, а его еще расследовать надо. Бредятина какая-то. Залез человек на полку в самолете, никто этого не видел: когда, почему. А он там возьми да и умри от разрыва сердца. А тут еще змея подвалила и благополучно вонзилась в ногу. Абсурд. Босх позднего периода. А ведь чудеса надо экономить. Не останется скоро чудес-то...

Полковскому показалось, что если бы он сейчас вторично осмелился побеспокоить Панкратова, тот бы прекратил дело немедленно. Неосторожного убийства не было.

Моисеевская змея опоздала.

Ее, Елену Ивановну Моисееву, можно привлечь лишь в административном порядке. Если только у аспида выявится стресс или синяки -- по закону о защите прав животных можно привлечь хозяйку за жестокое обращение. И нечего своих змей без разрешения провозить, да еще по самолету прогуливать. Но на всякий случай Полковский позвонил в центральное справочное бюро МВД в Москве и попросил установить для него номер телефона Евгения Олеговича Терехова. Номер ему бы выдали через пять минут, но вторично он дозванивался в Москву целых полчаса. Там уж и забыли о его запросе.

Закурив и удобнее расположившись в кресле, Полковский набрал номер банка, в котором работал Терехов. Готовясь к этому звонку, он почему-то решил, что ему не хватает уверенности в себе, и даже причесался и поправил галстук: так оно вернее.

-- Приемная Терехова, -- ответил ему девичий нежный голосок.

-- Попросите, пожалуйста, Евгения Олеговича, -- как можно солиднее произнес Полковский.

-- Кто его спрашивает? -- спросила секретарша.

Ох уж эти секретарские штучки: отточенные шаблонные фразы, тактика -шефа ведь нету на работе, а кто звонит, нужно узнать, прямо шантаж какой-то: пока не представишься, тебе не расскажут, что Евгения Олеговича нет и уже никогда впредь...

Впрочем, исполнительная служащая еще ничего про это не знает, а когда узнает, пойдет на биржу труда. Полковскому пришлось оповестить девушку о том, что ее начальником интересуется старший следователь Полковский. Нисколько не удивившись, та ответила, что Евгений Олегович в отпуске и будет на следующей неделе.

Полковский возликовал, ибо, как всякий нормальный человек, предположил, что председатели советов финансовых групп отдыхают на югах, где кожа их бронзовеет и они как раз ходят в легких парусиновых брюках. Он уточнил:

-- А как бы мне его отыскать? У него с собой есть мобильный?

Девушка ответила, что ее начальник уехал на Кипр, и выразила сомнение по поводу того, что это необходимо знать. И номер мобильного не дала.

Полковский положил трубку и подумал, что вряд ли он дозвонится даже по "Алмазной" президентской связи Терехову туда, где сейчас пребывает его мертвое тело. Но позвонить на Кипр все-таки стоило. А вдруг кто-то ответит, вдруг сам Терехов... Полковский потряс головой, отгоняя путаные мысли, и отложил все звонки на потом.

Он завел новую папку, подшил в нее имеющиеся протоколы, заключения, сделанные Смершем фотографии, и поехал к Нахрапову.

Нахрапов находился в благостном настроении после обильного обеда и удостоверения в верности собственной супруги. Обеденный перерыв пошел ему на пользу. У него вообще все стрессы снимались едой. И судя по его габаритам, стрессов в жизни Алексея Николаевича было много.

Он уже допросил Моисееву, которую просто заклинило на измене мужа. Даже пара оплеух не вывела ее из этого истерического состояния, она все твердила, что пожертвовала ради мерзавца Москвой, погубила свою жизнь, а он оказался неблагодарной сволочью. Грозилась его убить, чтобы уж точно знать, за что ее арестуют в следующий раз. Ни о каких змеях слышать не хотела, даже смеялась над Нахраповым, за что еще схлопотала от него подзатыльник. Причем Нахрапов наставительно сообщил, что грубость -- это духовное бессилие.