Человек, который видел цветные сны - Егор Фомин

с нуля. Она – на фельдшера, а меня направили на хирурга… И вот… шла как-то с группой в «зеленке». Вышла прямо на одувана… если бы она могла различать цвета, разобрала бы, что оттенки листвы отличаются, что там враг… но… один выстрел и все…

Повисла тишина. Алексею Тимофеевичу не хотелось продолжать, объект тоже молчал.

– Одуван… – наконец, проговорил он. – А почему они одуваны?.. и еще онучи… да?

– Ну… – пожал плечами ученый, – потому что белье, беляши… белые… Белый Союз…

– Они белые, мы черные. А почему? Почему они белые?

– Ну… – Алексей Тимофеевич задумался. Посмотрел на свой темно-серый медицинский халат. Не сразу вспомнил, – потому что все у них как-то… до абсурда доводится… пересвечивается… вырождается. То есть белый бланк получается.

– А мы черные, потому что наполняем все смыслом до предела? – усмехнулся объект.

– Не надо издеваться над такими вещами! – посуровел ученый. – У нас идеология. А у них… только людоедские заблуждения какие-то!

– А сначала? Раньше всего, с чего стартовало? Деление это? Разве оно не сразу возникло, не до идеалов и принципов?

– Да, беляшами их раньше стали называть… было что-то… – Алексей Тимофеевич растерянно копался в памяти, – было… что-то простое, понятное… однозначное… Конечно! Платье! Они хотели заставить нас признать платье скорее белым!

– То есть разница только в том, какого цвета было то платье? – объект смотрел чуть искоса, но внимательно и требовательно.

– А ты что, тоже скажешь, что оно скорее белое? – удивился Алексей Тимофеевич.

– Серым. Оно было серым, – улыбнулся объект.

– Разве ты его мог видеть? Ты же тогда не родился!

– Видел фото.

Алексей Тимофеевич ненадолго задумался, глядя перед собой, потом замотал головой и возмущенно воскликнул:

– Ну… нет, ты что! Они совсем другие! Дрянь, а не люди!

– Вот видите… – ответил объект. – От моего сотрудничества ничего не зависит. Даже когда вы вскроете мою голову, не поймете. Не сможете.

– Чушь! – фыркнул ученый. – У нас лучшие люди! Лучшая аппаратура!

– Вы хотите разобраться. Но подозреваю, надо не разобрать врага, а понять человека! А этого вы не можете сделать!

– Отчего же? – удивился Алексей Тимофеевич.

– Да потому что не считаете меня человеком! – усмехнулся объект.

– Чушь! – скривился в ответ ученый, поискал глазами и, повернув, показал планшет. – Вот! Так и написано: протокол анестезиологического осмотра человеческой особи… Человеческой!

Объект расхохотался, махнул руками, показывая пространство бокса:

– Человека так содержат? Ни стола, ни стула! Унитаза и того нет!

– Ну… у нас сейчас трудности. Оборудовать в боксе канализацию сложновато, – смутился ученый. – Но вот же… гигиенические повязки… меняют, моют тебя…

– Да-да, меняют… как больной кошке подгузник, – горько кивнул объект и ткнул рукой в надкусанный каше-кисельный витаминизированный брикет на подносе у стены. – Вы сами вот это жрать стали бы?

Ученый поджал губы, но взгляда не отвел.

– Ну да, чего такого-то, верно? – продолжил объект. – Должное санитарное содержание, удовлетворение физиологических потребностей… Я же отказываюсь от сотрудничества. Значит все равно что оказываю сопротивление. Поэтому я враг. А враг он ведь другой. Не совсем человек. Так проще. Надо только придумать ему какую-то отстраненную кличку. «Объект» или «особь» подойдет. Начать обращаться с ним как с животным, приучить себя к мысли, что он не человек. Тогда будет проще бить током для послушания. Вскрыть голову, чтобы посмотреть, что внутри.

– Нет-нет! Мы же не какие-то чудовища! – поднял руки Алексей Тимофеевич. – Ты ведь и правда…

– Отличаюсь?.. – перебил объект. – И «беляши» отличаются, да? Сначала какое-то хлесткое прозвище, потом война на уничтожение. Они же не люди, а «онучи», «трусы», потому что белые?

– Там все-таки дело не в платье, много было других непримиримых противоречий, жестоких провокаций с их стороны… – сопротивлялся Алексей Тимофеевич.

– Конечно. Непримиримые противоречия. Без полутонов, без другого мнения. Все делится только на хорошее или плохое. Черное или белое. Либо ты прав, либо должен принять чужую правду. И надо биться, быть готовым убить за свои убеждения.

– А разве не так? – перебил уже Алексей Тимофеевич. – Либо мы их, либо они нас.

– Конечно! – махнул руками объект. – Вон и поведение фотонов света не может описываться одновременно свойствами частицы и волны, верно? Или корпускулярная теория, или волновой подход. И между сторонниками обоих непримиримые противоречия. Надо только перебить противников, искоренить другой взгляд. Силы света против воинов добра…

– Лучше согласиться с ошибочной точкой зрения? – возмутился ученый.

– Какие результаты принесла победа? Лет двадцать уже прошло. Я только родился! Есть прорывы в науке? – едко уточнил объект.

– Сейчас война, не до того… – грустно вздохнул Алексей Тимофеевич.

– Война – это всегда прогресс! Вспомните историю! В ваше время ее учили лучше, чем в мое! Бешенный прогресс, прорывы в технике, в науке, в производстве! А сейчас что? – объект подобрался, выпрямился, горячо глядя на ученого.

– Все будет! – убежденно ответил тот. – Просто… трудное время… надо преодолеть сложности… террористов вот, сепаратистов… тогда уж и…

Объект, резко дернул головой, открыл рот, чтобы что-то возразить, но остановился. Махнул рукой. Снова повисло молчание. Только фоном негромко пел Старостин. По музыке что-то лиричное, по словам – про стойкость и трудности.

– Как там сейчас, снаружи? – наконец, тихо спросил объект.

– Тяжело. Западное Бегунино отложилось. Говорят, при поддержке белых, – вздохнул ученый.

– Из-за чего? Предпочитают яйца всмятку?

Алексей Тимофеевич покачал головой:

– Последний альбом Старостина провалился. А они требуют его крутить…

Объект хмыкнул.

– А как там Троёвка? – снова спросил он.

– Пять лет назад взята.

– Пять лет? Сколько же ее брали?

– Почти десять…

– Но герои седьмой бригады победили! – улыбаясь прошептал объект.

– Правда… Многие из них теперь в «Дивизии Вознесенных»…

– Погибли при штурме?

– По-разному.

– А Пелеев?

– И он… Уже точно не помню, что было. Какой-то предательский выстрел. Попали в лодыжку, выжил бы. Но вовремя не смогли оказать помощь. А потом как-то подозрительно быстро развилось заражение крови, и он умер.

– Грустно, – покивал объект. – Он был моим героем. Я тоже тогда хотел, как он… всех убить…

Он посмотрел на собеседника. Добавил:

– Убить всех врагов… нелюдей…

Алексей Тимофеевич в примирительном жесте поднял ладони. Объект слегка помотал головой:

– Бросьте. Даже если выковыряете что-то из меня завтра… Зачем вам цветные сны…

– Нет-нет! – встрепенулся ученый. – Может, это даст нам ключ к восстановлению цветного зрения! Это поможет всему человечеству! Спасет тысячи жизней!

Объект снова покачал головой. Проговорил:

– Расскажу вам одну историю. Только дослушайте до конца, пожалуйста. Она длинная.

Еще до эпидемии был один очень богатый человек. Владелец заводов, газет, пароходов. И вот он сыну на день рождения подарил большую коробку с секретом. Объяснил: если мальчик разгадает секрет ее цветных узоров, ему будет чудесный сюрприз. Сын же очень-очень боялся огорчить отца. Поэтому не сознался, что он уже переболел новым вирусом. Этим самым нашим вирусом, после которого перестаешь видеть цвета. Он ловко перевел разговор и задвинул коробку куда-то подальше. А тут вдруг отец умер. Писали ведь, что вирус и смертельные исходы имел, да? Но может и не от вируса.

Большое горе – когда отец умирает, тем более, в твой день рождения. Начались