Декабристы в Забайкалье - Алексей Васильевич Тиваненко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Итак, вот он, Селенгинск, — новое место жительства, куда так стремился Торсон. Жизнь в Акше, пусть и более свободная по сравнению с жизнью его товарищей по декабрьскому восстанию 1825 года, все еще томящихся в темных и сырых казематах Петровского Завода, не принесла душевного успокоения после отбытия срока каторжных работ. Особенно он почувствовал это, когда на его руках скончался близкий друг и соузник П. В. Аврамов, также распределенный на вечное поселение в Акшу, «на самый край земли». Подавая прошение о переезде из Акши в Селенгинск на имя Николая I, Торсон совершенно не надеялся, что оно получит положительное решение. И все же в марте 1837 года такое разрешение последовало…
Константин Петрович отошел от окна и начал разбирать свои сундуки и чемоданы. Из самого большого сундука, окованного железными скобами, он вынул «Географический атлас», «Сочинение пастора Рейнбата», «Молитвенную книгу» и «Механику» на немецком языке, три акварельных портрета, бронзовое распятие на кресте черного дерева, пачку писем от родных и знакомых, связку белой бумаги, сургуч, два журнала — тетради отправленной корреспонденции, личные бумаги П. В. Аврамова, а также большое множество предметов одежды.
Чемодан из белой юфти также был забит новой и поношенной одеждой, но в нем находились и книги — «Лексикон» на французском языке, «Проповедь» на немецком языке. А вот и более приятное — книга с описанием первого русского кругосветного плавания под командованием Ф. Ф. Беллинсгаузена и М. П. Лазарева к Южному полюсу. Торсон усмехнулся: для местных селенгинских жителей он просто важный «государственный преступник», каторжник. Но если бы они прочитали эту книгу, то нашли бы в ней и его, Торсона, имя. Ведь он ходил в составе этой экспедиции морским офицером открывать неведомые земли, и один из островов близ Антарктиды, за десятки тысяч верст от берегов Селенги, поныне носит его, Торсона, имя. За эту экспедицию он даже был награжден орденом Владимира 4-й степени.
В небольшом окованном сундучке вещей было немного: столовая посуда и бритвенные принадлежности. Отдельно имелась и более крупная посуда — от кофейника и двух медных тазиков до самовара средних размеров. И наконец, привез Константин Петрович еще один небольшой ящичек со слесарными и столярными инструментами. Ими Торсон запасся не столько потому, что предстояло в скором времени построить свой собственный дом. Была у него мечта, которая неотступно преследовала его на протяжении последних лет. Торсон даже начал ее осуществление там, в Акше, но вскоре последовало милостивое разрешение на переезд в Селенгинск. Речь идет об идее создания механической молотильной машины, призванной значительно облегчить, по его мнению, тяжелый крестьянский труд по обработке зерна. Много дней и ночей провел Константин Петрович за письменным столом, советовался с таким общепризнанным среди казематских узников «механиком», как Николай Бестужев, и в конце концов осуществил свою задумку в чертеже. А незадолго до переезда из Акши он отправил сестре Екатерине в Петербург объемистый пакет с сочинением «Взгляд на изобретение и распространение машин» с просьбой посодействовать его публикации.
В хлопотах обустройства прошло несколько дней. Откуда Торсону было знать, что как раз в это время между селенгинским городничим и иркутскими властями шла оживленная переписка о его дальнейшей судьбе, а также относительно ранее отправленного и перехваченного жандармами сочинения. Обо всем этом он узнал лишь тогда, когда К. И. Скорняков в середине июня вызвал его к себе и зачитал тексты полученных инструкций.
Первая из них была особенно важна. В пространном документе четко, по пунктам, излагались требования о том, что можно и чего нельзя делать «государственному преступнику» Торсону на поселении в Селенгинске. Власти официально уведомляли, что его наличный капитал (950 рублей) должен храниться в городской управе и выдаваться частями по мере надобности. Поселенцу в обязательном порядке предписывалось заняться сельским хозяйством на 15 десятинах земли, разрешалось купить или построить новый дом, получать от казны на паек и одежду до 200 рублей в год. Однако еще больше оказалось пунктов запрещающих: не иметь огнестрельного оружия, не выезжать за пределы города Селенгинска, не заводить связей и знакомств с «преступными людьми, из Польши ссылаемыми», не осуществлять тайной переписки. Были пункты и лично К. И. Скорнякову: предоставлять для просмотра почту, по истечении каждого месяца посылать рапорты о поведении и занятиях Константина Торсона, обид и притеснений не чинить, но постоянно~ вести за ним наблюдение. В конце документа особо подчеркивалось, что хотя «преступник Торсон» в предосудительных поступках, находясь в Акше, не замечен, однако селенгинский городничий особо должен следить за тем, чтобы он не вел тайной переписки со своими товарищами по каторге, все еще находящимися в Петровском Заводе.
Второй документ был краток, но более строг. В нем указывалось, что «предписанием шефа корпуса жандармов г. графа Бенкендорфа от 25 сентября прошлого 1836 года не дозволяется государственным преступникам к кому-либо посылать сочинения свои, как не соответствующие положению сих. преступников». А посему, мол, рукопись Торсона «Взгляд на изобретение и распространение машин» возвращается автору.
Торсон в целом спокойно и даже как-то равнодушно отнесся к инструкции относительно условий своего проживания в Селенгинске. Однако весть о возврата сочинения привела его в замешательство. Значит, несмотря на досрочное освобождение от каторжных работ, он все равно остается в роли «государственного преступника» и не избавляется от почтовой цензуры. Значит, ему по-прежнему нельзя писать на родину без согласия жандармского начальства. Ну что ж, если так, то не послать ли сочинение официальным путем на усмотрение иркутских властей и походатайствовать в случае одобрения отправить ого в Петербург «в порядке исключения»? Селенгинский городничий согласился с доводами Торсона, и в тот же день сочинение было направлено в Иркутск с сопроводительной запиской К. И. Скорнякова.
В ожидании решения иркутских властей Константин Петрович закончил свое обустройство в доме Наквасиных и начал заготовку строительных материалов, предназначавшихся для сооружения молотильной машины. А 30 июня К. И. Скорняков с трудом приступил к сочинению первого отчета о занятиях своего поднадзорного. Он вновь рвал и черкал бумагу, продолжив; это занятие и 1 июля. В конечном итоге в Иркутск была направлена короткая депеша следующего содержания: «На предписание вашего превосходительства, последовавшее