Декабристы в Забайкалье - Алексей Васильевич Тиваненко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Главное же — очень хотелось приложить свои силы в общественно полезном труде. «Нам так надоела убийственная бездейственность в продолжении двенадцати лет тюремной жизни и потребность жить так необходима, что надобно чем-нибудь заняться», — писал Михаил Александрович в своих «Воспоминаниях». Бестужевы мечтали о свободе, хотя хорошо понимали, что жизнь на поселении трудно назвать свободной. Но они заранее обдумали, чем займутся на новом месте. Николая тянет на широкие просторы степи, где он надеется вдоволь насладиться рисованием пейзажей.
Братья Бестужевы так сильно желали поселиться в Селенгинске, что были уверены в благополучном исходе поданного по инстанциям прошения. Даже казалось странным, если бы вдруг последовал отказ, ибо, по словам М. А. Бестужева, «этот маленький городишко <…> уже по своему отдалению <…> от России назначен для преступников высшего разряда». И, ожидая получения такого разрешения, братья заранее отправили на адрес Торсона три подводы с библиотекой, личными вещами и множеством строительно-хозяйственного инвентаря, остро необходимого для обустройства на новом месте.
Однако случилось событие, которое разом спутало карты не только Бестужевых, но и Торсона.
В апреле 1839 года, буквально накануне освобождения из тюрьмы, Николай и Михаил получили письмо от сестры Елены, в котором она извещала братьев о своем решении поселить их в Тобольске или Кургане. От людей «сведущих» ей стало известно, что в Селенгинске чуть ли не ежегодно случаются опустошительные наводнения и засухи, отчего край исключительно беден хлебом, к тому же жители забайкальского городка якобы отличаются диким нравом и бескультурьем. А поэтому Елена через III отделение добилась изменения места поселения братьям (заодно и только что воссоединившейся семье Торсонов) — вместо Селенгинска Западная Сибирь.
Такое неожиданное решение было громом среди ясного неба прежде всего для Торсонов, поскольку весь наличный капитал был вложен в строительство усадьбы. Константин Петрович оказался буквально выбитым из нормального ритма жизни, в голову не шли никакие хозяйственные дела и заботы: необходимо срочно достраивать дом, а от Бестужевых не поступают заказанные материалы; нужно начать пахать землю, да наступила засуха; приблизилась пора сенокоса, но вместо теплой погоды зарядили затяжные дожди, а тут еще рушится мечта о воссоединении старых друзей и соузников в Селенгинске.
Исправляя свою ошибку, Елена решилась на отчаянный шаг: вторично обратилась в канцелярию императора с просьбой оставить в силе прежнее распоряжение о поселении Бестужевых в Селенгинске. Такое распоряжение было дано лишь в конце июля, о котором, естественно, комендант Петровского Завода Г. М. Ребиндер еще по знал. И поэтому временно определил им место поселения деревню Посольск на берегах Байкала.
Что ж, Посольск так Посольск. Вроде бы даже неплохое место, по отзывам верхнеудинских горожан. Стоит у самого синего моря. Там большой порт, где на судах перевозят товары и пассажиров через Байкал. Говорят, есть крупный монастырь. Но тем не менее жителей в деревушке немного — дворов до пятидесяти, не больше.
На пятый день повозки последней партии декабристов достигли селения Шигаево. Отсюда пути-дороги друзей по борьбе и каторге расходились: все уезжали за Байкал и далее, а братья Бестужевы должны были следовать в Посольск в ожидании милостивого царского решения. И судьба подарила им еще неделю последнего общения с друзьями. Дул сильный морской ветер. Местные жители сокрушенно качали головами: это не к добру. Байкал сильно штормит, а поэтому все суда попрятались в тихих бухтах («сорах»). Так что живите, ждите с моря погоды. И действительно, ветер утих только на седьмые сутки. Все это время декабристы отдыхали после тряской езды, любовались окрестными видами, наблюдали лов омулей, имели много бесед с местными крестьянами-рыбаками. А иные ведь специально приезжали издалека, чтобы увидеть тех, кто много лет тому назад поднял бунт против самого государя-батюшки.
7 августа за новопоселенцами прибыл допотопный корабль. Расставание с друзьями было тяжелым, никто не прятал слез, ибо каждый понимал, что видятся они в последний раз. «Мы простились, — писал 11 августа 1839 года родным из Посольска Михаил Бестужев, — может быть, похоронили навсегда своих добрых товарищей, и теперь тяжесть одиночества налегла на душу свинцовым бременем и кажется навсегда придавила все ее способности (…) Мы скипелись в одну неразрывную массу в горниле горя и испытаний (…) Двое суток прошло с тех пор, как мы простились с ними, и я как теперь вижу этот корабль, стоящий у берега роскошной Селенги, нагруженный экипажами, из которых высовываются херувимские головки детей наших женатых товарищей — их детский лепет, заботливые хлопоты матерей, прощальный привет товарищей, слезы и благословения бедных, пришедших издалека, чтобы проводить их; наконец корабль сорвался с последней веревки, привязывавшей его к берегу, и быстрое течение реки понесло вдаль. — Мрак наступающей ночи поглотил его… Он исчез как призрак от взоров наших, отуманенных слезами, и мы (клались одни».
Утром 8 августа с тяжелым чувством разлуки с друзьями, горечью наступившего одиночества и неведения дальнейшей судьбы братья Бестужевы покинули Шигаево и поехали в селение Посольск. Но чем ближе подходила дорога к Байкалу, тем все больше рассасывался комок печали и радостное ожидание встречи с могучим и таинственным сибирским озером-морем овладевало братьями. Первый раз им доводилось так близко видеть могучий водоем среди скалистых гор. Правда, Бестужевы познакомились с ним еще тринадцать лет тому назад, когда, закованные в кандалы, ехали на каторгу. Но знакомство то было скорее всего заочным, чем действительным. Едва дорога спустилась с гор к Байкалу, как от старинного прибрежного селения Култук вновь отошла в сторону, на этот раз в глухие дебри Хамар-Дабанского хребта. Несколько дней, скача по горам, узники любовались с поднебесной высоты на голубое море, оставшееся недосягаемым…
Вот почему, как только экипаж подъехал к берегу Байкала в устье Селенги, Бестужевы остановили лошадей и бросились навстречу набегающим серебристым волнам, подставляя лицо их холодным брызгам, слушая грохот морского прибоя. Ведь как-никак, а они — моряки по призванию, плававшие по настоящим морям и океанам. И тут же Николай Александрович как художник отметил необыкновенную красоту высочайших прибрежных хребтов со сверкающими снежными вершинами. И это в пору летнего зноя!
Поселились Бестужевы в доме посольского крестьянина Кыштымова. Хозяин был коренным
