Графоманы - Владимир Хлумов

От последних слов инженера Толя окончательно расстроился.

- Не бойтесь, Марк Васильевич, я так - чисто теоретически, я ведь знаю, что и мертвым угатована своя роль. Так что с них взятки-глалки. Но вы-то будете утверждать, что небо - потому что синее, что вода - потому что влажная, и что весна на дворе - потому что март. И отсюда, мол, все, чему положено, то и происходит естесвенным ходом вещей, следовательно, и существует. Так как же: существует или ангажировано?

- Существует, - твердо ответил гость.

- Ага, не прижал я вас, значит. Поймите, насколько важно знать правду - иначе ведь трагедия случится может. Я вам одну историю расскажу, вы ее к делу присовокупьте. История не история, в общем, быль про мальчика и дяденьку. В одной хорошой семье родился мальчик. Очень обрадовались родители ребенку, а особенно тому, что мальчик. Дело в том, что шла война и мужчин стало в стране не хватать. Рос мальчик, ни быстро ни медленно, а так - в соответсвии с питанием. Родители очень любили сына, но еще больше любили одного дяденьку, а почему дяденьку любили - неизвестно, но хвалили и почитали. Например, принесут домой хлеба, сядут кушать и обязательно спасибо скажут тому дяденьке, что хлеб вкусный. Или купят мальчику обнову и специально дяденьку добрым словом помянут. Рос и рос мальчик, пошел в детский сад. Там - нянечки добрые ласковые, очень детишек любят, но еще больше любят того самого дяденьку, да так сильно, что прямо с утра вместе с детишками песни благодарности про дяденьку поют. А уж по праздникам - вообще радость. Родители мальчика на руки берут и напоказ дяденьке несут. Увидел мальчик дяденьку и тут же убедился, какой он сильный и добрый, словно волшебник. А после - гости дома соберуться, еды принесут и все вместе этого дяденьку за столом любят и чтут. Вырос мальчик, пошел в школу, совсем стал самостоятельный, лучше всех стих про дяденьку выучил и громко прочел. Учительница от радости плакала и хвалила дяденьку. Полюбил мальчик дяденьку, как своих папу и маму, и даже сильнее. И еще лучше стал расти-подрастать. Но тут случилась беда - неожиданно умер дяденька. Черным-черно от горя стало. Заплакали мама с папой, заплакали соседи, заплакала учительница. Но один мальчик не заплакал, а пошел в чулан, отыскал там старый дедовский ремень, завязал его воруг шеи и повесился. Вот такая грустная история, Марк Васильевич.

Толя сглотнул сухим горлом.

- Теперь отвечайте : могло ли такое быть в естественном мире?

- Нет, - выдавил Толя.

- Именно, не могло! Ведь это же бред, фарс, игра. Какой уж тут свет?! Ну, зажжем свет, Марк Васильевич, и что? Все прояснится? Что же, давайте попробуем, только я боюсь, вы мне какой-нибудь фортель выкинете.

- Какой фортель?

- Делает вид, будто не понимает.

- Не понимаю.

- Хитро! А вдруг при свете выяснится, что вы вовсе не Марк Васильевич?! Я даже точно думаю - так и будет, да, да, - инженер принялся шарить по стене в поисках выключателя. - Сейчас проверим, существует или ангажировано.

Но прежде чем инженер произвел решающий опыт, дверь окрылась и на пороге появились Елена и Доктор. Елена, не замечая Ермолаева, бросилась к инженеру.

- Что же ты, Коленька?

Инженер в поисках выключателя залез на вешалку и там совершенно запутался среди одежды. Кое-как, Елена извлекла его наружу и они с Доктором отвели больного в гостинную.

А Ермолаев так и стоял в прихожей, пока снова не появился Доктор на ходу зажигая сигарету:

- Пойдемте на лестницу.

На лестнице они уселись прямо на ступеньках.

- Вы откуда здесь? - спросил Доктор.

- Я, я, я хотел предупредить Елену...

- О чем?

- Ну, что инженер... что он не здоров.

- И как же он нездоров?

- У него... Он сумасшедший, - вырвалось у Толи.

- Откуда же такой диагноз? - спокойно спросил Доктор.

- Он состоит на учете, в психическом диспансере, у него какой-то синдром? - Толя говорил уже по мимо собственной воли.

- Синдром - это правильно, но почему такой диагноз, что-же, по-вашему, раз на учете то и сумасшедший?

- Извините, я, может быть, слишком резко выразился.

- Вообще говоря, слишком. Там много и нормальных людей, просто некторые обращаются в профилактических целях.

- В профилактических, вы бы послушали, что он мне тут говоил?

- Так, так,так, - заинтересовался Доктор.

Толя вдруг замолчал, не зная, стоит ли пересказывать их с инженером разговор.

- Хорошо, что вы не решаетесь сходу говорить о таких личных вещых, но вы не стесняйтесь, мне можно - я добра Коле желаю.

- Он считает, все вокруг, то есть абсолютно все - сплошная... - Толя замялся не смея докончить.

- Мистификация, - помог Доктор.

- Да. У него страшная мысль, будто его все обманывают. Понимаете, ему кажется, что все окружающие знают что-то такое, чего ему не рассказывают. Я даже представил себе и мне тоже стало страшно. От этого точно свихнуться можно. И еще... еще он рассказал мне одну горькую историю, я, даже, не знаю могло ли такое быть.

- Про дядю и мальчика? - не очень-то сомневаясь в ответе, спросил Доктор.

- Вы тоже знаете, - вспыхнул Толя.

- Знаю, я же работаю в психиатрической больнице. Там я и познакомился с Николаем Степановичем.

- Значит, вы все знали и не предотвратили!? - возмутился Анатолий.

- Что?

- Да все! Доклад его например, ведь это же крах, провал!

- Провал? - переспросил Доктор, затянулся и выпустил через нос две голубых струи. - Да, Елена, рассказала. Нехорошо получилось. Но для него был шанс, ему так необходимо было победить - это же лучше всяких лекарств. Да кто знал, что у вас там такое зверье. Я и вас, Анатолий, специально изучал. Смотрю - мужик вроде нормальный, не заторможеннный, да и Коля все повторял, мол, там профессионалы - разберуться. Разобрались, с издевкой закончил Доктор.

- Это вы зря. Мне и самому не понравилась атмосфера, но изобретение Богдановское - бред, да и что может изобрести больной человек.

- Нет уж - позвольте, - перебил Доктор. - Да так нас всех можно больными выставить. Ведь, у Николая Степановича десятки изобретений внедрены, а то что предрасположен - так это не он виноват. Предрасположен - не значит болен. Да некотрые навязчивые идеи посещают его, но сам же подвергал их убийственной критике. Правда, он то подверагл, а жизнь, нда... Другой бы на его месте, глаза прикрыл рукой, будто вдаль глядит, а он - нет, все выискивает pro и contra.

Доктор докурил сигарету и зажег новую. Сделал несколько затяжек, и тут же выбросил.

- Ладно, я пойду к ним. Уходите. Елена очень не в себе и черт те чего может наговорить. А это будет несправедливо - вы, Анатолий, человек хороший, только молодой.

Едва скрылся Доктор, как появилась Елена. На лестничной площадке воцарилась тягостная тишина.

- Чертовски хочется курить, - наконец сказала Елена.

Ермолаев только развел руками и преодолев робость все-таки поинтересовался:

- Как он там?

- Ничего, уже лучше.

- Что же теперь будет?

- Не знаю, на душе гадко, будто тебя с грязью смешали, а ответить нечем, - казалось, сейчас Елкена разрыдается, - Особенно этот ваш профессор, добренький... Боже, мне его хотелось разорвать в клочья! Честное слово... Ты тоже хорош. Мог бы и вытупить. Чего испугался?

- Я не испугался, но и профессор и Николай Степанович...

- Не смей сравнивать их! - Елена почти уже рыдала. - Этот упырь, ведь от таких все и происходит. Я думала, хоть у вас в естественных науках полегче, там же долго врать нельзя, там же есть чем проверить. Ты должен был всать и сказать: профессор, давайте серьезно разбираться...

- Я ничего не понял...

- Видишь - не понял, а говоришь чушь. Новое всегда непонятно вначале, иначе это новое давно бы открыли.

Толя не нашел чем возразить, да и не хотел больше спорить, полагая, что это будет слишком жестоко. К тому же ее реакция... Она так переживала. В сущности, Толя даже где-то завидовал инженеру. Ему казалось, что если кто-либо за тебя так переживает и так болеет, то это уже счастье.

Они еще немного помолчали.

- Все же не надо было ему вытупать, - не выдержал Ермолаев.

- Да вы его сами тянули.

- Мы?

- Ладно, теперь уж все равно, сейчас принесу.

Елена ушла и вскоре вернулась с конвертом в руке.

- Прочти, - она протянула таинственный конверт.

Толя внимтельно рассмотрел его со всех сторон. Адрес Богданова был напечатан на машинке. Слева на конверте помещалась красочная вставка с парящим в голубом небе воздушным шаром, внизу подпись - "Летательная техника". Адрес отправителя отсутствовал. Толя достал содержимое и прочел:

"Многоуважаемый товарищ инженер Н.С.Богданов! Сообщаю, что Ваш труд "К единой теории..." попал на рецензию к профессору Суровягину. Хотя я не имею никакого отношения к этому делу и являюсь лицом незаинтересованным, считаю своим долгом сообщить нижеследующее.

Выводы Вашей несомненно интресной и многообещающей теории находятся в вопиющем противоречии с концепцией, развиваемой профессором Суровягиным, а также его сотрудником В.В. Калябиным. Концепцию эту считаю надуманной и глубоко ошибочной, а ее авторов - людьми недалекими и нечистплотными. В таких услвоиях не может быть и речи об объективной оценке Вашего труда назначенными рецензентами.