Практика хаоса. Фантастический приключенческий роман - Мария Макеева

Она ещё очень долго стояла на остановке, поднеся пальцы левой руки к своим губам, пока летний ветер не принёс первые капли дождя и первые звуки грома из нависающей над домами тучи.

Мирна и Рэн

– Рэн! Рэн! Ну-ка, вернись обратно! – Раздражённый женский голос раздавался из открытого окна с третьего этажа мрачного старинного шестиэтажного здания из бурого кирпича.

– Рэн! – Снова позвал из темнеющего окна сердитый, властный голос.

Худощавый мальчик лет шести с чумазым, перепачканным землёй лицом, обернулся на звуки. Его лицо было столь грязным, что непонятно было какого цвета его кожа, только жёлто-зелёные глаза были такими яркими, необычными, что сверстники боялись смотреть в них и поэтому почти с ним не играли.

– Госпожа Мирна, я ненадолго! Там большая птица! – Рэн крикнул в сторону открытого окна. Его крик не был вопрошающим или просительным. Он утверждал. Давал знать и определял место слов в этом мире. Его слов. Те не желали подчиняться, кому бы то ни было. Никогда. Даже старой Мирне, которую боялись все – и дети, и служащие храма. Да даже контрабандисты, которые иногда брали у неё детей в услужение, боялись её. Но только не он. Не его зависающие в воздухе слова.

Крикнув, мальчик отвернулся и побежал в противоположном направлении от здания.

– Что за ужасный мальчишка! Великие Старейшины! – В женском голосе появились нотки усталости и ненависти, – Когда уже его заберут на службу!

Мирна устыдилась этой ненависти по отношению к совсем ещё маленькому мальчику. Но каждый раз ничего не могла поделать. Она его боялась. Как никогда не боялась никого. Ни великих святых Старейшин, ни первородных богов Перехода, ни низшего места – ада, куда попадают все ненужные создания. Мальчик был ненужным. Она это знала. Но боялась, словно тот был величественнее всех богов.

Мирна – Настоятельница детского интерната при Храме Перехода – была худощавой женщиной шестидесяти лет. Руководила этим заведением уже более двадцати лет и очень гордилась собой, всё же это была власть, какая-никакая. Надо признать, она не любила почти всех воспитанников своего интерната, но, несмотря на то, старалась быть справедливой и в меру строгой. Настоятельница знала, что эти дети, когда вырастут, пополнят ряды «плохих людей» – убогих и почти никому не нужных. Эти дети никогда не станут руководителями, контроллерами, отличниками учёбы или хорошими специалистами. Так было всегда. Так предначертано. Поэтому не особо тратилась на их обучение и воспитание – пожертвований Храма было достаточно, чтобы её воспитанники знали алфавит, основы счёта и азы самых простейших профессий. А после смерти, всё равно, все они пополнят пещеры ада – низшего места Перехода.

Но только этого мальчишку она не любила особо, за то, что тот отличался от остальных, сторонился всех, хотя, возможно, все делали это сами. Он был вечно чумазым и не по годам умным. Уверенным и властным. Женщина сама удивлялась своей неприязни к нему. Мальчик в свои шесть лет был щуплым и болезненным на вид. Хотя, по результатам учёбы только он, пожалуй, мог выбиться в успешные люди. Да вот только не сможет этого сделать. Вечное клеймо подкидыша школы Храма Перехода с ним останется навсегда.

Часто Настоятельница мечтала, что мальчишка упадёт в какой-нибудь лесной яме, сломает шею и избавит её от страха и ненависти. Она мечтала вернуться к своей прошлой комфортной жизни, как раньше. Дети, которых та всегда обучала и воспитывала, приносили небольшой доход и не трогали душу, ни милосердием, ни ненавистью.

Сегодня Мирна, как и всегда, сторонилась этого хилого мальчишки, боялась его, видимо, поэтому и не любила сильнее остальных – те были безропотны и послушны, а этот сам себе на уме – мог уйти с урока, мог не прийти на обед или, как сейчас, убежать с Молитвы Перехода Старейших смотреть каких-то там птиц. Настоятельница боялась Рэна не так, как боятся убийц или демонов, но она просто не могла себя заставить смотреть в эти жуткие, всегда внимательные миндалевидные глаза. И как только этот настороженный взгляд из-под длинных тёмных ресниц встречался с её глазами, она тут же ловила себя на мысли, что нужно любыми способами избавиться от этого чуждого ей ребёнка.

Сколько раз она пыталась оправдаться перед собой за этот страх, вспоминая, а по большому счёту, выдумывая разные причины его появления. Но каждый раз, лишь одна мысль оставалась внутри – «Тот, кому есть чего бояться – будет бояться всегда…»

Мирна помнила, как они с покойным мужем нашли ребёнка рано утром у ворот Храма. Тот лежал на ступенях, одетый в некогда белую с тёмными грязными пятнами распашонку и штанишки, тоже перепачканные то ли грязью, то ли краской. Лицо младенца было всё покрыто пылью в разводах слёз. Он был немного исхудавшим, но здоровым. Рядом лежала записка – оторванный от чего-то листок бумаги с печатными буквами от руки – «его фамилия Тарона». Это было почти шесть лет назад. Она сама тогда осмотрела младенца – мальчик. Хороший здоровый мальчик. С ним не было никаких других опознавательных знаков. Только странная, – «Наверное, дорогая» – мелькнула мысль в тот момент, грязная ткань распашонки. Лёгкая, гладкая, тонкая и, вместе с тем, очень тёплая и этот мятый клочок бумаги.

Какое-то время, именно из-за этой необычной ткани, Мирна относилась к мальчику, как к ребёнку из состоятельной городской семьи. Настоятельница ждала, что за мальчиком, возможно, вернутся его богатые родственники и, возможно, даже пожертвуют немалую толику, помимо обязательной платы, храму. Но нет. Этого не случилось. Проходили годы, за мальчиком никто не приходил, распашонка тому стала мала, а в Мирне поселился этот въедливый страх, мешающий спать. Глаза малыша, поначалу чайно-жёлтого, постепенно превращающиеся в зелёный цвет, приказывали ей, а та подчинялась им. Ненавидела и себя, и его за это.

Она обладала властью, он был чёртовым подкидышем. Но тот приказывал ей. В три года он приказывал ей молчать, отворачиваться или опускать розги. Он не подчинялся никому. Не боялся Старейшин. Не боялся Перехода в адский мир «плохих людей». Не дал нанести татуировку принадлежности к Храму себе на запястье. Иногда она очень сильно ненавидела мальчишку, пополняя свою ненависть своим же бездействием. Не могла его наказать или устрашить, как других детей.

Временами Настоятельница, доставала распашонку мальчишки из тайного ящика в своём столе, мяла её между пальцев, пытаясь понять, что это за ткань, вертела пожелтевшую записку со странной надписью, хотела найти хоть какой-нибудь знак или причину, которые могли бы ей помочь вернуть мальчика тому, кто принёс его сюда, убрать, удалить хоть куда-нибудь…

Но за шесть лет женщине так и не удалось узнать, кем и кто были его родители. Мальчика решила назвать Рэн, что на языке древних означало «потерянный». Ей всегда нравилась та часть из священного писания о Переходе Великих Старейшин в благословенный мир радости: «А те рэн оали ав ни ханкэ и инд оуре – У потерянных душ нет шанса обрести дом». Это было правдой. Детям Храма Перехода не обрести места в этом мире, не обрести дом. Второе имя, странное по звучанию, приписали, как и было указано в записке. Рэн Тарона. И ещё, Мирна помнила первый взгляд его чайно-жёлтых глаз. Тот просто резко открыв их, заплакал, как все обычные младенцы, но именно тогда в её душе поселился глубокий страх… Страх, который не отпускал от себя вот уже шесть лет. Страх, который вложил в её сердце этот мальчик, за который она так его ненавидела. Страх потери ориентира. Страх потери незыблемости. Страх хаоса и смерти.

Она отвлеклась от своих мыслей и посмотрела в окно, но ребёнка и след простыл. С облегчением вздохнула, подумав, как всегда: «хорошо бы этот чёртов мальчишка упал в берлогу к клыкастому мерану. Или, заблудившись в лесу, не нашёл дорогу обратно… ну или, наконец, встретил какого-нибудь проходимца, который отвёл бы его на работу в город…»

Она села в кресло-качалку, в котором так любил сидеть её покойный Старм, задремала на какое-то время. Сквозь дремоту услышала стук в дверь. Тихий час после Молитвы ещё не закончился, поэтому Мирне почудилось, что эти резкие звуки ей приснились. Но удар раздался вновь. Она нехотя встала с кресла и подошла к обитой металлом массивной двери:

– Кто там?

– Мирна, Настоятельница? – Раздался глухой мужской голос за дверью.

Да… это я. – Неуверенно и испуганно ответила женщина. Страх усилился, острой болью кольнул в сердце.

– Мирна, откройте. Во имя закона и Перехода…

Услышав призыв контроллеров, Настоятельница спешно провела карточкой по монитору сбоку в стене, тяжёлая дверь отъехала в сторону. Двое в серой форме вошли внутрь комнаты быстрым и уверенным шагом. Один совсем мальчик – лет десяти на лицо, второй взрослый рослый мужчина лет сорока. Мужчина был высоким и жилистым, мальчик тоже был высоким для своего возраста. Она сразу узнала в их форме сотрудников Отдела Контроля. Отступила на шаг, пропуская внутрь, подумала: что, не сделай она этого, те оттолкнули бы её сами.