Крутой лед - Денис Урубко

Я расслабил ноги, - пусть отдохнут перед броском - и целиком перенес вес тела на ледовые молотки. Оправдывая паузу, оглянулся на пик Маяковского, чья монолитная башня пылала на солнце за моей спиной. У начала северного гребня, который я мог видеть, копошились, выделяясь силуэтами на фоне светлого неба несколько крохотных человеческих фигурок. Я улыбнулся, представив, как эти мелкие букашки, которыми отсюда выглядели мои друзья, будут смотреться на вершине, - огромная башня горы, и на ней едва различимые точки. Может ли здесь идти речь о какой-то победе? Если четверка муравьев вскарабкается на крышу небоскреба, могут ли они утверждать, что покорили его? Как все нелепо!.. Я выдернул клюв правого молотка из льда, выбросив руку как можно дальше вперед, подшагнул кошками, и замахнулся левой рукой - все четко, уверенно. Ха! Будешь тут уверенным, если голова кружится от одной мысли о падении! А куда сверзятся в итоге твои бренные останки даже нет возможности увидеть. Вот и уходит душа в пятки.

Наконец я преодолеваю наиболее крутой участок стенки и выползаю на склон, который с непривычки кажется мне чуть ли не ровной дорогой. Ноги в икрах слегка побаливают от выпавшего на их долю напряжения, а сердце все еще стучится о грудную клетку со скоростью пулемета. Однако успокаиваться на краю обрыва желания не было, и я быстрым рывком поднялся метров на пятьдесят выше, где на склоне лежал неглубокий, по щиколотку, снег. Здесь, с трудом утоптав ступени для ног, я остановился перевести дух.

Погода явно ухудшалась. Легкие облачка, казалось состоявшие из невесомого кружева, которые я видел во время отдыха на леднике, сменились другими, серыми и мрачными, тяжело тянущимися в вышине. Теперь они не исчезали над глубокой зеленой долиной Талгара, а угрюмо колыхаясь, заполняли небо глухим покрывалом, сквозь которое лишь кое-где проглядывала синева. Слабым дуновением откуда-то сверху потянул ветер, и его настойчивые тихие струи подхватывали снежинки, вихрем взлетающие из-под моих кошек при каждом шаге. Одежда, покрытая слоем осколков льда и снега, промокшая от талой воды, теперь начала замерзать. В рукавицы, которые зарывались в снег, когда клювы молотков глубоко проваливались в него не находя опоры, начали ссыпаться пушистые хлопья, и сжатые темляками молотков пальцы рук стали подмерзать; я почувствовал себя дискомфортно. Набирая высоту по крутому снежному склону, я отклонился влево, огибая скальный уступ, преграждавший мне дорогу. Снег очень слабо держался на льду, и приходилось идти с предельной осторожностью, так как клювы молотков и зубья кошек не находили достаточной опоры в его тонком слое, а до льда не доставали. Несколько раз я с замиранием сердца соскальзывал вместе со снегом вниз, обнажая черноту льда, отчаянно пытаясь удержаться на ногах, и, проехав метр-полтора, останавливался. Удача не отворачивалась от меня.

Во время одного из таких инцидентов послышались крики. Обернувшись в сторону пика Маяковского, который был уже почти наравне со мною, я увидел на его вершине людей. Это были ребята, пролезшие северный гребень. Среди всех я ясно различил крупную квадратную фигуру Андрея Барбашинова, с блестевшими на свету очками. Друзья махали мне руками, словно подбадривая, пытаясь показать, что я не одинок среди ледяной пустыни. Нас разделяло несколько километров пустоты, несколько километров чистейшего холодного воздуха, но ощущение было такое, точно мы с ними находимся на разных планетах, абсолютно недосягаемые друг для друга.

- Денис, - Андрей, казалось, вложил в голос всю свою недюжинную силу, - там “жопа” идет!

Он махнул рукой на юго-запад, откуда шла непогода, и я засмеялся. Мне было хорошо от его заботы о моем одиноком силуэте на вертикальном сколе стоящей прямо перед ними Северной стены пика Орджоникидзе. Когда Андрей делился потом своими впечатлениями, он лишь упомянул о мухе на витринном стекле, сравнивая меня с ней. Я махнул ему в ответ и крикнул:

- Сам ты...

Откуда-то изнутри саднящей занозой подкралась зависть, больно кольнула сердце. Эти четверо были на вершине, сидели довольные, болтая ногами, глядя на землю, оставшуюся глубоко внизу. Для них эта гора скоро благополучно завершится несложным спуском по пути подъема, и они позволили себе расслабиться в тепле и безопасности вершины. Мне же до цели своего восхождения было еще бесконечно далеко... Хотя... Я вспомнил свой срыв на спуске с “Маяка” после восхождения по юго-восточной стене. Тот ненадежный крюк,- будь он проклят...

Спустившись по камину с пробкой, Андрей Молотов вщелкнул свою самостраховку в торчащий чуть выше полочки, на которой он стоял, старый швеллерный крюк. За ним по веревке соскользнул и я, встав рядом. Было тесно и неудобно на этой маленькой площадке. Повертев головой, я увидел справа, в направлении гребня, до которого оставалось от силы метров сорок, широкий удобный выступ. Вот туда бы мне встать! Я глянул вверх, - Боб возился с веревкой, готовясь к спуску, и сейчас ему будет нужно место. Ни секунды не колеблясь, я вщелкнулся карабином самостраховки в тот же швеллер, и отцепив от себя основную веревку, начал облазить Андрея чуть выше. Под руку попался крюк. До площадки было метра полтора, и, вытянув ногу, я совсем чуть-чуть не дотянулся до ее края. Что за черт! Тогда я решил пойти на хитрость. Ухватившись руками за карабин в крюке, я откинулся назад, и, качнувшись на нем, маятником прыгнул на полку. Раздался звон. Перед моими глазами тусклой вспышкой мелькнуло лезвие швеллера, и я увидел проносящиеся куда-то вверх скалы. Это длилось по моим ощущениям целую вечность, длиннее всей моей жизни, а затем резкий рывок и удар о скалы привели меня в чувство. Инстинктивно, до боли в суставах я вцепился в выступы скалы и глянул вверх. Меня затрясло от страха. Андрей стоял метрах в четырех выше, откинувшись к стене, и удивленно взирал на меня. Нас связывала тонкая линия наших самостраховок, а между ними злой насмешкой судьбы болтался крюк. От взгляда под ноги закружилась голова - там метрах в двадцати ниже под крутой стенкой торчали из-под тонкого снега хищные зубья гранита. Я лежал как раз на перегибе у верхнего края этого отвеса, и веревка, связывающая Андрея со мной была натянута как струна. Нас спасла его реакция, - сдерни я его вниз, и Бобу осталось бы только констатировать нашу смерть. Вот тебе и простой спуск!..

Чувствуя, что если поддамся предательской слабости страха, то сейчас же поверну обратно, я стиснул покрепче зубы, и со злостью полез вверх, беспорядочно расшвыривая комки снега. Когда через пять минут мой взгляд скользнул по вершине пика Маяковского, она была пуста, царапая голой скалой купол неба. Судя по всему, мои друзья начали спуск.