Тёмный карнавал (Dark Carnival), 1947 - Рэй Брэдбери

Из-под лестницы доносились волнующие непонятные звуки, все стены сверху донизу были обиты лентами из легкого черного крепа.

Потрескивающие черные свечи озаряли ступени неровным пламенем. Пронзительному голосу Ма откуда-то из погреба вторил папин бас. Вернувшийся из Старой деревни Бион сновал туда-сюда, перетаскивал в дом большие наполненные кувшины.

– Спайд, мне пора на праздник.

Паук исчез, унося с собой серебристую нить, и Тим остался в одиночестве. Ему было ведено до блеска отполировать ящики, набрать пауков и поганок, развесить креповые шторы и поменьше показываться на глаза, когда начнут прибывать гости. Чем меньше будет видно и слышно этого недотепу, тем лучше для всех.

Стук каблучков и радостные вопли, заполонившие дом, возвестили о появлении Лауры.

– Возвращение! Возвращение! – доносилось отовсюду. Тим задержался около комнаты Сеси, но она спала. Лишь раз в месяц она выходила из своей комнаты, проводя все остальное время в постели. Милая, чудесная Сеси. Ему неудержимо захотелось поговорить с ней, спросить:

– Где ты, Сеси? Кого выбрала на этот раз, чью оболочку? Что ты делаешь? А может, ты над своими любимыми холмами? Как там?

Так и не решившись зайти, Тимоти заглянул к Эллен.

Сестра сидела на столе, разбирая груду срезанных волос. Они переливались под ее пальцами всеми цветами радуги. Белокурые локоны лежали среди огненно-рыжих и иссиня-черных прядей, а рядом с этим великолепием белела горстка ногтей, похожих на маленькие сабельки. Все это Эллен приносила из салона красоты в Меллин-Вилидж, где работала маникюршей В углу комнаты стоял аккуратный ящик красного дерева с именем Эллен на крышке.

Не поднимая головы, Эллен коротко бросила:

– Сгинь У меня из рук все валится, когда на меня таращатся всякие болваны.

– Ну, Эллен, праздник ведь! Канун Возвращения! – примирительно начал Тимоти.

Эллен презрительно фыркнула:

– Ха! А тебе-то что? – Отобрав несколько "сабелек", она высыпала их в крохотный белый саквояжик, прикрепив к нему этикетку. – Марш в кровать, а то я тебе придумаю такой подарок – не обрадуешься.

Тим вспыхнул, жаркий румянец залил его щеки.

– Да, но меня просили помочь накрыть на стол, отполировать ящики и вообще…

– И вообще, – сухо прервала его Эллен, – если ты сию минуту не уберешься отсюда, то утром в постели тебя будет поджидать дюжина бешеных устриц. Пока, Тимоти.

Вне себя от обиды, Тим выскочил на лестницу и налетел на Лауру.

– Поосторожней, смотреть надо, куда несешься, – процедила она сквозь зубы и исчезла.

Тим рванулся к распахнутой двери в погреб, потянул носом, вдыхая запах влажной земли и прелых листьев, тихонечко позвал:

– Папа?

С лестницы прогремел раздраженный голос отца:

– Времени в обрез, скоро гости, а у нас еще ничего не готово. Давай спускайся, да пошевеливайся.

Тимоти помешкал еще мгновенье, чутко прислушиваясь к разноголосице звуков, разносившихся по дому. Грохоча башмаками, мимо протопали ожесточенно спорящие о чем-то братья.

Тимоти кинул взгляд на родных, лихорадочно готовящихся к празднику. До чего быстро они сновали по дому: Леонард – в обнимку со своим черным докторским саквояжем, Сэмюэл – с огромным фолиантом под мышкой и ворохом креповых занавесок в бескровных руках, Бион – перетаскивающий в дом запечатанные кувшины.

Отец оторвался от ящика, на который он наводил окончательный блеск, хмуро посмотрел на сына, грохнул кулаком по зеркально отполированной крышке и дал Тимоти тряпку.

– Быстро протри его еще разок, и возьмемся за следующий. И не спи на ходу.

Водя тряпкой по дереву, Тимоти заглянул в ящик.

– Па, а дядюшка Эйнар очень большой?

– Ага.

– Он великан?

– Отстань. Этот ящик ему придется впору.

– Ну, мне же интересно. Семь футов в нем будет?

– Да замолчишь ты наконец или нет?!

Около девяти вечера Тимоти, зябко поеживаясь, поплелся на луг за поганками и пауками. Он собирал их, а ветер, по-осеннему переменчивый, то обдавал его своим теплым дыханием, то заставлял дрожать от холода. Сердце билось в нетерпеливом ожидании. Сколько все-таки Ма позвала гостей? Полсотни? Сотню? Проходя мимо фермерского жилья, Тимоти усмехнулся освещенным окнам:

– У нас тут такое скоро начнется – вам и не снилось!

Он поднялся на холм и осмотрелся, в нескольких милях от подножия холма раскинулся город, погруженный в сон, едва различим был белый циферблат башенных часов. И в городе, конечно, ни о чем не догадываются.

Домой Тимоти возвращался, сгибаясь под тяжестью сосудов с пауками и поганками.

В часовенке под лестницей подходила к концу короткая праздничная церемония. Из года в год она оставалась неизменной. Па монотонно читал Черную Книгу, а прекрасные мамины руки, будто выточенные из слоновой кости, чертили в воздухе магические знаки. Все были в сборе, кроме Сеси, которая по обыкновению не выходила из комнаты, но ее присутствие чувствовал каждый. Она пристально следила за происходящим то глазами Биона, то Сэмюэла, то Ма; вдруг чувствовалось, что она вселилась в тебя самого, всего на миг, неуловимый и быстротечный.

Внутри у Тимоти все сжалось. Он мысленно обратился к Повелителю Тьмы:

– Пожалуйста, я очень Тебя прошу, сделай так, чтобы я поскорее вырос и стал таким, как мои братья и сестры. Я так мечтаю быть на них похожим. Я хочу уметь плести из волос разные штуки, как Эллен, заставлять влюбляться без памяти, как это делает Лаура, читать умные книги, как Сэм, или быть уважаемым, как Лео и Бион Или, – размечтался мальчик, – создать семью, как наши Па и Ма.

В полночь разразился страшный ураган, от которого задрожали стены. Нестерпимо белым светом сверкнула молния. Из непроглядной дали надвигался смерч – он подкрадывался, приникая к сырой ночной земле, пробовал ее на вкус, принюхивался и продолжал свой путь, оставляя за собой неровные шрамы.

Входная дверь с шумом сорвалась с петель, но не упала, а повисла на каком- то крюке, и в комнате с важным видом появились величественные Бабушка и Дедушка, проделавшие неблизкий путь ОТТУДА, чтобы встретиться с детьми и внуками.

С каждым часом прибывали новые гости.

За окном хлопали крылья, был слышен чей-то осторожный стук на крыльце, кто- то нетерпеливо барабанил в дверь с черного хода. С крыши доносилось завывание ветра в печных трубах Ма до краев наполнила гигантскую чашу из прозрачного хрусталя алой жидкостью, которую раздобыл Бион. Па носился по комнатам, зажигая новые свечи, Эллен с Лаурой торопливо толкли сушеные коренья аконита (1).

С застывшим, как восковая маска, лицом Тимоти стоял посреди всей этой дикой неразберихи, пытаясь унять противную дрожь в руках, и наблюдал за тем, что творилось вокруг.