Незабываемые певцы - Юрий Сосудин

Приведенная беседа показывает, какое значение придавал Шаляпин граммофонной звукозаписи.

Шаляпин напел на пластинки почти все русские народные песни, входившие в его концертный репертуар. Годы перед первой мировой войной были рекордными по числу выступлений перед звукозаписывающим аппаратом. Еще в 1912 году только одна Фирма «Пишущий амур» предлагала 31 наименование грамзаписей-программу целого шаляпинского концерта. Граммофон разносил голос великого русского певца по самым глухим уголкам империи. Всякое объявление о грампластинках неизменно начиналось с его имени.

В апреле 1927 года голос Шаляпина впервые был увековечен новым, более совершенным методом звукозаписи – электрическим. Артист исполнил сцену смерти Дон-Кихота из одноименной оперы Массне уже перед микрофоном, а не перед акустическим рупором. По технике звуковоспроизведения эта запись относится к числу наиболее удавшихся.

Шаляпин не просто певец – он исключительное явление в русском искусстве. Звукозапись, конечно, не в состоянии охватить универсальности его таланта. За пределами звуковой документации остался неповторимый дар сценического перевоплощения.

«Несчастные мы люди, актеры: почти ничего, никаких следов после нас не останется, когда умрем, – жаловался Шаляпин артисту 3.Гайдарову. – Ну, правда, много я напел пластинок, но пластинка – это только половина меня, а другая? Мое тело, мимика, движения-тю-тю!..их нет!» Это говорилось до появления звукового кино.

В 1932 году Федор Иванович согласился участвовать в кинофильме «Дон-Кихот», который ставил известный немецкий режиссер Пабст.

«.Кинематограф мне не внушал доверия, техника его то есть, – сказал Шаляпин в одном интервью. – Сейчас в этом смысле, кажется все обстоит благополучно и я решил сыграть «Дон-Кихота… Петь я буду мало: Аве Мария, еще две-три арии. Главный недостаток звукового кино то, что в нем поют по всякому удобному и неудобному случаю».

Шестидесятилетний певец включился в работу с необыкновенным увлечением и энергией. Он объяснял: «Когда артист поет перед микрофоном, перед глазом объектива, он ни на секунду не забывает, что миллионы зрителей услышат его, а не две-три тысячи, как это бывает в театре. И это стимулирует артиста невероятно, он чувствует в себе огромный прилив артистических сил, стремление снова снова преодолеть все трудности…»

Подтверждением этих слов служит хотя бы тот факт, что один из эпизодов фильма Шаляпин повторял сорок шесть раз, прежде чем удовлетворился своим исполнением.

…Апрельским днем 1938 года гроб с телом Шаляпина стоял в Гранд-Опера. Хор Николая Афонского, в составе которого покойный совсем недавно выступал перед микрофоном, пел теперь «Вечную память»…

А в стене подвала того же театра по-прежнему находилась пластинка «Как король шел на войну». Ее замуровали там еще в 1912 году на торжественной церемонии «захоронения великих голосов».

Нужно забыть о наивной символической процедуре минувших дней, но не рухнет всемирная слава человека, которая, по словам Горького «напоминает всем нам: вот как силен, красив, талантлив русский народ!».

Три артиста Давыдовых

Был в истории русского театрального искусства период, когда на московской и петербургской сцене разделяли успех и славу одновременно трои известных артиста, носивших одну и ту же фамилию – Давыдов. Грамзапись сохранила для нас голоса этих артистов-однофамильцев.

Владимир Николаевич Давыдов

(1849–1925)

Старший из них – народный артист республики В. Н. Давыдов. Его творческая жизнь прошла в Александрийском театре и завершилась в советскую эпоху в московском Малом. Владимир Николаевич принадлежал к щепкинской школе. Последовательный и строгий реалист, он в своей работе над ролью придавал большое значение интонациям голоса, выражавшим тончайшие оттенки чувств и помогавшим раскрыть психологию образа.

«Надо было слышать, как Владимир Николаевич произносил слова, – пишет В. Пашенная, – Ни одна буква, ни один звук не пропадал, потому что он, учитывая особенность сценической задачи, усиливал звучание каждой буквы, четко отделяя одно слово от другого, один слог от другого».

Из воспоминаний Александра Федоровича Борисова:

Когда-то тучный, массивный человек, Владимир Николаевич за несколько лет до смерти стал катастрофически худеть, кожа на лице смялась и легла большими, неловкими складками. Огромный пиджак, рассчитанный, должно быть, на прежнего Давыдова, висел на нем, как балахон, и кисти в рукавах казались совсем худыми и слабыми. Однако все это обращало на себя внимание только до тех пор, пока он еще не начинал исполнять свой номер. Вот, к роялю подходит Давыдов, ласково улыбнулся одними только глазами и сразу же опустил голову. Помню что я испытал такое чувство, словно в комнате открыли форточку – сразу стало легко дышать. Слушая его, уже не хотелось ничего другого, как только вместе с ним грустить и улыбаться, вспоминать и думать, любить и ненавидеть. В своих эстрадных выступлениях он владел чудодейственным секретом интимного, я бы сказал, личного общения со слушателями и внушал каждому убеждение, что старинный трогательный романс «Пара гнедых» или грустная и усмешливая песенка Беренже, или озорные, задиристые частушки исполняются специально для него и только для него.

В.Н. Давыдов, Н.Н. Ходотов (1915)

У него была покоряющая музыкальность, какое-то внутреннее чувство мелодии, которым согревалось каждое произносимое им слово. Казалось, что исполняя своим тихим и чуть надтреснутым голосом старинные и всем хорошо известные романсы: «Дремлют плакучие ивы» или «Я вас любил», он сам оглядывается на прожитую им большую жизнь и грустит о навсегда ушедших молодых и солнечных днях. Заканчивал свои концерты Давыдов исполнением веселых деревенских частушек. Озорно приподняв левую бровь и подмигивая то и дело одним глазом, он превращался в настоящую, заправскую частушечницу и заставлял всех нас смеяться до слез. Все что он делал, он делал до такой степени правдиво, убежденно и от души, что иногда казалось непостижимым, как этот громадный актер великий мастер реалистического образа, создатель целые галереи таких сценических характеров, как Городничий, Расплюев, умудряется оставаться столь же великим и в нехарактерной для него обстановке. Для него не было высоких и низких, больших и малых жанров, а было искусство, которое всегда и везде прежде всего было подлинным искусством.

Александр Давыдович Давыдов

(1850–1911)

Второй артист – А.Д. Давыдов был артистом московского театра оперетты. Он выступал в некогда известном театре М. Лентовского с постоянной партнершей – прекрасной «пресненской Патти» – В.В. Зориной. Известность ему принесла оперетта-мозаика «Цыганские песни в лицах».

Обладатель красивого голоса низкого тембра был певцом тех времен, когда больше всего ценилось эмоциональное переживание самого исполнителя. А.М. Давыдов умел петь с неподдельной искренностью, задушевностью. Музыкальность, темперамент и сценическое обаяние артиста доводили публику до восторга, граничащего с экстазом. По словам современников, при исполнении последнего куплета «Пара гнедых»/»Вы, только вы и верны ей поныне, пара гнедых… пара гнедых»/ певец вызывал в зале рыдания. Ни одна рецензия о концертах «Саши Давыдова» не обходилась потом без упоминания об этих слезах.

А.Д. Давыдов

А.Д. Давыдов напел на пластинки несколько цыганских романсов, но, прослушав оригиналы, категорически запретил их издавать. Считая себя хранителем традиций подлинного цыганского пения, он не примирился с недостатками механического звуковоспроизведения.

Только после смерти взыскательного артиста граммофонная фирма возместила потерянные было барыши. Выпущенная ею пластинка с записью романсов «Пара гнедых»/музыка Донаурова на стихи Апухтина/ и «Нищая»/музыка Алыбьева, слова Беранже/ расходилась в невиданных дотоле тиражах.

Конец жизни певца – типичный для актера царской России. Вчерашний фаворит, ставший на старости агентом страхового общества, А.Д. Давыдов умер в нищете и одиночестве. Грамзапись ненадолго возвратила ему былой успех, затерявшийся в легендах купеческой Москвы. «Московская газета»/1911,Р57/ вспоминала, как поклонники Александра Давыдовича выпрягали после концерта лошадей из его кареты и сами везли артиста домой…

Александр Михайлович Давыдов

(1872–1944)

Из архивных материалов:

Советский певец, лирико-драматический тенор, заслуженный артист Республики.

С 1889 года солист Киевского оперного театра. С 1892 пел в Тбилиси, Екатеринославле, Харькове и в других городах.

В 1900 г дебютировал в Мариинском театре в опере Германа, это одна из лучших партий артиста. Ровный голос необыкновенно мягкого тембра, совершенство музыкальной фразировки, тонкое артистическое дарование отличали искусство Давыдова. Он считался лучшим Канио на русской сцене, имел большой успех в партиях Зигмунда, Логе, Мише и многих других партиях.