Большое сочинение про бабушку - Ольга Колпакова

А потом мужчины пошли на войну. И мой дедушка пошёл. Это была Вторая мировая, то есть Великая Отечественная, против фашистов, война. Я тогда ещё не родилась, мне это мама рассказывала. Дедушка Стёпа был в Румынии, Болгарии, Венгрии. Там люди тоже бедно жили. В Румынии даже беднее, чем у нас в деревне. Когда наши солдаты пришли в Австрию, то попали на постой в городскую квартиру. А там комнат восемь или десять. И в одной зеркала, полотенца… Дедушка спрашивает: «А это что за комната?» А городские солдаты ему: «А ты откеля?» – «Из Сибири». Объяснили, что к чему. Дед Стёпа очень удивился, даже руками всплеснул: «Господи, как люди живут, куда оправляются!»

Когда война закончилась, мужчины вернулись домой и стали строить отхожие места.

Зато бани у нас всегда были. Разве в ванне вымоешься, как в бане, где такой жар, – все микробы и внутри и снаружи от него гибнут. И без мыла мылись дочиста. Брали золу, заливали водой – через пару дней мыльный раствор готов. А если траву кипятком зальёшь (ромашку, душицу со зверобоем, крапиву, чабрец, полынь) да ополоснёшься – лучше всякого бальзама. Весной и летом в бане листьями растирались, особенно берёзовыми. Зимой – снегом: и свежесть, и польза. А мочалки так делали: папоротника нарвёшь, высушишь, в марлю завернёшь – и трись. Каждую баню новая мочалка. Старики говорили, что в других местах мочалки из липового лыка делают. Но у нас липы не росли.

Одежду стирали на речке. Когда мыла не было, рвали мыльнянку, растение такое, и очень хорошо ею всё отстирывали.

Гладили тяжёлыми утюгами. В один нужно было угли насыпать. А другой просто ставили на печку, чтобы нагревался. Ещё был малюсенький утюжок, как игрушечный, но тоже железный. Им кружева утюжили. У нас даже рубель дома был, хотя им уже не пользовались. Рубель – не деньги, а длинная деревянная палка с зазубринами. Берёшь рубашку, оборачиваешь её вокруг гигантской скалки, а рубелем эту скалку с рубахой начинаешь катать по столу туда-сюда. Но мы с братьями его для других целей использовали. Если по зубцам рубеля провести деревяшкой, получается очень музыкальный звук. Вот и вооружались: рубелем, стиральной доской, ложками деревянными, бубенцами со сбруи нашего коня Ветерка и устраивали концерты. Родителям некогда слушать, а у мамы Поли болела нога, она от нас не могла убежать. Мамой Полей звали мою бабушку, мамину маму. И дети, и внуки, и правнуки, и племянники – все называли её мамой Полей. Она с восьми лет нянькой работала, для всех мамой стала. Ещё маме Поле приходилось выслушивать наш самодельный «театр у микрофона», «новости с полей» и смотреть представление с медведем. За медведя был кто-нибудь из животных, кого удавалось поймать: пёс Драник, кошка Кика, а если братцы ящерицу поймают, то и её к искусству приобщали.

Играли мы много. Но и работали немало. У нас с тобой раз-раз – и порядок, а раньше на это весь день уходил. Вернусь в субботу из школы и начинается… Половики на улицу, посуду в таз, всё с печки и полатей на пол, а потом тоже на улицу – вытрясать, выхлопывать. Пол скребём, окна трём, паутину куриным крылышком со стен и потолка собираем. Зимой в сенях пол мыть холодно, от воды и рук пар идёт. Если ещё мама стирку затеет, то в баню уже в потёмках шли. Стирали руками, в большом тазу. Полоскать ходили на речку. Как белье пахло… Сейчас кондиционеры придумали для этого, а надо-то в чистой реке прополоскать, на свежем воздухе высушить. Знаешь, как машину стиральную изобрели? Глядя на маслобойку. Первые машины были такие же: пестик с крестовиной, только не сливки он гонял, а бельё. Мы первыми в деревне этот агрегат купили, когда у меня уже твоя мама родилась. Вся округа приходила смотреть, как он там вертит.

Перед большими праздниками стены и печку подбеливали. Известь вместо краски и обоев тогда была. Её у нас же на горе и добывали. Бросаешь в ведро с водой камень белый, водой заливаешь – шипит. Берёшь кисточку из ковыля, что вокруг деревни рос, и ровненько белишь. Не в магазин ходили за нужными вещами, а за деревню. Травинки-ковылинки прилипают к стенам, рисунки получаются. Спросонья на них интересно глядеть, истории придумывать.

Последний штрих – полотенцем красивым украсить зеркало. Но это не только для красоты делали. Чтобы из зазеркального мира никто к тебе не выскочил, и вешали полотенца с красной обережной вышивкой. Хотя, если кого спросишь, отвечали: для красоты. В другие миры верить стало нельзя, поэтому и забывалось, откуда такие привычки. Вот, к примеру, после заката мусор из дома не выносили. Если кто из родственников уезжал, в доме пол не подметали, пока он до места не доберётся. Начиная уборку, покрывали голову платком. А были дни, когда ни в коем случае нельзя было прибираться. Такие дни все любили.

Вечером в субботу, после уборки, обязательно баня. По всей деревне баньки дымят. Банный дым ни с каким не спутаешь. Берёзой пахнет. Всегда, пока я маленькая была, мама в конце мытья выливала на меня ковш чистой прохладной воды и говорила: «Как с гуся вода, так с тебя худоба», и потом скорее одеваться. Бежишь по улице до дома – если зимой, то от тебя пышет жаром, как от паровоза. У крыльца тормознёшь, в небо посмотришь. Звёзд столько, что от удивления плакать хочется. Думаешь: не может быть, чтобы на какой-нибудь из них кто-нибудь не жил. Бог не Бог, а хоть кто-нибудь.

Утром в воскресенье просыпались от запаха блинов. Спускаешься с полатей, умылся и сразу за стол. И весь день можно бездельничать. Только кур с утками накормишь, яйца соберёшь, воды из колодца принесёшь, золу из печки выбросишь, летом – корову встретить сходишь на околицу. Если зима – дров и кизяков в избу наносишь. Да, делать кизяки – это тоже было отдельное большое дело и для детей, и для взрослых. Ничего не выбрасывалось, всё в дело шло. Даже навоз. Из навоза и соломы кизяки месили, лепили, высушивали. А потом печи топили. Переделаешь дела – и в гости к подружкам или на улицу играть.

Телефон! Тебе Иришка, наверное, звонит. А у нас телефонов долго не было. Идёшь, к кому тебе надо, в окошко стукнешь…

Иришка сегодня у меня ночует. У Иришки нет братьев и сестёр. У меня тоже. Мама говорит, что ей хватает меня одной. У бабушки в семье было шестеро детей, но двое умерли, и даже бабушка Макрида не помогла. Мне иногда очень хочется брата или сестру. И тогда мне разрешают пригласить в гости Иришку. Это здорово. Можно вместе играть в карты или на компьютере, а потом шептаться полночи. А ещё страшные истории можно сочинять. Нам родители не разрешают ужастики смотреть, поэтому мы сами придумываем про ведьм, вампиров. Или про пирожки с ногтями. Только это сначала страшно, а потом смешно – мы же знаем, что это неправда.

– Бабуль! – зову я. – А вы в детстве друг другу страшные истории рассказывали?

– Ещё какие. – Бабушка заходит в мою комнату, в руках у неё вязанье. Бабушка сама нам носки вяжет из моих старых шерстяных кофт. Хотя сейчас в магазине можно любые вещи купить.

– Про скелетов рассказывали? – спрашиваю я.

– Что же можно страшного про скелеты рассказать, они ведь не живые… Мы про войну рассказывали. Вот это было страшно. Когда живые люди живых людей уничтожали. А ещё про волков. Их вокруг деревни много водилось. А самая страшная история – это про волков и про войну вместе. Про моего папку.

– Расскажи, – просим мы с Иришкой. В комнате у нас, для большего страха, темно. Бабушка садится на край моей кровати, разглаживает простынку, поправляет одеяло и рассказывает:

Про самый большой страх

Вечером мы с братьями укладывались на полатях. А родители спали на кровати. Папа её сам сделал.

У нас было радио, и мы перед сном слушали концерт или «Театр у микрофона». Но иногда радио барахлило, и мы друг другу начинали рассказывать страшные истории. Или просили папку рассказать.

Мой отец, твой прадед, родился на Волге в деревне Эбенфельд. В переводе – Ровное Поле. По национальности он немец. В их деревне даже не говорили на русском. И в соседних деревнях тоже. Потому что здесь была Поволжская немецкая республика. Раньше у нас страна была совсем другая. Называлась Советский Союз. У нас было много республик: Украинская советская республика, Белорусская, Таджикская – много-много народов в Советском Союзе жило. Границ не было. Как сейчас в Европе, так и у нас было. Вот и немцы тоже жили. Рядом с ними в своих деревнях жили русские. В других – украинцы. Хочешь – живи сам по себе, хочешь – приходи в гости к соседу. У нас в стране знаешь сколько народов живёт? Больше ста семидесяти. Кто-то на своих землях с древних времён. А кто-то не так давно. На Урале или на Алтае русские совсем недавно поселились. Когда-то царица Екатерина, она ведь родом тоже из Германии, пригласила в Россию немцев. Земли на всех хватало, а рабочих рук было мало. Но вот началась Вторая мировая война. Германия напала на Советский Союз. Сталин – главный в стране он тогда был – испугался, что поволжские немцы будут помогать фашистам, раз они им родственники и с ними на одном языке говорят. Немцев назвали предателями и решили срочно отправить подальше от фронта. Генриху, прадеду твоему, тогда было четырнадцать лет. Чуть старше тебя. Все были объявлены предателями: и старенький дедушка Теодор, и малышка Мария, и Генрих – самый весёлый парнишка в деревне. В Ровнополье жило много людей. Большая была деревня. Со школой. Аккуратным заборчиком из камня обнесена, деревцами обсажена. Ведь эта земля родной им стала.