Правда выше солнца - Анатолий С. Герасименко

готовый бежать. Но сзади поджидала вторая гадина, скалилась, поднявшись на задние лапы, бесстыже вывалив раздвоенный язык. Акрион поскользнулся на цветочном крошеве, бросился вбок. На его пути возникло третье чудище. Безволосое, с телом, усыпанным гроздьями чёрных наростов, оно завизжало, брызжа тухлой слюной, и Акрион зажал уши, чтобы не лопнул от этого визга череп, не вытекли глаза, не расплавился мозг...

Дёрнувшись всем телом, открыл глаза.

Над ним была крыша. Закопчённые стропила, на которых он знал каждый сучок и каждое пятно. Солома с выбившимися кое-где колосками. Балка, прогнувшаяся от времени и для надёжности подпёртая посередине столбом. Знакомая, родная крыша.

Он был дома. В своём маленьком андроне – мужской столовой, или гостиной, или зале собраний, в зависимости от того, сколько человек пришло сюда есть, пить, спорить и обсуждать новости. Привычно пахло дымом: должно быть, старый Такис уже разжёг очаг и пёк лепёшки для хозяина. «Знает, добряк, как я с утра лепёшки люблю, – подумал Акрион. – Ох, как есть-то хочется».

Акрион провёл руками по шерстяному тонкому матрасу, постеленному на ложе, и с невыразимым облегчением вздохнул. Всё, что произошло, было, разумеется, сном. Страшным, загадочным, требующим вдумчивого толкования – но сном. «Сегодня же расскажу отцу, – подумал он. – И надо будет в храм сходить, принести жертву Аполлону, чтобы вразумил на толкование. А то, может, до Дельф прокачусь, оракула спрошу. Сон-то явно важный, такое не каждый день приснится...»

Конечно же, это был сон. Разве бывают наяву такие представления? Уже пять лет Акрион выступает в Дионисовом театре, и на его игру приходят смотреть тысячи людей – как до этого приходили на спектакли его отца, знаменитого Киликия. Никто не играет трагедий ночью, в царском дворце, да ещё без зрителей. И никому, конечно, в голову не придет бить другого актера мечом. Так и поранить недолго коллегу. Даже если меч, как положено, деревянный, а не железный.

Акриону вспомнились черные от крови терракотовые плитки пола и мертвец, лежащий подле кровати. «Жуть какая, – подумал он. – Всё в крови было...» Заранее усмехаясь от того, что сам себе не верит, он поднял руки к свету, лившемуся из окошка под крышей.

Ладони и предплечья до локтей покрывала красно-бурая корка.

Акрион вскочил с кровати, скинув матрас. Подбежал к окну, встал в пятно света, поднёс руки к яркому, весёлому лучу Аполлонова светила. Только сейчас он ощутил, как стягивает кожу засохшая кровь, почуял острый, смертельный запах.

– Боги, – сказал он. Голос был слабым, как у больного. – Боги...

Пальцы дрожали, в ушах стоял звон. Снаружи, со двора доносились звуки обычного, мирного утра: бренчала глиняная посуда, кашлял Такис, кудахтали куры.

– Что же это? – пробормотал Акрион, не отводя взгляд от перепачканных ладоней. – Как это?

– Не успел я, – раздался голос за его спиной.

Вскрикнув, Акрион обернулся. В тёмном углу, куда не падал свет из окошка, под нишей со статуэткой Мельпомены, сидел на гостевом ложе незнакомец, спасший Акриона из дворца во сне – если пережитый кошмар всё ещё мог считаться сном.

– Не успел, – повторил незнакомец. – Опоздал. Кто же знал, что так обернётся?

Он по-прежнему был закутан в странное одеяние: чёрные штаны и куртка вроде тех, что носят в горах на севере Тиррении, но не кожаные, а из какой-то плотной ткани, облегавшей тело, словно приклеенная. За плечами покоился круглый шлем без гребня и украшений.

– Кто ты? – спросил Акрион всё ещё непослушным, сиплым голосом. – Чего тебе нужно? И... И что со мной произошло?

Незнакомец поднялся с ложа, не торопясь вышел на середину андрона. Чёрное одеяние шуршало и негромко позвякивало на каждом шагу. Сейчас, при дневном свете Акриону наконец удалось рассмотреть его лицо: стали видны тёмные, глубоко посаженные глаза, крупный рот с усмешливо вздёрнутыми уголками. Недлинные волосы, откинутые назад, открывали высокий, с едва намеченными морщинами лоб. Выглядел человек в странной одежде примерно лет на тридцать и был на голову ниже рослого Акриона.

– Что ж, по порядку, – произнёс он. – Кто я? Мои имена – Ктарос, Стилбон, Кадмил, или Агорей, или Долий. В каждой местности зовут на свой лад. Сам путаюсь иногда.

– Гермес? – прошептал Акрион. – Вестник богов?

– Можно и так, – согласился тот. – Но вообще мне больше прочих имён нравится Кадмил. Тем более что твои предки обращались ко мне именно таким образом. Теперь позволь ответить на другой вопрос. Что произошло? Нечто скверное и, боюсь, непоправимое. Ты, Акрион, ночью убил Ликандра Пелонида, царя Эллады. Своего отца.

Сказав это, назвавшийся Кадмилом замолк и посмотрел в глаза Акриону.

Акрион сглотнул пересохшим горлом.

– Мой отец – Киликий из Аргоса, – возразил он неуверенно. – Его все знают, он известный актёр. А царь... Как я мог убить царя? Я ведь спал.

Акрион сцепил руки, ощутив, как лопается покрывавшая кожу бурая короста.

– Я ведь спал, – повторил он с отчаянием.

Кадмил мрачно покачал головой:

– Ты стал жертвой колдовства. Ночью, во сне пришёл ко дворцу. Магия задурила твою голову, заставила думать, что всё вокруг – спектакль, а ты в нём протагонист. И должен поразить мечом антагониста. Знаешь ведь, что это такое?

Акрион кивнул. Он знал. Каждый актёр знал, да и каждый человек, кто хоть раз бывал в театре. То есть, буквально – любой житель Афин.

– Ты и сыграл, как требовалось, – Кадмил невесело усмехнулся. – Выложился на полную. Профессиональная деформация, ничего не поделаешь. Потом тебя хотели схватить стражники, но тут рядом случился я. Слишком поздно для покойного Ликандра, признаю. Что ж, зато сумел вынести из дворца горе-протагониста. Ну, и сюда принёс, когда ты отключился. Прилетел, приземлился во дворе, втащил в дом. И вот мы здесь.

Акрион переступил с ноги на ногу, обвел взглядом стены андрона, раскрашенные в два цвета. На дальней стенке неподвижный бело-красный Зевс, как всегда, побеждал неподвижного бело-красного Кроноса, пронзая его острым пучком неподвижных молний.

– Так я, выходит, убийца? – спросил Акрион. Ему вдруг стало невыносимо душно.

– Отцеубийца, если быть точным.

– Я не царский сын! – простонал Акрион. – Мой отец – Киликий. Из Аргоса…

Кадмил вздохнул.

– Почтенный Киликий всегда мечтал о наследнике, – поведал он сочувственным тоном. – Но не сложилось. Пятнадцать лет назад он взял в дом подкидыша. Мальчику было примерно восемь лет от роду, и он не помнил ничего,