Правда выше солнца - Анатолий С. Герасименко

Коридор свернул, в световом круге от лампы показались лестничные ступени. Акрион стал подниматься; лестница оказалась винтовой, закрученной, как высокая морская раковина. Взбираться пришлось долго. Когда лестница кончилась, Акрион, по ощущениям, очутился на высоте не менее сорока локтей.

Здесь, наверху тоже был коридор.

Вперёд? Ну, да, куда ещё-то.

«С чего же всё началось? – думал Акрион, до слёз вглядываясь в сумрак. – О чём трагедия? И кто автор? Эсхил? Еврипид? Или кто-то из новых, Гиппаред, может быть? Наверное, он: вечно придумает что-то несуразное. Что же я ничего не помню, напился, что ли, перед выступлением? Вздор, никогда такого не делал. Но как мне дальше играть? О Аполлон, помоги дураку! Не дай осрамиться перед публикой, вон они и так притихли. Не иначе, сейчас освистывать начнут...»

В этот самый момент свет лампы выхватил из мрака очертания двери. Медные петли в виде львиных лап, барельефные сценки сверху донизу: то ли охота, то ли война, в полутьме не разобрать. Акрион в очередной раз подивился тому, как неизвестный устроитель-хорег радел о декорациях к спектаклю, и хотел было идти дальше.

Вот цель твоя! Дверь, за которой зло таится!

Голос грянул в голове так, что Акрион едва не выронил и меч, и лампу. Снова закружило, повело в сторону, пол колыхнулся под ногами, как подъёмная площадка, на которой актёры выезжают из-под орхестры. Привалиться к стене. Дышать – глубоко, размеренно, как учил отец, чтобы унять волнение перед выходом к публике из скены. Спокойно, нет повода для тревоги. Аполлон снова помог советом, и теперь уже совершенно ясно, что делать. Сейчас... Сейчас.

Ударом ноги Акрион распахнул богато украшенную дверь. Успел мимолётно порадоваться, что оставил лампу в коридоре. Так ярче рисуется его силуэт, тёмный на фоне освещенного дверного проёма. Шагнул в покои, огляделся – порывисто и нетерпеливо, чтобы все видели: мститель готов к возмездию, он ищет жертву.

А вот и второй актер из трагической тройки!

Огромного роста человек поднялся навстречу Акриону с разобранной постели. Выставил руку, защищая спросонья от света глаза. Акрион на мгновение застыл, глядя через прорези маски. Смятые простыни, чаша с вином у изголовья кровати, квадрат темноты в оконце под потолком – будто бы не в театре, а в обычной опочивальне.

Произнести монолог? В таких сценах герой всегда говорит что-нибудь возвышенное. «Что ж, умри! Твою кончину с легким сердцем я приму». Нет, это другое...

Нет прощения тирану! Рази без жалости!

На сей раз божественный голос был полон гнева. Разить без жалости! Уязвить врага! По-настоящему, с выпадом, как на тренировках в эфебии. Всё должно быть естественно, иначе зрители не увидят гнев мстителя, не поверят в гибель злодея.

Акрион сорвался с места, прыгнул к человеку и пронзил его мечом.

По-настоящему, с выпадом.

Естественно.

Клинок вошёл в грудь слева, точно напротив сердца. Брызнуло на руки тёплым. Человек мотнул головой от удара, взмахнул руками. Зацепившись ногой, повалился на кровать. Стиснул пальцами простыни, согнул напряжённые до предела руки в локтях, будто изо всех сил боролся с кем-то незримым. Гортанный, клекочущий звук родился в горле и захлебнулся кровью. По простыням расплылась чернота.

Акрион попятился.

Случилось что-то страшное. Непоправимое.

Публика по-прежнему молчала, но это молчание было другим. Сытым, удовлетворённым. Преступным.

Меч глубоко засел в груди поверженного. В воздухе больше не пахло благовониями. Опочивальня наполнялась ржавым острым запахом крови.

Человек на кровати захрипел, приподнялся, но тут же, оседая, соскользнул с перепачканных простыней. Скорчившись, замер у изножья и больше не двигался.

– Аполлон милосердный, – прошептал Акрион и тут же повторил в голос: – Аполлон милосердный!..

Человек не шевелился. Меч косо торчал из раны. Кровь текла по терракотовым плиткам – чёрная, блестящая, словно живая. Но, конечно, никакой жизни в ней уже не было.

В коридоре послышались торопливые шаги. Акрион на подгибающихся, как из тростника сплетенных ногах повернулся ко входу. «Это не спектакль, – подумал он в ужасе. – Это не было спектаклем. С самого начала это не было и не могло быть спектаклем. Что я сделал? Что теперь будет? Как это случилось?!»

Звук шагов приблизился, заполнил коридор. По стене порхнула тень. Акрион огляделся, но, кроме маленького окна под потолком, куда не протиснулся бы и ребенок, выхода не нашёл. Похоже, он попался – попался на месте самого настоящего преступления. Убийца с окровавленными руками.

В дверях появилась коренастая фигура. Это был мужчина в диковинном платье: сперва, не разобрав, Акрион решил было, что он гол, но тут же разглядел, что всё тело незнакомца закутано в черную плотную ткань, прилегавшую к телу, словно вторая кожа. За спиной мужчины болтался странной формы шлем и висела ещё более странная сумка.

Незнакомец замер, осматривая комнату. Поднял с пола зачадившую лампу. Обойдя кровавую лужу, подобрался к кровати, нагнулся над мертвецом. Потрогал шею, выругался, вытер пальцы о простыню. Повернулся к Акриону.

– Ты что натворил? – спросил он неприязненно.

– Я... – начал Акрион.

Человек в диковинном платье шагнул к нему, сорвал театральную маску и поднёс к лицу лампу.

– Ну да, – произнёс он с горечью. – Кто же ещё. Мог бы догадаться. Вот стерва.

Акрион молчал. Лампа чадила, близкое пламя заставляло щуриться, выжимало слезу. Ноги обдувало сквозняком, и было невыносимо думать, что голых ступней вот-вот коснётся растекающаяся по полу кровь убитого.

– И что теперь с тобой делать? – спросил незнакомец. Спросил задумчиво, без зла.

Где-то далеко, в недрах дворца зародился шум. Хлопнула дверь, другая; кто-то крикнул, ему ответили на несколько голосов; ахнула женщина, залаял разбуженный пёс; и негромко, но явственней всех прочих звуков лязгнуло оружейное железо. «Наверх! Сюда!» – повелительный окрик. Топот нескольких пар ног, обутых в сандалии. Кто-то крепко ругается – близко, совсем близко...

Незнакомец проворно задул лампу. Темнота обрушилась, как удар. «Это конец спектакля, – с жалкой надеждой подумал Акрион. – Пришёл третий актёр, эписодий кончился, и сейчас хор запоёт последний стасим, а потом все пойдут по домам...»

– За мной! – прошипела темнота, хватая Акриона за плечо. Тот беспрекословно дал себя выволочь в коридор и дальше, куда-то в кромешное чёрное ничто. Звуки приближались, уже было слышно натруженное дыхание нескольких глоток, и звонко, хищно бряцало