Похорони меня ложью - С. М. Сото
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я не могу, — всхлипываю я.
Все еще вытаскивая меня из разбитой машины, сестра качает головой. Я чувствую, как от нее исходит отчаяние.
— Да, можешь. Ты должна. Ты не умрешь здесь, Маккензи, поняла? Я не позволю.
Это кажется вечностью боли позже, когда я падаю на землю рядом с машиной с глухим стуком, и жгучая боль в животе становится сильнее. Все еще сжимая мои руки, Мэдисон оттаскивает меня на безопасное расстояние от машины, чтобы я могла отдышаться.
Внезапно раздается скрип и звук чего-то скользящего. Я переворачиваюсь, насколько позволяет мое избитое тело, вытягивая голову на звук, и мои глаза расширяются при виде разбитой машине, качающейся на обрыве. Достаточно одного дуновения воздуха, чтобы она упала и покатилась вниз по склону. И это именно то, что делает машина.
Раздается громкий металлический стон, и бампер поднимается в воздух, прежде чем авто съезжает вниз по склону с собственным разумом. Металл ударяется о деревья, стекло разбивается, все это взрыв шума, сотрясающий окружающий нас лес. Я медленно поворачиваюсь к Мэдисон, которая смотрит на меня сверху вниз.
— Это была бы я там?
Она медленно кивает, позволяя мне обдумать ситуацию. Слезы подступают к моим глазам, и это все, что я могу сделать, чтобы сдержать надвигающиеся рыдания.
— Мне так жаль, Мэдс, — задыхаюсь я, зарываясь в грязь и позволяя влажной земле удерживать меня некоторое время. — Я пыталась. Я действительно пыталась. Но подвела тебя. Они выйдут на свободу.
Мэдисон ерзает на земле рядом со мной, копируя мое положение. Она протягивает руку, нежно гладит меня по голове и грустно улыбается.
— Ты не подвела меня, Мак. Я никогда не хотела ничего этого для тебя.
— Ты заслуживала лучшего.
— И ты тоже, — возражает она. — Помощь в пути. А когда ты выберешься отсюда? Ты забудешь об этом. Ты забудешь обо мне, о Ферндейле и будешь жить так, как тебе всегда было предназначено. Ты будешь счастлива, Кензи. Хоть раз в жизни ты будешь по-настоящему счастлива. И я знаю, что когда-нибудь ты сделаешь маленькую девочку по-настоящему счастливой.
Мое лицо морщится.
— Я не готова отпустить тебя.
— Я никогда не бываю далеко. Я всегда рядом, здесь, — шепчет она, прижимая руку к моему сердцу. Я чувствую, как тепло ее ладони проникает мне в грудь. Это только усиливает слезы. — А теперь закрой глаза и слушай мой голос. Когда ты встанешь, все будет по-другому. Я обещаю.
— Пожалуйста, не уходи, — шепотом умоляю я.
Это теряется в ее гармоническом пении и отдаленном вое сирен, прежде чем темнота затягивает меня.
Голова у меня зернит, будто кто-то опрометчиво встряхнул газированную банку, что внутри все расплывается и пузырится. Непрерывный гудок звенит у меня в ушах, и кто-то что-то говорит. Шепчущие звуки, звучащие так, словно доносятся со всех сторон. Они такие громкие, такие ясные и отчетливые; но каждый раз, когда я активно пытаюсь очистить свой мозг от пуха, чтобы послушать, я не могу. Я ничего не могу разобрать.
Но одно я знаю точно.
Я узнаю один из голосов. Не знаю, от кого и откуда, но я узнаю этот голос, словно слышала его всю свою жизнь. Оно тянет куда-то глубоко внутри меня. В место, где я прячу свои эмоции, в шкаф, в котором я закрываю свои скелеты и заставляю себя упаковать их навсегда. Только у кого-то оказался ключ от этого шкафа, и они медленно открывали ящики и опустошали полки моего прошлого и боли, которая была давно забыта.
Собрав все свои силы, я моргаю, пытаясь прогнать сонливость, отяжеляющую веки, но ничего не происходит. Эта абсолютная тьма все еще зовет меня, пытаясь затянуть обратно, как черное утяжеленное одеяло.
Это было бы так просто.
Я чувствую, как просто было бы притвориться, что боли нет, и вернуться в то темное, холодное место, которое почему-то казалось мне домом. Я даже толком не знала, каково это чувствовать себя, как дома, ведь у меня так давно его не было. Я не была уверена, что когда-либо знала, что такое истинное чувство дома.
После нескольких безуспешных попыток я открываю глаза и вижу яркий белый свет, стерильные стены и темные силуэты. Я вглядываюсь в туманные фигуры, парящие вокруг. Чувствую глубокую пульсацию за глазами, а во рту болезненно пересохло. Мой разум активно пытается расшифровать окружающий меня шум: где я, как я сюда попала, что со мной не так, но я терплю неудачу с каждой мыслью.
Я не могу сформировать ни единой связной идеи или рассчитать ответ на любой из этих вопросов.
Проезжая сквозь смог, затуманивающий мои мысли, я моргаю сквозь пленку, закрывающую мои глаза, и в ту секунду, когда я поднимаю взгляд, у меня перехватывает дыхание, когда глаза останавливаются на знакомой паре голубых. Это шок для моего организма. Глубоко укоренившаяся бомба до самой сердцевины. Я качаю головой, уверенная, что все это мне померещилось, но тут же останавливаюсь, когда от этого движения по позвоночнику пробегает боль.
Этого не может быть.
Этого не может быть.
Я никогда не думала, что увижу этого человека снова. Черт, я никогда не думала, что увижу их обоих снова, но я ошибалась. Очень сильно.
Краем глаза я замечаю фиксатор, идущий от лодыжки к бедру. По обеим сторонам тянутся металлические прутья. Я шевелю пальцами на левой руке и чувствую, что и там тоже установлен фиксатор. Мой желудок сжимается. Я с головы до ног в металле и гипсе, но у меня нет возможности понять эту информацию, не сейчас. Не тогда, когда мои родители стоят в нескольких метрах от меня с болью в глазах.
Прошло девять лет с тех пор, как я видела их в последний раз, и за это время они сильно изменились, но, смотря на них, они такие же. Моника Райт выглядит как зеркальное отражение женщины из моего детства, только теперь она носит свою боль на рукаве. Она, как красивый рукописный курсив на ее коже. Все дело в бледности ее кожи, в том, как она держится, и в темных синяках под глазами. Переводя взгляд на Майкла Райта, это все равно, что войти в машину времени вместе с ним. Смотря на него, я все еще чувствую ту же разобщенность с отцом, что и в детстве. Он смотрит на меня с таким явным разочарованием, что я не
