Между ангелом и ведьмой. Генрих VIII и шесть его жен - Маргарет Джордж

Да, я начал говорить о том, как попал ко мне этот дневник. Ответ прост: я его украл. Все, что даже отдаленно связано с покойным королем или традициями былых времен, могли уничтожить сначала реформаторы, а теперь паписты. Первые били стекла в церквях, а вторые, судя по слухам, пошли еще дальше в своих зверствах, и я даже опасаюсь писать о них. Говорят, приспешники королевы тайно извлекли тело Генриха — ее собственного отца! — из могилы, сожгли его и бросили в Темзу! Поистине чудовищное злодеяние!

Таким образом, дневник является последним земным наследием короля. Неужели вы поступите по чудовищному примеру его преемницы и предадите огню эти бесценные страницы? Если вы не считаете себя кровным отпрыском Генриха (во всяком случае, настаиваете на этом), то станьте для него лучшей дочерью, чем законнорожденная.

Какая смехотворная ситуация. Но смех, в сущности, самое цивилизованное из доступных нам проявлений чувств. Шутки сглаживают острые углы и делают нас более терпимыми. Гарри понимал юмор. Вероятно, я могу подшутить и над собой, преступив границы собственного призвания.

Да пребудет с вами благословение вашего таинственного бога.

Прилагаю к сему письму королевский дневник.

Должен заметить, что Бесси Блаунт не была блудницей.

Уилл

Дневник Генриха VIII

I

Вчера один болван поинтересовался, какое первое событие детства сохранилось в моей памяти, явно ожидая, что я радостно предамся сентиментальным детским воспоминаниям, коими положено наслаждаться чудаковатым старикам. Он страшно удивился, когда я приказал ему убираться вон.

Но его любопытство все-таки причинило известный ущерб: ведь мне не удалось с такой же легкостью отделаться от собственных дум. Перед моим мысленным взором пронеслись картины детства, но какую из них я мог бы назвать самым ранним впечатлением? Так или иначе, никто не назвал бы его приятным. Уж в этом я уверен.

Должно быть, я помню себя лет с шести… Нет, моя сестра Мария родилась, когда мне исполнилось пять. Точно. А годом раньше умерла другая моя сестра, Елизавета, и это ужасно поразило меня. Значит, мне было три года?.. Наверное. Да. Именно тогда меня удостоили восторженных поздравлений… И в то самое время мне запали в душу слова «всего лишь второй сын».

Стоял чудный летний денек — жаркий и тихий. Я собирался отправиться с отцом в Вестминстерский дворец на церемонию пожалования титулов и званий. Король долго репетировал со мной весь ритуал, пока я не запомнил его назубок: поклоны, падения ниц перед владыкой Англии и проходы по залу. Мне пришлось пройти ритуальную науку, поскольку предстояло присутствовать на королевской аудиенции.

— Никогда не поворачивайтесь спиной к королю, — пояснил батюшка.

— Несмотря на то, что вы мой отец?

— Несмотря ни на что, — серьезно ответил он. — Ведь я еще и ваш король. Сегодня я произведу вас в рыцари ордена Бани. Перед посвящением вас оденут как отшельника. А потом вы вновь войдете в зал в ритуальном облачении и получите титул герцога Йорка. — Он рассмеялся сухим тихим смехом, похожим на шорох листьев, влекомых ветром по булыжникам мощеного двора. — Тогда они утихомирятся, осознав, что Тюдоры объединились с Йорками! Единственный настоящий герцог Йоркский будет моим сыном. Пусть все увидят это! — Вдруг он понизил голос и мягко произнес: — Вам придется достойно пройти перед всеми пэрами нашего королевства. У вас нет права на ошибку, нельзя показать страх перед ними.

Я глянул в его холодные, серые, как ноябрьское небо, глаза.

— Я не боюсь их, — сказал я, зная, что говорю правду.

Толпы горожан высыпали на улицы посмотреть, как мы проезжаем по Чипсайду к Вестминстеру. У меня была собственная лошадка — белый пони, и я ехал на нем следом за отцом. Его гнедого украшал ковровый чепрак. Даже верхом я почти не возвышался над рядами зевак, выстроившихся вдоль дороги. Я отчетливо видел их лица, запомнил их выражения. Народ радостно встречал наше появление, призывая небеса благословить нас.

Меня порадовала королевская церемония. Дети обычно скучают на официальных торжествах, но я наслаждался. (И любовь к ним я не утратил никогда. Неужели она зародилась именно в тот день?) Мне нравилось, что все глаза в Вестминстер-холле устремлены на меня и я один, без сопровождающих, прохожу по длинному залу, видя вдалеке фигуру отца. Грубая отшельничья одежда царапала мне кожу, но я не смел выказать и тени недовольства. Отец сидел на возвышении в темном резном кресле — на королевском троне. Он выглядел отстраненным, бесстрастным, как и подобает истинному монарху. Немного дрожа, я приблизился к нему, и тогда он встал, взял длинный меч и посвятил меня в рыцари ордена Бани. Подняв клинок, король слегка коснулся моей шеи, и меня поразило, что в такой жаркий день сталь была столь холодной.

Не поворачиваясь спиной и медленно отступая, я покинул зал. В приемной Томас Болейн, один из оруженосцев и телохранителей отца, ждал меня, чтобы помочь переодеться в богатый церемониальный наряд, пошитый специально для сегодняшнего ритуала. И вновь я вошел в зал, повторил проход к трону; теперь уже мне пожаловали титул герцога Йоркского.

Потом меня должны были удостоить великих почестей, всей знати и прелатам следовало выказать мне почтение, признавая меня высочайшим пэром Англии после короля и моего старшего брата Артура. Теперь-то я знаю, а тогда не понимал, что это означало. Титул герцога Йорка доставался лишь избранным претендентам на трон, и потому-то отец вознамерился добиться клятвы верности от придворных, дабы в дальнейшем они не присягнули никому другому — ведь не могло же быть двух герцогов Йоркских. (Так же как не может быть двух голов Иоанна Крестителя, хотя некоторые паписты настаивают на поклонении обеим!)

Но я еще не понимал этого. Мне было всего три года. Впервые я самостоятельно исполнил некую роль и жаждал всеобщего внимания. Я воображал, что теперь все взрослые подойдут ко мне с радостными поздравлениями.

Какое наивное заблуждение. Их поздравления и «признания» выразились лишь в легких наклонах голов и небрежных взглядах, брошенных в мою сторону. Я совсем растерялся среди этого леса ног (мне действительно казалось, что кругом странный лес, — ведь я еще не дорос до пояса взрослого человека, даже самого приземистого), люди то расходились, то сходились, собираясь группками по трое, четверо или пятеро. Я поискал глазами королеву, мою мать, но не нашел ее. Хотя она обещала мне прийти…

Фанфары возвестили, что на длинный стол, протянувшийся вдоль западной стены зала, уже поданы пиршественные блюда. На широкой, как поле, белой скатерти поблескивала золотом изысканная посуда. В тусклом освещении она казалась ярче выставленных кушаний. Вокруг стола начали сновать слуги с огромными золотыми кувшинами. Когда подошли ко мне, я потребовал вина, чем вызвал смех у окружающих. Слуга попытался возразить мне, но я настоял на своем. Он поставил передо мной маленький чеканный кубок и наполнил его кларетом, а я тут же выпил его до дна. Очередной взрыв хохота придворных привлек внимание отца. Он глянул на меня так, словно я совершил тяжкий грех.

Вскоре у меня закружилась голова, и я весь вспотел в своем плотном бархатном наряде. К тому же в переполненном зале стоял спертый воздух. Меня раздражали гудящие над моей головой голоса. Королева так и не появилась, и никто больше не обращал на меня внимания. Я мечтал уже покинуть это скучное пиршество и вернуться в Элтам. Что привлекательного находят в этих праздниках? И я решил больше не завидовать Артуру, который имел право посещать их.

Я заметил, что король стоит в стороне, беседуя с одним из членов Тайного совета, архиепископом Мортоном, как мне показалось. Расхрабрившись от вина (обычно я неохотно обращался к отцу), я собрался попросить его позволения немедленно уехать в Элтам. Благодаря маленькому росту мне удалось незаметно приблизиться к нему, лавируя между стайками сплетничающих придворных и лордов, и встать за его спиной. Полускрытый складками гобелена, я дожидался, пока он закончит разговор. Никому нельзя прерывать короля, даже родному сыну.

До меня донеслись обрывки фраз: «Королева… болезненно…»

Неужели матушка захворала и оттого не пришла? Я подобрался поближе и напряг слух.

— Но она должна похоронить эту боль, — заметил Мортон. — Хотя каждый новый претендент бередит ее рану…

— Вот почему необходима была сегодняшняя церемония. Настала пора покончить со всеми незаконными герцогами Йоркскими. Если бы они могли понять, как это оскорбляет ее величество. Каждый очередной наглец… хотя она знает, что они все обманщики и изменники, однако мне представляется, что слишком долго перед ней маячила физиономия Ламберта Симнела. Вы же понимаете, ей хотелось бы, чтобы остался в живых ее брат Ричард. — Король ронял слова тихо и печально. — Именно поэтому она не пришла. Ей невыносимо было видеть, как на Генри возложат сей титул. Это пробудило бы тяжкие воспоминания. Она любила брата.