Назло (СИ) - Сурмина Ольга

Тина все еще лезла в голову, но и злоба на соседку, которая явно лезла не в свое дело не проходила. Гуляя мимо тусклых рекламных вывесок, он остановился напротив одной из них. Последний раз Хоффман был в баре сто лет назад, а то и больше. Он поднялся по ступенькам, и почти сразу же ему в нос вдарил сильный запах алкоголя. Однако сегодня, сейчас он был им доволен. Подойдя к барной стойке он жестом подозвал к себе бармена и тихо произнес:

— Виски, двойной.

— Сколько угодно. — Бармен улыбнулся самой слащавой во всем свете улыбкой и пошел за выпивкой.

— Без льда.

— Как скажете.

Пока несли напитки, Райт стоял и изучал глазами царапины на барной стойке. Тина. Расставание. Школьник-соседка. Работа… На которой теперь его точно понизят. Почему все катится к черту? Где он оступился?

Напиток принесли. Хоффман залпом осушил стакан, после чего произнес короткое: «Повтори».

Свет падающих звезд беспощадно поглощала плотность облаков. В лужах асфальта отражались фонари, здания, случайные прохожие… мир вокруг неизменно двигался вперед, время в нем никогда не застывало. Чья-то боль была мелочью в этой огромной планете миллиардов человек, всем было все равно. Легкое касание прохладного воздуха ощущалось как сильный ветер, настолько, что, в пору, объявлять штормовое предупреждение. В баре он, буквально, выпал из мира, наслаждаясь спорным пониманием одиночества, попытками отрицания внутренних проблем. В баре, ему казалось, он провел всего двадцать минут, но, отчего-то часы на руке показывали полночь. Отчего-то бармен все время молчал, со странным сочувствием глядя на незнакомого клиента. Серые глаза были направлены на небо, сквозь него, хотя и небосвод сейчас был закрыт «крышкой» находящих циклонов. Бледная кожа в искусственном, уличном свете казалась еще бледнее, а черты лица контрастнее, словно их вырезал скульптор античных времен.

Он шел домой. С глупой улыбкой, и еще одной бутылкой в руках. Стоит признать, до сего дня он никогда так не напивался. Ни разу в своей недолгой, ответственной жизни.

«Сука, одна огромная проблема. Школьница, работа, деньги…» — Райт в тот момент слабо понимал поток собственного сознания. Он медленно шел, покачиваясь, по улице, все так же глупо улыбаясь, и напевая себе под нос какую-то ерунду. Чтобы он? Петь? Никогда. Ни за что. Ну… разве что после бутылочки виски…

Воздух усиливал порывы, и теперь уже ветер гонял по дорогам мусор, но сейчас молодого врача он не раздражал, а на против, веселил. Пакеты так смешно, так завораживающе вздымались к небу, кучки листьев напоминали объёмные гиперболы, а банки из-под газировки было весело пинать. Даже слишком весело…

Дверь в квартиру он открыл с пинка, после чего зацепился об порог и шлепнулся со всего размаха в коридоре. Хелл, в тот момент бессменно сидящая на кухне, вытащив наушники, медленно подошла к своему сожителю:

— Вот эт да…

— Вон из моего дома!! — Хоффман сжимал зубы от ярости, но никак не мог встать.

— Тиш, тиш… — Она переступила через своего горе-соседа и закрыла дверь. — Сейчас будем вставать.

— Не трогай меня тварь! И вообще, в-выметайся из моей квартиры! Чтоб духу твоего тут не было, еще мириться я с кем-то должен тут…

— Вот это ты упился. Язык заплетается. Ну что ж… — Хелен медленно склонилась над пьяным мужским телом, и закинула его руку себе на плечо. — Ух, ты тяжелый! Только иди сам, а? Я не сдвину с места такую тушу.

— Уйди!

— Ну-ну, рот закрой, и топай молча уже.

— Я сказал уйди! — Хоффман оттолкнул девушку в сторону, а как только она отстранилась размахнулся, и отвесил ей смачную пощечину. На пару секунд Хелен застыла. А потом поджала губы, сдвинула брови и, что было сил, вдарила пьяному соседу в нос.

— Еще и руку решил поднять?! Пьяный дегенерат, совсем страх потерял! — она размахнулась, и ударила мужчину ногой в живот, а потом, когда тот упал, хватаясь за солнечное сплетение, несколько раз в спину. Постояв пару минут и отдышавшись, она глубоко вздохнула, взяла Райта за шиворот и потащила на кухню. Тот все еще что-то невнятно буровил, но, более, не сопротивлялся.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Под струей холодной воды он все равно мало что соображал, но вроде-бы начинал трезветь. К тому же под ним уже скопилась холодная лужа, и даже будучи пьяным и побитым он не мог ее игнорировать. Хоффман вновь несколько раз попытался встать, но ничего не вышло. Хелен никак на это не отреагировала. Она просто взяла кувшин, и полила ему на голову еще воды.

— Достаточно. — Райт закашлялся. Хелл долила оставшуюся в кувшине воду, потрясла его, и поставила на стол.

— Ожил?

— Нет. Но говорить могу.

— Это я вижу. Посмотрим, что ты можешь говорить, потому что, если я услышу еще хоть одно оскорбление в свой адрес, обещаю, ты останешься без яиц. — Девушка произнесла это крайне спокойно, немного даже печально.

— Смело. — Хоффмен засмеялся себе под нос. — Ладно. Наверное, это к лучшему. — Он еще раз закашлялся и осторожно поднялся на ноги. Так он стоял пару минут, после чего медленно опустился на стул. Стрелки часов уже перевалили за час. Ночь. Ветер наконец разогнул тучи, позволяя выступить бледному кусочку мутной луны. За окном раздавались далекие возгласы случайных людей, звезды сыпались с неба, часто мерцая, перед своей смертью заглядывая в бесчисленные окна к бесчисленным людям. Осень давила, выматывала, пугала. Казалось, кроме нее, других времен года не существует, и им придется законсервироваться в этом состоянии, хотели они того или нет.

— Ты охренел столько пить. — Хел потерла щеку и села на стул рядом.

— Прости за это. Правда. Я плохо помню, что происходило. И совершенно потерял контроль… — мужчина смотрел куда-то в сторону.

— Мы оба, судя по всему, с тобой опущенные. Но правда, тебе нельзя пить. Ты становишься буйным. Отпусти ее уже, и все будет ок. — Девушка немного зевнула и откинулась на стуле. — Так что? Может все-таки расскажешь о ней?

— Ну… нечего рассказывать. — Райт закрыл глаза. — Она добрая, светлая. Прямо-таки вся светится… Много шутила и всегда старалась поднять мне настроение…

— Красивая? — собеседница доктора надула пузырь из жвачки, которую, минутой ранее, ловко и быстро извлекла из кармана.

— Очень. Маленький носик, мягкая, смуглая кожа. Румянец… Искристые, глубокие глаза.

— Как проникновенно. Ты книги, случаем, не пишешь? — Хелен улыбнулась. В ее словах не было ни капли сарказма.

— Нет.

— Ну… а дальше?

— А что дальше? Она была солнцем моей жизни. Мягко светила и отгоняла тучи. Ты так смотришь сейчас… — Хоффман скривился. — У нее не было недостатков. Идеальная девушка, как я считал. Просто взяла, и оставила меня.

— Ты олень.

— Что?

— Олень, говорю. Раз оставила, значит не такая уж и идеальная, или ты не замечал очевидного. Надеюсь, что столько сахара в речи, это все же действие алкоголя. Ты бы занялся собой, а не скатывался в самое дно. Обидно будет, если через десять лет она, с мужем и двумя детьми встретит тебя на улице спившимся бомжом. Слышишь, старик? Але! — Однако, пока девушка говорила, Райт уже медленно смыкал глаза. Она вздохнула, накинула на него кухонный плед и пошла в комнату. «Странный все-таки дядька. Вроде бы такой серьезный, а такой ранимый. Жалко его».

Жалко. Действительно, по жизни жаль ей становилось многих, но помогала Хелен Идл не многим. Напротив, часто наблюдала, как человек скатывается в пропасть, подбадривая его… молчаливым бездействием. Такая «помощь» убивала окончательно, но ей было все равно. Раз человек позволил себе так скатиться, значит недостаточно силен. А помогать слабым, как она считала — неблагодарное дело, ведь сами они все равно ни на что не способны, и даже от части верила в естественный отбор. Поможешь сильному — он будет у тебя в долгу. А со слабого и взять будет нечего, он на этой помощи выживает.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Себя она не классифицировала ни как сильную, ни как слабую. Но, раз выживает, значит достойна жить. И никогда не позволит себе скатиться на дно, куда бы не занесла ее жизнь.