Собрание сочинений в 4 томах. Том 2 - Николай Погодин

Чибисов. Боишься, что ли?

Шадрин. Ты всерьез?

Чибисов. Кстати, и сестренку увидишь.

Шадрин. Да нет…

Чибисов (подводит его к двери). Не «нет», а «да». Звони, солдат, приучайся.

Шадрин. Ох, попадешь с вами в переплет!

Чибисов. С нами? Обязательно попадешь. Кнопку хорошо нажал?

Шадрин. Нажал.

Чибисов. Ну как?

Шадрин. Мне что? Ты отвечать будешь.

Чибисов. Ладно, отвечу.

Дверь приоткрылась.

Узнаешь, Савельич, знакомого?

Человек в дверях. Узнаю, но не велено.

Чибисов. Теперь это силы не имеет. Я с приказом от ревкома пришел… Снимай цепочку… Не беспокойся, тебе отвечать не придется…

Дверь открыли.

Вот это правильно. Иди вперед, товарищ Шадрин. Ноги вытри. Правильно. Вот видишь, как у нас хорошо выходит.

За ними закрылась парадная дверь.

Деловой кабинет хозяина в доме Сибирцева. Здесь находятся представители различных категорий капиталистического мира: промышленник с Волги — волжанин, капиталист западного стиля — западник и один из руководителей кадетской партии — кадет.

Кадет (читает). «ЦК партии народной свободы призывает не признавать власти насильников. Законная и преемственная власть, созданная революцией, должна быть восстановлена. Мы приветствуем все учреждения и организации, объединяющиеся в борьбе против большевистского захвата, и призываем членов партии всеми силами содействовать этой борьбе». (Волжанину.) Вам не нравится? Исправьте, пожалуйста.

Волжанин. Я, кроме телеграмм, никогда ничего не писал и писать не стану. Какая партия? Неясно. Кадетская, что ли?

Кадет. Я полагал, что вы являетесь нашим соратником.

Волжанин. Напротив, сударь, напротив. Всем партиям и союзам предпочитаю союз честных людей.

Кадет. Вы хотите сказать — Союз русского народа?[5] Монархистов?

Волжанин. Царю не молимся, бога тоже не жалую, а насчет русского народа могу сказать лишь, что хуже, глупее, вороватее и отвратительнее нет другого народа на земле, хоть сам прихожусь земляком этому народу.

Западник. Надо скорее печатать это воззвание, пока большевики не закрыли наших газет. Если Захар Захарович прочел, то обращение следует разослать телеграфом по всей России.

Кадет. Мы отправим также послам великих держав. (Уходит.)

Волжанин. И вы, друг мой, с вашим умом и образованностью, всерьез принимаете власть Смольного? Как это они прикроют наши газеты? А если их просто по шее?

Западник. Кто? Я, вы, Захар Сибирцев, Рябушинский[6] пойдет и даст по шее? У нас нет штыков, а вы это забываете.

Входит господин в шубе с бумагами в руках, за ним следуют трое подобных ему господ.

Господин в шубе. Мое почтение, господа, мы с потрясающими новостями. Слушайте, это точно, это сущая правда. Керенский взял Гатчину и находится на пути к Царскому Селу.

Волжанин. Вот они, штыки.

Господин в шубе. Генерал Краснов[7] пишет в своем первом приказе (читает): «Временное правительство не свергнуто, но насильно удалено из своего помещения и собирается превеликой армией с фронта».

Волжанин. Прошу повторить эти исторические слова. Армия войдет в Питер, и конец этой музыке.

Западник (иронически). А известно ли вам, что в июльские дни в Питер также были введены войска?[8]

Волжанин. Вошли и разгромили гнездо большевиков во дворце Кшесинской[9].

Западник. Совершенно точно, разгромили, а солдаты в этом дворце прочли большевистские газеты и потом, дорогой Борис Никитич, эти же самые солдаты устроили нам революцию и разгромили тех, кто их призвал. В Питер солдат пускать нельзя. Это отравленный город. Весь кошмар идет из Питера.

Волжанин. Вот идет хозяин. Захар должен знать настоящее дело. У меня без привычки в такой кутерьме да еще на голодный желудок, натурально, трещит голова.

Входят Захар Захарович и еще несколько лиц того же положения, почтительно следующих за ним.

Господин в шубе. Захар Захарович, знаете?

Захар Захарович. Знаю. Керенский взял Гатчину.

Господин в шубе. А приказ генерала Краснова?

Захар Захарович. Читал. Господа, без вводных речей я приступаю к делу. Враг теперь в нашем доме, враг всюду. В единой цели уничтожения большевизма примиряются интересы течений и партий в нашем обществе. Кадет протягивает руку монархисту, и монархист пойдет с любым социалистом, ибо у нас и у них единственный смертельный враг — большевики. Так передовые люди всех партий понимают нынешнее положение. Наступление Краснова, несмотря на свой триумф, лично мне не дает радужных перспектив. Смольный наэлектризован; по моим сведениям, Ленин действует с невероятной, бешеной энергией. Этого человека действительно обожают солдаты и матросы. О рабочих не говорю, вы отлично знаете, какую силу имеет имя Ленина на заводах.

Господин в шубе. Неужели вы считаете, что верные правительству войска не будут в столице?

Захар Захарович. Я хочу, чтоб они были здесь сейчас, хочу!.. Но что толку от наших прекрасных надежд? Краснов займет столицу, но я не могу положиться на его казаков, ибо не знаю, как долго они будут повиноваться своим офицерам.

Волжанин. Подождем — увидим.

Захар Захарович (возбужденно). Я не могу ждать, когда у меня на заводах делают снаряды по приказу Ленина. Я не буду ждать, пока меня повесят. И не поверю ни одной сволочи с винтовкой. Мы не собрали реальной военной опоры внутри страны. Нет народа, нет армии, есть сброд, отребье, бандиты, и Петербург не что иное, как клоака бандитов, убийц, насильников. Хотите мое мнение — нате. Исходом русской смуты будет удар немцев по Питеру.

Волжанин. Сдать столицу Вильгельму?[10]

Захар Захарович. Или потерять Россию.

Пауза.

Волжанин. Дожили, дошли, пали во прах.

Западник. Эмоциональная сторона вопроса сейчас неинтересна. Что немцы прекрасно расправятся с «товарищами», я в этом ни минуты не сомневаюсь, но где они, как с ними говорить?

Господин в шубе. Господа… а союзники?

Захар Захарович. Каким образом вы получите союзный десант в Финском заливе?

Западник. Здесь много щекотливых и неприличных вопросов с точки зрения международных отношений.

Захар Захарович. А с большевиками жить прилично? Если прилично, живите, а я не буду. Имейте перед глазами одну проблему — большевизм, и тогда все сделается приличным. Без фиговых листочков и сознательно мы должны сдать Питер немцам, установить немецкую власть, немецкую политику, перевешать «товарищей» и дать России крепкое правительство. Будем разговаривать еще или приступим к делу?

Волжанин. Что мы можем сделать сейчас?

Захар Захарович. Это уж мы сумели подготовить. Сейчас я вам представлю лицо, облеченное доверием некоего правительства. Впрочем, я спрошу, пожелает ли оно оставаться инкогнито или его беседа с нами будет открытой. (Уходит.)

Волжанин. Большим разумом одарил бог Сибирцева: страшного действия ум. Боюсь я его, черта.

Западник. Кайзер запросит много выгод для себя.

Волжанин. И дадим.

Господин в шубе. Легко, если ваше состояние на Волге. Что скажут люди из столицы?

Западник. Мои интересы, как вы знаете, сосредоточены только в Петрограде. Я иду на жертвы.

Волжанин. Какие там жертвы! Чего бога гневить. Весь хлеб, который лежит у меня про запас от Кинешмы до Астрахани, сумею отдать в подарок и ни на копейку беднее не стану. С тех же немцев потом свое получу. Сочтемся.

Входит Захар Захарович, и с ним — иностранец.

Захар Захарович. Господа, перед вами лицо, уполномоченное императором Германии, его величеством Вильгельмом Вторым, на ведение переговоров с кругами, прямо заинтересованными в спасении Российской державы. Мы приветствуем в нашей стране посланца его величества. (Отходит от иностранца и аплодирует.)