Я был адъютантом Гитлера - Николаус Белов

Отсюда следует: агрессия Гитлера против СССР никоим образом не являлась спонтанной и вынужденной упреждающей, превентивной, мерой для предотвращения вполне определенного и конкретного, якобы уже подготовленного нападения СССР на Германию летом 1941 года. Она была издавна запрограммированным, заранее задуманным и тщательно спланированным актом, закономерно вытекавшим из всей военно-политической и стратегической концепции Гитлера, а также из «идейно-теоретических» установок национал-социализма.

Ни о каких сколько-нибудь серьезных признаках будто бы готовившегося тогда Сталиным нападения на Германию в воспоминаниях фон Белова не говорится, а от столь осведомленного, компетентного и внимательного наблюдателя, как он, такие признаки, имейся они в действительности, наверняка не могли бы укрыться.

Более того, фон Белов отмечает, что после визита Молотова в Берлин в ноябре 1940 года СССР действительно готовился к войне с Германией, но к войне оборонительной (с. 344). Таким образом, факт агрессии гитлеровской Германии против СССР, вопреки существовавшему договору о ненападении, остается несомненным.

Победа над гитлеровской Германией в Великой Отечественной войне досталась нам очень дорогой ценой, и об этом мы не смеем забывать, празднуя ее 55-ю годовщину. Мы заплатили за нее (по, предположительно, заниженным официальным данным) 27 миллионами жизней наших соотечественников, и цифра эта минимум в три с половиной (если не в четыре) раза превышает людские потери противника. Это во многом объясняется массовыми довоенными репрессиями (прежде всего против командного состава Красной Армии), а также политическими просчетами и имевшими катастрофические последствия оперативно-стратегическими ошибками Сталина (о чем подробно говорится в недавно вышедшем четырехтомном научном труде российских историков «Великая Отечественная война. 1941-1945. Военно-исторические очерки»).

Вступив в новый век и новую эру, человечество, если оно хочет жить и процветать в условиях мира, демократии, гуманизма и цивилизации, должно усвоить поучительные уроки истории ушедшего XX столетия. Это в первую очередь значит: до конца преодолеть и искоренить одно из самых гнусных и отвратительных явлений недавнего прошлого – гитлеризм, национал-социализм в любой его форме и ипостаси. Фашизм, под каким бы флагом и в каком бы обличье, со свастикой или без оной, ни выступал, какими бы демагогическими лозунгами и ностальгией по «сильной руке» и тому подобным формам диктатуры и тоталитаризма ни маскировал свою коричневую человеконенавистническую суть, больше не имеет права на существование – нигде и никогда. Ради этого отдали свои жизни павшие в Великой Отечественной войне против гитлеровской Германии.

Григорий Рудой, ветеран Великой Отечественной войны.

2000 г.

От автора

Почти восемь лет – с 16 июня 1937 г. до 29 апреля 1945 г. – я в качестве адъютанта от люфтваффе{1} входил в состав «адъютантуры вооруженных сил при фюрере и рейхсканцлере» Адольфе Гитлере и таким образом являлся самым непосредственным очевидцем успехов и падения национал-социалистического господства в Германии. После его краха – сначала офицеры разведок и следователи, а потом и различные историки – зачастую спрашивали меня о пережитом мною и о моих впечатлениях. Я отвечал на их вопросы чистосердечно и в меру своей осведомленности и лишь при допросах после пленения в Бад-Ненндорфе, а также в Нюрнберге сознательно уходил от истины. Представляют ли мои изложенные в книге сведения и взгляды действительно интерес и ценность для исторической науки и для знания этой главы германской истории вообще, пусть судят читатели и специалисты.

Дать самому себе отчет о тех годах, которые изменили мою до той поры нормальную военную карьеру, побудили меня неоднократно повторяющиеся запросы историков, многочисленные беседы в семейном кругу, с родственниками, друзьями, бывшими сослуживцами. Я не просто хочу удостовериться в фактах и датах, но и пытаюсь обрести для себя ясное понимание всего того, чему я оказался тогда свидетелем.

Я начал свою службу в Имперской канцелярии всего лишь 30-летним гауптманом{2} люфтваффе, смысл жизни для которого состоял в том, чтобы летать, и, прямо скажу, был совсем не в восторге от этой перемены в моей судьбе, поскольку тогда, в соответствии с моим предыдущим жизненным путем, мог вполне надеяться на должность командира авиационной группы. Теперь же мне предстояло покинуть войска и занять пост, требовавший больше светских и дипломатических способностей, чем профессиональных военных знаний командира эскадрильи.

Главнокомандующий люфтваффе Геринг{3} был тогда ближайшим доверенным человеком фюрера и рейхсканцлера. Их взаимоотношения возникли еще в годы борьбы национал-социалистического движения [против Веймарской республики и за установление своей диктатуры] и были настолько устойчивы, что выдержали многие испытания военного времени. Мне предстояло не только включиться в эти устоявшиеся взаимосвязи, но и найти свое место внутри адъютантуры рядом с такими яркими личностями, как Хоссбах{4} и Путткамер{5}.

Должности адъютанта часто завидуют, в большинстве случаев не зная о связанных с нею рутинных обязанностях и роли статиста.

Конечно, бывали и такие полковые адъютанты, которые «командовали» за своих командиров. Но подобные исключительные случаи даже отдаленно не могут идти в сравнение с моей деятельностью. Я никогда не поддавался искушению «делать политику» и влезать в дела, скажем, начальника генерального штаба люфтваффе или начальника управления ее личного состава, не говоря уже самого Геринга или же статс-секретаря министерства авиации. Я пытался найти компромиссное решение в трудных ситуациях, мог предостеречь, осторожно подправить и, к сожалению, лишь изредка подбодрить. Однако я всегда без обиняков высказывал свою точку зрения, если, разумеется, меня спрашивали о ней.

Притом мне доводилось глубже, чем это шло на пользу молодому офицеру, заглянуть в процесс рокового развития люфтваффе. Чем дальше, тем безрадостнее становилось собственными глазами видеть развал этого самого молодого вида вооруженных сил, не имея никакой возможности предотвратить его. Для меня никак не было сухой статистикой, когда я читал донесения о том, как мои камерады, с которыми связаны мои безмятежные лейтенантские годы, ведут на фронте бесперспективную борьбу. Не раз я снова пытался вернуться в войска. Но Гитлер меня не отпускал. Когда я в начале войны стал добиваться этого, он дал мне понять, что война и так скоро закончится. Вот тогда можно будет и поговорить об этом. Мои повторные просьбы во время похода на Запад Гитлер воспринимал весьма несдержанно, заявляя, что он сам определит, сколько мне служить при нем лично. Фюрер не любил, чтобы в его окружении появлялись новые лица. До персональных изменений дело доходило только в исключительных случаях. То же самое относилось и к Путткамеру и Шмундту{6}.