Из тьмы - Дэвид Вебер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Если лучники и были обеспокоены этим, они не показали никаких признаков этого - что, по мнению Гарсула, только подтверждало точку зрения Кургара об отсутствии у них здравомыслия. Они просто брели по грязи, неуклонно приближаясь к французам.
Французы, с другой стороны, казались застигнутыми врасплох английским наступлением. Они явно не ожидали этого, и им потребовалось некоторое время, чтобы привести себя в порядок. К тому времени, как они заняли свой собственный боевой порядок, англичане остановились примерно в трехстах ярдах от них, и лучники были заняты тем, что забивали свои колья обратно в землю.
* * *
Шарль д'Альбре не был счастливым человеком.
Он и его главные подчиненные (поскольку французские дворяне пятнадцатого века действительно могли представить себе концепцию подчинения кому-либо, кроме - возможно - Бога) подготовили план сражения. Никто из них не был слеп к преимуществам английской позиции в обороне, и у них был богатый опыт в том, на что способны английские лучники. Эти валлийские и английские ублюдки слишком часто демонстрировали, что никакие другие лучники в Европе не могли сравниться с ними в смертоносной дальности и скорострельности. Хуже того, у них было оружие, которое позволяло людям обычного происхождения, людям без крови, убивать даже самых аристократичных врагов. Это было одной из причин, по которой французские армии обычно отрубали пальцы на правой руке захваченных в плен лучников... по крайней мере, в тех редких случаях, когда они были не в настроении для более изобретательных наказаний.
Однако на этот раз у коннетабля было почти столько же лучников - считая его наемных генуэзских арбалетчиков - сколько у Генриха, и его первоначальный план состоял в том, чтобы разместить их по всему фронту, чтобы дать англичанам попробовать их собственное лекарство. Это было бы тяжело для его собственных лучников, учитывая превосходство длинного лука, но лучше для них, чем для его более благородно рожденных латников. Кроме того, что бы еще ни случилось, английские лучники без доспехов понесли бы серьезные потери в перестрелке, в чем и был весь смысл. Как только потери поколеблют их строй, его бронированная кавалерия обрушится на них и разобьет ублюдков, и в этот момент англичане будут уничтожены.
Но после трех часов неподвижных взглядов друг на друга некоторые из его конных войск спешились, чтобы отдохнуть, или напоить своих лошадей, или напиться самим. Бог знал, что пластинчатые доспехи были удушающим, похожим на духовку бременем даже в октябре, так что было достаточно легко понять их действия. Тем не менее, это означало, что они были вне позиции, неспособные начать атаку, которая опустошила бы армию Генриха, если бы им удалось поймать его на ходу, когда англичане застали их всех врасплох своим внезапным наступлением. К тому времени, когда коннетабль смог переформировать свои войска с некоторым прицелом на проведение такого рода атаки, Генрих остановился, и эти отвратительные заостренные колья вернулись на место, чтобы защитить фронт его лучников.
В этот момент, с расстояния в триста ярдов, они открыли огонь.
* * *
Каждый из наблюдавших бартони вздрогнул, почти в унисон, когда первые ряды стрел вонзились во французский строй. Звукосниматели, которые запросили Джорейм и Кургар, передали им крики раненых людей и их четвероногих верховых животных - их "лошадей" - с ужасающей четкостью. И ни один бартони не смог бы стать свидетелем внезапного извержения крови из разорванных тел, не почувствовав физической боли. И все же, несмотря на все свое отвращение, они также не могли отвести взгляд. Это было похоже на наблюдение за какой-то природной катастрофой - возможно, лавиной, соскальзывающей вниз, чтобы поглотить и уничтожить. Но эта "природная катастрофа" была результатом умышленно извращенного интеллекта, и каким-то образом это делало ее еще более завораживающей.
- Вот! - внезапно сказал Кургар, указывая на дисплей. - Я гадал, когда они это сделают! - Он дернул головой в жесте смирения бартони. - Безумие это или нет, но то, что сейчас произойдет с этими англичанами, будет уродливым.
У историка явный дар преуменьшать, - мрачно подумал Гарсул, наблюдая, как почти две тысячи конных рыцарей атаковали английскую линию. Ему пришло в голову, что, вероятно, было бы лучше атаковать англичан до того, как они смогут закрепиться на своей новой позиции, но французская атака началась только после того, как англичане начали забрасывать их стрелами. Тем не менее, это не должно иметь большого значения. Из демонстрации было ясно, что доспехов рыцарей было более чем достаточно, чтобы отразить подавляющее большинство стрел, летящих в них.
* * *
Шарль д'Альбре злобно выругался, когда его тяжелая кавалерия устремилась к английской линии. Теперь они атаковали!
И все же, даже когда он выругался, коннетабль знал, что было бы глупо ожидать какой-либо другой реакции. Этот сильный дождь стрел вряд ли убил бы или даже ранил многих из этих людей в тяжелых доспехах, но их лошади были совсем другим делом. Ни одна кавалерия в мире не смогла бы устоять на месте под прицельным огнем семи тысяч длинных луков, каждый из которых выпускал по двенадцать стрел в минуту. Его единственными вариантами были атака или бегство, чтобы оказаться вне досягаемости этих смертоносных луков, убивающих лошадей, и это были французские рыцари. О побеге не могло быть и речи.
Не то чтобы атака была лучшим вариантом, когда все было сказано.
Грязное поле замедляло продвижение всадников, и английские стрелы продолжали вонзаться в них. В отличие от их всадников, только головы лошадей были по-настоящему бронированы, и они начали падать. Каждое упавшее животное представляло собой отдельное препятствие для своих товарищей, но раненые и запаниковавшие лошади были едва ли не хуже. Многие из них были неуправляемы, вставали на дыбы и убегали из-за сводящей с ума боли от своих ран, и атака разваливалась в беспорядке, грязи, трясине, крови и телах. Не сумев сблизиться с англичанами, кавалерия отступила тем же путем, которым она пришла, что превратило и без того грязную землю в скользкое болото, усеянное мертвыми и ранеными лошадьми, как рифами в море грязи.
* * *
Генрих наблюдал, как отступает французская кавалерия, и тонко улыбнулся. Он знал все о подстрекательском, сводящем с ума эффекте стрельбы из лука. Даже самый лучший рыцарь в доспехах или ратник может быть убит или ранен при неподходящих обстоятельствах. Шрамы на его собственном лице были результатом стрелы валлийского мятежника, попавшей в лицо шестнадцатилетнему
