Реквием для бемоля - Игорь Хомечко

Пергамент

На деревьев гусиные перьяПосреди загустевших чернилЭликсиром волшебного зельяБог дождинкой слезу проронил.

Площадей распростертый пергаментВ ожидании строк пожелтел.От столетий потрескался камень,Рассыпаясь щебенкою тел.

Средь толпы неуклюжей так пусто —Среди сотен отравленных жал,Кто рискнет обнажить свои чувства,Начертав их пером на скрижаль?

Бог напрасно возжаждал свободыОт трусливых безликих рабов:Не псалмы – сатанинские одыЗдесь поют под бренчанье оков.

Понапрасну разлиты чернила:Вместо истин – безумная вязь,Мат площадный с неистовой силой,Да житейская пошлая грязь.

Потому так поникли деревья,Обреченно роняя листву,Затупились от глупости перья,Чист пергамент, в котором живу.

Мне хочется сегодня на Урал

Я сотни верст на карте перебрал,То – полз кротом, то – несся антилопой:Мне хочется сегодня на Урал,Где подружились Азия с Европой.

Чтоб дал мне силы грозный азиатМечом Тимура разрубить оковыИ мир спасти, что пламенем объятЧумы нацистских оккупантов новых.

Мне б плуг сменять на лезвие меча,Залить Европу высверком латунным.Рубить! Рубить! Размашисто. Сплеча.По-азиатски варварски, как гунны.

Я кину клич по всей России: «Бей!Держи врага проклятого на мушке!»Я даже голос вырву у церквей:Колокола здесь надобны на пушки!

От скифов – волю, ветра быстротуПриму как дар и как благословенье,Я с кровью поднесу бокал ко рту —Мир, слушай снова варварское пенье!

Бесы

Тут на горе паслось большое стадо свиней, и они просили Его, чтобы позволил им войти в них. Он позволил им. Бесы, вышедши из человека, вошли в свиней; и бросилось стадо с крутизны в озеро и потонуло. Пастухи, увидя случившееся, побежали и рассказали в городе и по деревням. И вышли жители смотреть случившееся и, пришедши к Иисусу, нашли человека, из которого вышли бесы, сидящего у ног Иисусовых, одетого и в здравом уме, и ужаснулись. Видевшие же рассказали им, как исцелился бесновавшийся.

Вакханалия черной мессы:От «Авроры» до наших днейИз России исходят бесы,Обратившись в простых свиней.

Извалялась в крови, хавронья:Пурпур Цезаря, гордый вид,Бога в мерзкой душе хоронит,Все, что свято в Руси – хулит.

Вот другая, под триколором,От пурпурной лишь только хвост,Сонно хрюкает под забором,Да штампует нам новых «звезд».

Ну, а третья надела маску,Мол, арийских она кровей,Отравляет мир новой сказкой:Кто не в секте – теперь злодей.

Мчатся к гибели – не спасти их,Но промчится последний бес —Исцелится моя Россия,К ней вернется былая честь,

К ней вернется былая слава,Как алмаз в миллион карат,Засияет моя державаВо Христе до небесных врат.

«Рифмы нагайкой… Нате!..»

Рифмы нагайкой… Нате!Хлестко, наотмашь, в бровь.Мы теперь с вами – братья,Нас породнила кровь.

Болью связали клочьяСодранных с мясом кож,Режут скупые строчкиДуши, как острый нож.

Стих, как палач, на плаху,Под упокой свинца,Тащит, чтоб влет, с размаху,Точкой пронзить сердца.

Последний день

Последний день. Слепыми небесамиМир на кусочки атомов разъят.Последний день. Господь уже не с нами.На грибе Он чудовищном распят.

Вмиг со стола смахнули пыль столетий,В веселых красках сатанинский торт,Но вместо свеч на нем пылают детиИ Бог еще не понял, что он мертв.

Последний день. Не спрятаться, не скрыться.На всей земле нигде спасенья нет.Последний день, кипят в огне столицыИ смертью стал для нас разящий свет.

Как малыши, рыдают лавой скалыВ тоскливом ожидании конца.Желая жить, во что бы то ни стало,Горит творенье, растерзав Творца.

Последний день. Не справились мессии,Их позабыли в суматошный век.Последний день истерзанной России —Последний миг проекта Человек.

Ad maiorem Dei gloriam

«Ad maiorem Dei gloriam» —Хлещут свинцом слова,Ad maiorem Dei gloriamКатится голова.

Дня Господнего СудногоЛюдям пришлось хлебнуть,Солнце в клочья изрублено,Кровью забрызган путь.

Ad maiorem Dei gloriamМчится мишень по льду,Ad maiorem Dei gloriamАнгелов бьют в аду.

Клир со скорбными ликамиПраведных жжет людей,Небо корчится крикамиРади благих идей.

Ad maiorem Dei gloriamВой изможденных тел,Ad maiorem Dei gloriam —Этого ль Ты хотел?

«Мы заброшены Богом, рассеяны…»

Мы заброшены Богом, рассеяныПо каморкам бескрайнего света,Сколько Пушкиных, сколько ЕсениныхРастворилось в сетях Интернета.

Вот и все. Домечтались, догрезились:Соблазнил нас свободой Иуда,На Голгофе распяли поэзиюНа потеху бездушного люда.

Бог растерзан ордою язычников,Что толпятся у каждого храма,Оптом души продав за наличныеБесенятам Великого Хама.

Коммунисты теперь – олигархия,Демократы – лжецы и тираны, —Дружно все проклинают монархию,Да кагалом все против Ирана.

Видно, мы недостойны спасения,Разорвем нашей дурью планету,Блоков, Пушкиных, Фетов, ЕсениныхРастеряв средь пучин Интернета.

«Шарахнуть бы бомбой по рейтингам…»

Шарахнуть бы бомбой по рейтингамВ стострунный неистовый ор!Поэзию мерят маркетингом,И вместо тепла – договор:

«Ты – мне, я – тебе». Все по-честному:Сварганим стихов сотен пять,И чтоб стать всемирно известными,Вернем мы «двадцатку» опять!

Займем в ней места надлежащие,Безликая, темная рать,Довольные, вечно спешащие…И – к черту размер, наплевать:

Забросим мы ямбы с хореями,Не нужно нам рифмы искать,Заполним театр лицедеямиИ станем народ развлекать…

Воткнуть быть кинжал в самомнение,В напыщенность, дурость и срам,В экстазе чумном, в упоении,В сарай превратившие Храм!

Кто остался живой?

Русь теперь виновата,Что осталась Святой,Миллионы распятыНа Голгофе простой.

Сатанинские силы,В душах сея бедлам,Крест церквей в крест могилыПереплавили нам.

Все дозволено ныне:Бога нет, веселись!Станьте люди как свиньи,Чтоб уже не спастись!

Рать редеет святая,Уходя в небеса,Под шакалий вой стаи,Скрывший свист палаша.

В блиндаже в три накатаПуть закончится мой,Вы ответьте, ребята,Кто остался живой.

На черном фоне – красное пятно

На холст земли моей абстрактный мастерПролил абсурдность красок бытия,И вместо лиц сегодня только маски,В огне, во взрывах корчится земля.

Рты исказились криком боли, страха,На лицах – сажа, копоть, липкий пот,Страшна не смерть, страшна – дорога к плахе,А плахой нынче стал немецкий ДОТ.

На черный холст весенней русской грязиПлеснули серым, красным, золотым.Нам письмена какой-то странной вязиПодбитых танков чертит едкий дым.

В цехах у Круппа смерть моя отлита,Привстал в окопе – и упал на дно.Разрыв не слышал… Вот лежу убитый,На черном фоне – красное пятно.

«Девятого мая в Берлине…»

Девятого мая в БерлинеНе знали, что станем «зека»,Что лучше взорваться на мине,Чем втиснуться в пасть «воронка».

Дошли от Москвы до рейхстага —Победой наш мир заклеймен,Наградой в объятьях ГУЛАГАСтал номер заместо имен.

Портные из ведомства смертиИз подвигов сшили дела,Кромсая лекалами СМЕРШаТщедушные наши тела.

И парятся ныне на шконкахПод русский, забористый мат,Кого обошли похоронки,Кто выжил – теперь виноват.

Что в будущем? Мрачна и мглиста,Зловеща судьба впереди,И хуже любого фашистаКонвой с ППШ на груди.

Мрак над Россией

Тихо теперь на балконах кремлевских —Птиц постреляли тут за экстремизм.Путин, Медведев и тьма Ходорковских.Мрак над Россией. Сионский фашизм.

Нынче тюремной решеткой бульваровЗаперты русские рты площадей,В поисках жертв полицейские фарыШарят по окнам, по душам людей.

Мрачно грозят вертухаи – деревьяШколам. На мушке любой институт.Целятся в книги ружейные цевьяГрозно и зло, не иначе – пальнут.

Русь теперь вся – как открытая рана:Ноет, гноится, знобит и болит.В церковь на штурм с голубого экранаРвутся язычник, сектант, каббалист.

Тихо, как мыши, сидят арестантыВ камерах серых безликих домов,Деды напрасно бросались под танкиРади потомков их – жалких рабов.

На дворе двадцатого века первый год