На крыльях мужества - Иван Драченко

В "Северном" лагере я знал все ходы и выходы. Помогал танкистам приводить в порядок боевые машины после занятий, дотошно лез во все щели, расспрашивал о назначении различных механизмов, узлов и агрегатов, а со временем научился водить БТ-7, грузовик и легковые машины. Вместе с красноармейцами и слушателями бегал, плавал, учился стрелять. Все это мне здорово пригодилось в будущем.

Особенно привязался к коменданту лагеря. Куда он меня только не возил! ...

- Ванюша, ты был когда-нибудь в Ленинграде? - спросил как-то старший лейтенант Свиридов.

Отрицательно мотнул головой, продолжая протирать стекла его эмки.

- А хочешь поехать? Собирайся. На рассвете - в путь!

Вечером рассказал родителям о разговоре с комендантом, тайком взял новые хромовые сапоги отца, за которые он в торгсине отдал свои Георгиевские кресты, и утром мы поехали в Ленинград. В городе ожидал увидеть нечто чудесное, но уже первые впечатления оказались куда богаче ожидаемых. Изящные площади с ровно подстриженными деревьями, мосты, сияющие стекла витрин - в каждую свободно мог въехать грузовик, - море людей, золоченый купол Исаакиевского собора, похожий на шлем сказочного витязя, копьем в зенит вознесенная Адмиралтейская игла, Медный всадник, властно простерший руку в сторону Балтики, легендарная "Аврора"... Дома я с таким вдохновением рассказывал о поездке, что отец даже забыл отстегать меня за взятые без спросу сапоги.

Как-то придя в лагерь, заметил необычное оживление, какую-то суету. Спросил у старшего лейтенанта Свиридова, что бы это значило. Он, таинственно приложив пальцы к губам, шепнул мне на ухо: "Нарком обороны приезжает..."

О Ворошилове я много знал - легендарный герой гражданской войны, соратник Владимира Ильича Ленина, боевой командир. Да и его портрет висел у нас дома. Но вот увидеть его ни разу не приходилось. А теперь есть такая возможность. Я уже говорил, что в лагере знал все ходы и выходы, и на сей раз нашел такую точку, где меня никто не мог увидеть, а я видел все.

Утром в часть приехал нарком обороны. До этого представлял Маршала Советского Союза К. Е. Ворошилова могучим кавалеристом, под которым лошадь прогибалась, а из машины вышел невысокий военный в длинной шинели и фуражке. Он легко прошелся перед экипажами, что-то говоря. Жесты его были энергичны и стремительны. Около некоторых экипажей задерживался подольше. Видимо, шутил, потому что сопровождающие весело оживлялись, смеялись.

Попрощавшись с танкистами, нарком обороны сел в верную эмку и отправился в другой лагерь, к нашим соседям.

Вскоре мы со всем войсковым хозяйством переехали в Красное Село. В школу попал к началу учебного года. Пришел сначала с отцом к заведующему учебной частью, и Захар Иванович повел меня сразу в класс, где учительница Анна Павловна Пылинина вела урок алгебры. Посоветовавшись, они меня посадили на самую последнюю парту.

- Вот к нашему полководцу садись, - сказал Захар Иванович и отечески погрозил пальцем моему будущему напарнику.

Юра Суворов был негласным лидером в классе. Он даже внешне отличался от всех: коренаст, под его рубашкой заметно бугрились тугие мышцы. Да и в других вопросах он стоял на голову выше своих сверстников: играл в духовом оркестре бумажной фабрики, был чемпионом школы по шахматам, вратарем в юношеской футбольной команде. К Юре тянулись, ему подражали.

Мы сразу поняли, что у нас есть много общего: я отлично стрелял, резво ходил на лыжах, плавал, занимался боксом.

Вскоре наш класс занял первое место по труду. Мальчишки сделали лучше других табуретки, да и по количеству больше, а девочки с вышивками участвовали в областном смотре детского творчества. Потом создали хор, где даже пели "Ноченьку" из оперы Рубинштейна "Демон", с разнообразным репертуаром выступали во время каникул в рабочих клубах Ленинграда.

Прекрасное, неповторимое время! И за него, радостное и счастливое, мы в первую очередь благодарны таким людям с большим и щедрым сердцем, как Анна Павловна Пылинина, которая впоследствии стала заслуженным учителем РСФСР и была награждена высшей наградой - орденом Ленина.

...Однажды в Красном Селе встретил стройного человека в летной форме. Глаза мои с завистью смотрели на блестящие крылья с пропеллером на петлицах. Не удержавшись, я спросил:

- Дяденька, а где можно научиться летать? Летчик улыбнулся, остановился, положил широкую ладонь на мое плечо.

- Летать учатся в летных школах. - И он назвал несколько школ, а потом добавил: - Знай, что недалеко отсюда поднялся в воздух первый русский самолет Александра Федоровича Можайского.

В следующее воскресенье встал рано-рано и ушел искать заветную поляну, на которой состоялся полет, расспрашивал встречных, старожилов. И, наконец, нашел ее...

В то время рекордные полеты Чкалова, Громова, Коккинаки будоражили немало молодых голов.

А тут еще появился кинофильм "Истребители". В общем, тогда тысячи юношей осаждали осоавиахимовские пороги, необузданная страсть вела их в высь. В полосу такой "эпидемии" попал и я. Мной владело желание во что бы то ни стало научиться летать. Летчики были нужны стране, чтобы защищать ее.

События, происходящие в западном мире, говорили: рано или поздно незваные гости сунутся в наш огород. Все отчетливее на волнах нацистских радиостанций гремела медь грубых солдатских маршей, кованые сапоги поднимали пыль на дорогах Европы. Обстановка требовала настоятельной военной подготовки. Учась последний год в школе, я записался в 1-й Ленинградский аэроклуб.

Мы очень гордились тем, что попали именно в этот старейший, богатый традициями аэроклуб, открывший впоследствии для многих летчиков и инженеров путь в небо и авиационную науку.

Наш набор начал занятия в ноябре 1940 года. Сначала, естественно, "грызли" теорию, но чаще всего поглядывали на небо. Близкое и далекое, желанное и пугающее... Помню, как сейчас, прозрачное январское небо 1941 года. Наверное, с него и начался мой разбег в небо, поставивший раз и навсегда точку над вопросом - кем быть.

Самый первый полет... О нем так просто не расскажешь, его надо почувствовать самому, пережить волнующую минуту неповторимости.

Погода стояла как по заказу: видимость - "миллион на миллион". На порыжевшем ковре аэродромного поля, притрушенного зернистым снежком, выстроились У-2 - легкие деревянно-полотняные машины с невысокими козырьками открытых кабин. На нескольких самолетах работали моторы, свистели круги пропеллеров, вздымая снежную пыльцу. Сладковато щекотал ноздри запах бензина, отработанного масла.

В строю курсанты - Маркирьев, Мякишев, Петров, Хлынов, Кжесяк, Шабунин, Данильченко и я... Рядом инструкторы - Салтыков, Чистяков, Мишин. Михаил Александрович Мишин был человеком добрейшей души, однако, как мы убедились, ему под горячую руку лучше не попадать: взгреет так, что и десятому закажешь! Невысокого роста, крепкого телосложения, он инструкторские истины всегда рассказывал скупым, но точным языком, акцентируя наше внимание на самом главном.