Откровения немецкого истребителя танков. Танковый стрелок - Клаус Штикельмайер

Неожиданно у меня оказался договор, связавший меня на три года — с 26 апреля 1940 года до 25 апреля 1943-го, — три года хорошего поведения, тяжелого труда, регулярного посещения ремесленной школы — и почти никакого заработка. За первый год — 3 рейхсмарки в неделю, за второй — 4 рейхсмарки в неделю, и за третий год — 5 рейхсмарок в неделю. В то время одна рейхсмарка стоила один доллар. Днем получки была суббота — после того как я к полудню выметал подъездную дорожку, двор и склад на Марктштрассе, 39.

То, что в качестве части своего ученичества я должен посещать занятия «Гитлеровской молодежи», появилось на последнем из четырех листов моего договора, в разделе Besonders Bestimmunget («особые условия»): «Ученик должен регулярно посещать занятия «Гитлерюгенда».

В полном противоречии с моими ожиданиями, единственный человек в компании, который имел максимум власти, чтобы давить на нас, учеников, по политической линии, так этого и не делал, да и все остальные тоже.

Нашего спасителя звали Карл Пот. Мастер-электрик и правая рука Хармса, в Первую мировую войну он служил старшиной на кайзеровском флоте — за четверть века до нашего знакомства.

Карл верил своим работникам, а они верили ему.

Однажды он сказал мне, что «Гитлерюгенд», в общем, занимается показухой. Такие разговоры могли довести его до концлагеря. Трудно было поверить, что его сын работает в городской штаб-квартире «Гитлерюгенда».

На работе ученик часто рвал одежду. Быстрый ремонт состоял в том, что порванное место сшивали тонким медным проводом. К концу недели вид был слегка оборванный, как у меня, когда я однажды встретил Аманду недалеко от Марктштрассе.

Вскоре после этого Карл, оценивающе поглядев на меня, сказал: «Ты выглядишь как оборванец» — и был прав. Однако он на этом не остановился. Несколькими днями позже он выдал мне карточку на новые рабочие штаны и куртку. Он понимал подчиненных, особенно учеников.

Старый Карл, маленький человек с серьезным видом, любил курить сигару, по крайней мере иногда, пока обходил места работ.

Отец недолго работал на Юлиуса, крейсляйтер Майер нашел ему место счетовода в городской налоговой службе. Чтобы научиться всем фискальным делам, ему пришлось пройти обширное обучение в финансовой школе во Фленсбурге, городке у германо-датской границы.

К этому времени родители поняли, что такое жизнь в перенаселенной стране в военное время. Отец, наверное, однажды высказал свое разочарование вслух, потому что крейсляйтер Майер отчитал его: «Избавляйся от своих канадских взглядов!»

У фирмы Юлиуса было много государственных контрактов в военных доках Вильгельмсхафена. Я неделями не выходил оттуда, учась у рабочих и даже молодых мастеров, как тянуть провод милями — километрами, на самом деле — в огромных зданиях вроде машиностроительного корпуса номер три, двигаясь по лесам, стоящим высоко, на уровне корабельных снастей. В одном немецком морском романе есть совет старого моряка молодому матросу парусного корабля: «Одна рука кораблю, другая себе». Это годилось и для того, кто, как мы, занимался электротехническими работами на опасной высоте.

Работая в доках, я набрел на несколько слабых мест в режиме безопасности.

Например, однажды в 1940 году один дружелюбно настроенный молодой докер предложил мне прогуляться по крупнейшему немецкому линкору «Тирпиц», стоящему у достроечного пирса. Судно, к которому относятся последующие даты, быстро строилось на глазах гордых докеров — заложено 20 октября 1936 года, спущено 1 апреля 1939 года и закончено 25 февраля 1941 года.

У берегового конца длинных сходен, ведущих к открытой части шлюпочной палубы, стоял часовой-матрос. Работники доков, у многих ящики с инструментом, шли потоком мимо него, направляясь внутрь гиганта.

Чтобы попасть на судно, я просто смешался с рабочими, у которых не было ни именных бирок, ни пропусков. Одежда на них была та же, что и на мне, — синие штаны и куртки.

Под палубой, куда бы ни шли я и мой проводник, — а это было всего несколько сот метров, — опасность быть замеченными и арестованными возрастала десятикратно. Мы нигде не задерживались, потому что, например, каждый рабочий и его помощники могли легко понять, что два юнца с непокрытой головой никак не похожи на профессиональных работников. Кроме того, рабочие обычно быстро знакомились с рабочими других профессий, работающими рядом, как мы познакомились на работе с моим напарником. В результате, как пара молодых бродяг в незнакомом городе, плутающих по незнакомым аллеям, мы с ним устало двигались по стальным коридорам внутри «Тирпица», пока не вышли обратно к человеческому потоку на сходнях.

Будь я арестован на «Тирпице» или рядом, со мной бы, к счастью, обошлись довольно снисходительно, как с 15-летним правонарушителем.

Да, я нанес «Тирпицу» краткий визит за 4 года и три месяца до того, как 12 ноября 1944 года несколько британских бомб «толбой» заставили его перевернуться, унеся примерно 1200 жизней, в гавани Тромсе, у северной оконечности длинного атлантического побережья Норвегии.

За мостом Кайзера Вильгельма и направо, у основания берегового вала между идущей по берегу дорогой и прибрежной зоной, Кригсмарине построил новое здание картографической службы. Внутри здание еще не было закончено; там требовалось хорошее электрическое освещение, и вот тут появляемся мы, парни из электротехнической фирмы Хармса.

Здание картографов содержало тысячи морских карт, порученных заботам команды картографов, каждый из которых был освобожден от военной службы из-за преклонного возраста. Один особенно разговорчивый картограф, живший в Англии, любил, когда коллеги называли его Хьюи.

Хранившиеся в здании гидрографические карты, местные и иностранные, все считались секретными, но мы, парни Хармса, десятками листали их во время отдыха — еще одно слабое место в безопасности Германии.

Ремесленная школа занимала полдня в неделю, свободных от работы. Протокол НСДАП требовал, чтобы в начале каждой смены в классе один из учеников маршировал к доске, поворачивался и кричал, выставив правую руку вперед, так что правая ладонь была напротив правого глаза: «Мы начинаем занятие с троекратного приветствия нашему фюреру! Зиг хайль («Да здравствует победа»)! Зиг хайль! Зиг хайль!» Затем предводитель, стараясь как мог, выкрикивал несколько лозунгов НСДАП. «Труд облагораживает!» — был в числе любимых учениками, за краткость. Другое приемлемое высказывание, также легко запоминаемое, гласило: «Лучше будь молотом, чем наковальней!»

Пока не подошла моя очередь кричать лозунги, я прислушивался к другим и взял от молодого парня из «угольной корзины» (богатой углем части Рурской долины) неполитическую мудрость: «Кто добыл капусту летом, тот заквасил ее на зиму». Этим я и отделался. Наверное, преподаватель и остальные ученики решили, что я недостаточно долго прожил в Германии, чтобы выступить с чем-то более подобающим.