Вулканы небес - Чарльз Форт

На ранней стадии внутри яичной скорлупы нити протоплазмы нащупывают путь сквозь окружающую субстанцию — и сами по себе они не имеют источников питания, сами по себе они пропадут. Питание, защита и направляющая сила приходит к ним от целого.

Или в более широком мире — несколько тысяч лет назад — цепочка беглецов ощупью пробирается по пустыне. Они будут полезны для будущей организации общества. Но в пустыне для них нет источника питания и они погибнут. С неба падает пища.

Самое обыкновенное чудо. В любом лоне зародыш не в состоянии питаться сам, но ему посылается «манна». В рамках взгляда на мир как на организм мы мыслим надзор целого за его частями.

Или что в давние времена целое отозвалось на потребность части, а затем продолжало временами просыпать «манну» тысячи лет после того, как потребность в ней иссякла. Это выглядит глупостью. Я говорю это в одну из своих благочестивых минут, потому что, хотя в нашем новом богословии нет места поклонению, я отмечаю, что в идее того, что мы можем назвать божеством, я нахожу основания для благоговения. Изменяя что-либо, Бог вызывает столько же реакцию зла, как и добра. Только глупость может быть божественна.

Или периодическое, до наших дней, падение «манны» в Малой Азии может являться лишь одним из факторов более широкой целостности. Возможно, что Организм, однажды осыпав свою избранную составляющую простой пищей, продолжает проделывать это как знак своего предпочтения, говоря тем самым, что означенный избранный феномен будет и впредь получать изобилие «манны» в самых разных формах.

Субстанция, которая временами падает с неба в Малой Азии, попадает туда издалека. Такие события разделены большими промежутками времени, и субстанция всегда оказывается неизвестной в тех районах, где она выпадает, а ее съедобность иногда устанавливают, заметив, что ее едят овцы. После этого ее начинают собирать и отправляют на рынок. Нам говорят, что ее определяли как земной продукт. Нам говорят, что эти комочки представляют собой кусочки лишайника Lecanora esculenta, который в изобилии произрастает в Алжире. Нам говорят, что смерч подхватывает эти лишайники, свободно валяющиеся или непрочно прикрепленные к почве. Но обратите внимание: из Алжира о подобных дождях не сообщают. Также такие сообщения не поступали из районов, отделяющих Малую Азию от Алжира.

Первое сравнение, которое приходит на ум, — это перекати-поле, растущее в западных штатах, хотя перекати-поле намного крупнее. Ну пусть его молодые побеги, когда они еще не намного крупнее. Однако я никогда не слышал о дождях из перекати-поля. Возможно, их часто далеко заносит смерчами, но они только волочат растения вдоль земли. Чтобы их история стала подобна истории алжирского лишайника, выпавшего в Малой Азии, пришлось бы рассказать о перекати-поле, никогда не сыплющемся с неба в западных штатах, зато часто падающем дождем в канадском Онтарио, куда его заносят смерчи.

Среди десятков отчетов я отмечаю, что в «Nature» (43-255) и в «La Nature» (936-82) приводятся описания одного из таких дождей в Малой Азии. Директор центральной амбулатории Багдада прислал во Францию образцы съедобной субстанции, выпавшие с неба в Меридине и в Диарбакыре (азиатская часть Турции) при сильном дожде в конце мая 1890 года. Это округлые комочки, желтые снаружи и белые внутри. Их мололи в муку, из которой выпекали отличный хлеб. У ботаников оказалось наготове старое объяснение, что это разновидность Lecanora esculenta, лишайника, занесенного смерчем.

Лондонская «Daily Mail» (13 августа 1913 года) — улицы города Киркманшавс в Персии покрыты семенами, которые народ считает манной библейских времен. Обратившись в Королевское ботаническое общество получают объяснение, что объекты принесены с иной части земной поверхности смерчем. «Они состояли из белого вещества, напоминающего консистенцией индийскую пшеницу».

Я ничему не верю. Я отгородится от камней и мудрости веков и от так называемых учителей всех времен, и, быть может, благодаря этой изоляции я предался щедрому гостеприимству. Я захлопнул парадную дверь перед Христом и Эйнштейном, а с черного хода приветливо заманиваю к себе лягушат и улиток. Я не верю ничему из того, что сам написал. Я не могу считать произведения разума предметом веры. Но я допускаю, с оговорками, которые дают мне право высмеивать все свои прежние утверждения, что дожди съедобной субстанции, источник которой не удалось найти на этой Земле, падали с неба в Малой Азии.

Были предположения, что неизвестные существа и неведомые субстанции переносятся на эту Землю из иных плодородных миров, или из других частей системы, или организма, расстояния в котором малы относительно невообразимых пространств, каковые воображают астрономы. Были предположения о целенаправленном распределении внутри этого организма. Целенаправленность Природы можно помыслить, не обращаясь к устоявшимся богословским интерпретациям, если представить наш мир, или так называемую солнечную систему и звезды вокруг нее, как единое органическое образование, тело или существо. Я не вижу четкой границы между органическим, функциональным или целенаправленным. Когда в живом организме появляются остеобласты и залечивают сломанную кость, они действуют целенаправленно, независимо от того, сознают ли они свою цель. Всякое приспособление можно считать движением к цели, если под целью мы подразумеваем не более как стремление приспособиться. Если мы можем помыслить весь наш мир — возможно, один из бесчисленных организмов космоса — как единый организм, мы вправе назвать его функции и распределение как органическими, так и целенаправленными или механически целенаправленными.

4

Апрельским днем 1842 года небо над городком Нуарфонтен во Франции было безоблачным, но с него падали капли воды. См. выше сведения о повторяемости. Вода падала как бы из неподвижного источника где-то над землей, на определенный участок внизу. На следующий день вода все еще падала на тот же маленький участок, столь таинственно, словно некий небесный дух удерживал наконечник шланга.

Я привел отчет из журнала Французской академии наук «Compte Rendus».

Какой смысл я в нем нахожу?

Я не нахожу никакого смысла. В то же время я вижу некий смысл в самой его бессмысленности. Я имею в виду, что мы беспомощно существуем в мире, не имеющем стандартов, и что апелляция к авторитетам так же зыбка, как прочие наши неверные движения.

Тем не менее, хотя я не знаю ни одного стандарта, по которому можно о чем-либо судить, я допускаю — или принимаю идею — чего-то, что является Стандартом с большой буквы, если считать наш мир Организмом. Если человеческая мысль растет, как растет всякий иной побег, ее логика не имеет основания в самой себе и является только способом организации всякого растущего организма. Дерево само по себе не способно понять, что есть цветение, пока не наступит время цвести. Социальный организм не находит применения силе пара, пока не наступает эра паровых двигателей. Для того, что подразумевается под прогрессом, нет нужды в стандартах, созданных людским разумом, — в том смысле, в каком части растения не требуется указаний по построению самой себя или особых сведений, предстоит ли ей стать листом или корнем. Она не нуждается в собственном основании, потому что относительная целостность растения является относительным основанием для каждой из его частей. В то же время, в рамках своей теории поглощения частного общим, я не считаю человеческий разум абсолютной фикцией, как не считаю, что лист или корень растения, как бы явно они не зависели от целого и не являлись его частями, абсолютно лишены индивидуальных черт.

Это проблема разрывов непрерывности, к которой я, вероятно, когда-нибудь вернусь.

Однако…

Лондонская «Times» (26 апреля 1821 года) — жителей Труро в Корнуолле позабавило, поразило или напугало, «в зависимости от состояния нервов и рассудка», появление камней, летевших из невидимого источника на один из домов Харлоу-стрит. Мэр городка посетил место проишествия, и его так взволновал стук камней, что он вызвал военную полицию. Он производил расследование, солдаты производили расследование, а грохот падающих камней довершал суматоху. «Times» (1 мая) — камни все грохочут, теоретики трещат языками, но ничего не выяснено.

Потоки лягушек — потоки червей — потоки воды — потоки камней — где же мы намерены остановиться? Почему бы не дойти до мысли о таинственном переносе человеческих существ?

Пойдем далее.

Возражения на наши данные, как правило, вызывают ассоциации. Когда доктор Гилберт натирает палочку и заставляет клочки бумаги подпрыгивать на столе, возражения на его магию относятся не столько к тому, чем он занимается, сколько к тому, куда это может завести. Ведьмам и колдунам всегда приходилось туго, пока они, сменив название, не становились благопристойными членами общества.