Телохранитель для стервы - Анна Сергеевна Одувалова

— Вот и сдох бы на своей войне, чтобы похоронили за государственный счет, а не портил мне жизнь и нервы из-за папочкиной прихоти.

— Я старался, — совершенно серьезно замечает Марк. — Но что-то пошло не так. Поэтому я здесь, и тебе придется меня терпеть.

Его ответ такой искренний, что мне становится нехорошо. Мало кто серьезно предпочел бы смерть жизни, а он, похоже, сожалеет как раз из-за того, что вынужден жить. В горле комок, а новый телохранитель теперь пугает еще сильнее.

— Я не привыкла терпеть! Я привыкла избавляться от всего, что меня не устраивает!

— Зубки обломаешь, маленькая рыбка-пиранья, — говорит он и открывает передо мной дверь. Я дуюсь, но сажусь в дорогой кожаный салон, пахнущий новым автомобилем. Этот запах ни с чем не спутаешь.

До места проведения похорон я обиженно молчу. Хочется, чтобы мероприятие прошло спокойно. Прощание в маленькой церкви, невысказанные слова, тишина, а не вот эти вечные вопросы: «Ника, а что за мрачный красавчик таскается за тобой, не отходя ни на шаг?», «Ник, что за урод? Отец нанял такого, чтобы он тебя точно не трахнул?» — это Паша. Вот почему он такой грубый?

— Отец нанял его мне, потому что он воевал и убивал, — огрызаюсь я, сбрасывая с плеча руку, которую парень туда по-хозяйски водрузил минуту назад.

— Солдаты — расходное мясо на поле боя, — снисходительно замечает Паша, совершенно не стесняясь того, что мой охранник идет следом. — А тут… те, кто там не нужен. Никчемные неудачники.

— Папа работает с лучшими, смирись, Паша, — фыркаю я и спешу уйти. Нет, сама я могу, как угодно отзываться о Марке, но позволить оскорблять его другим, значит оскорблять меня, отца и честь семьи. А к чести семьи мы относимся очень трепетно. Поэтому с Пашей я больше не разговариваю, хотя понимаю, почему он истекает ядом. Его повернули от ворот моего дома. Те самые охранники без рода и племени. Не Марк, но такие же, как он, и поэтому Паша злится. А еще на фоне моего телохранителя парень выглядит мелким и смешным. Марк производит впечатление, и неожиданно мне начинает это нравиться. Да, он пугает, но, что приятно, не одну меня.

Я сижу в переднем ряду недалеко от темного гроба, в котором, словно уснувшая принцесса в сказочном платье, лежит Лиза. Невероятно красивая и нежная, совсем непохожая на себя. Наверное, такой ее видели родители, а была Лиза другой — дерзкой, скандальной. Дрянной девчонкой. Настоящей. Именно поэтому к ней тянулись люди, именно поэтому к ней тянулась я, даже понимая, что общение не доведет до добра. Рядом рыдает Дина. Она, пожалуй, единственная действительно любила Лизу. Они дружили с колыбели и были больше сестрами, чем подругами. Удивительное единение, которому я завидовала. Дина винит себя. В тот вечер, она не отправилась с нами в клуб, потому что ее родители уехали на благотворительный вечер, и Дина смогла притащить к себе домой парня. Теперь жалеет, хотя, понятно, присутствие ее в том клубе не изменило бы ничего. Лиза бы все равно ушла, выбрала себе парня и ушла. Ее не могли остановить ни я, ни Дина, ни какие-то обязательства.

Сдержанные речи, рыдания, цветы. Мне хочется уйти, как можно быстрее. Спи спокойно, подруга, я запомню тебя совсем не такой. Не безжизненной куклой в платье принцессы, а живой, немного пьяной и сумасшедшей; такой, какая ты была на самом деле. Такой, какой видела тебя в последний раз.

У стены я замечаю несколько мужчин в полицейской форме. Конечно, они не могли пропустить похороны. Тот, кто убил Лизу, вполне возможно скрывается где-то здесь, в толпе. Папа пока ограждает меня от встречи с этими, но я знаю, что завтра меня ждут в отделении. Придется ехать и снова погружаться в кошмар той ночи. Отвечать на бесчисленное количество вопросов, пересказывать, пытаться вспомнить новые и новые подробности.

К концу церемонии, когда гроб с телом Лизы опускают в землю на отдаленном участке кладбища, где растет небольшая сосна, я почти не держусь на ногах. Рыдать начинаю еще в церкви, хотя есть период, когда мне кажется получится отстраниться от этого кошмара и сдержать слезы. Не выходит. Даже Дашка плачет, хотя она скорее порицала Лизу и недолюбливала из-за того, что мы с ней стали общаться меньше.

Я настолько потеряна, что когда начинается мелкий моросящий дождь, даже не смотрю, кто несет над моей головой зонт, и на чей локоть я опираюсь. Марк. Первый порыв вырваться, отпихнуть охранника и гордо пойти одной, но дождь усиливается, тонкие шпильки увязают в кладбищенской глине, а до машины не так далеко. Можно потерпеть.

— Сейчас куда? — интересуется охранник, едва я устраиваюсь на заднем сидении и бросаю взгляд в окно на затянутое дождливой дымкой кладбище.

— В «Эталон Элит», — говорю я. — Это ресторан недалеко от мэрии. Там будет проходить прощальный прием.

— Едем туда сразу?

— Да, — Я киваю, несмотря на то, что не хочу никуда. Я бы с удовольствием избежала продолжения тяжелого дня. Но выбора нет. Я обязана пройти сегодня до конца. К тому же там будут подавать вино и еще что-то покрепче. Мне просто жизненно необходим алкоголь.

Я нажираюсь на похоронах собственной подруги, как портовый грузчик. Наверное, это звоночек, сигнализирующий о том, что пора завязывать с разгульным образом жизни. Но как это можно сделать, если сердце разрывается на куски от боли, которую алкоголь чуточку приглушает, как и появившийся не к месту страх? Вот зачем мне именно сейчас думать о том, что отец прав, и я могу стать следующей жертвой? Вдруг это не случайное убийство и в городе орудует маньяк? Лизу нашли на берегу реки в светлой простой сорочке до пят, а в руках у нее была роза. Не очень похоже на случайное убийство, которое совершил психопат, а вот на маньяка очень. А если так, то будут еще жертвы. Мысли об этом и заставляют меня потерять контроль за количеством оказавшегося во мне алкоголя.

Сначала все идет прилично. Я выражаю соболезнования родителям и беру бокал вина с подноса. На тонкой ножке бокала черная лента, и от этого снова хочется рыдать. Ко мне подходит Паша. Марка рядом нет, он стоит у стены, спиной я постоянно чувствую колючий взгляд. Наедине со мной Паша не ведет себя как последний мудак, а, наоборот,