Пока играет скрипач - Вадим Бусырев

– Да. Очень ты затрагиваешь проникновенно проблему. Мне, конечно, ближе Эдельвейсы и горноегерьское снаряжение. Хотя на всю армейскую субординацию я с удовольствием бы положил …. С прибором.

И Гарбузёнка, несостоявшегося комсомольского вожака, спросил я. Ответил мне Гришка:

– Прав ты, старичок, прав. Видишь, что-то простудился я как бы. Ломота в членах присутствует. Это не аборт делать подпольный. Серьёзней будет. Мне бы сейчас даже не стакан. А компресс на всё тело. Из противоположного пола собранный…

Мишенька, в итоге, ближе всех подобрался к осмысливанию. Но и к дальнейшему словоблудию тоже:

– Вадя! Служить два годочка после «Горняшки» нам надо? Надо. Это – необходимость. Попали мы в зенитную епархию? Попали. Это – случайность. Диалектика! Необходимого и случайного.

Очень гордый собой и довольный, смотрел прямо на меня своими ясными голубыми глазами, будущий помощник начальника штаба отдельного зенитного дивизиона.

Печенговского.

Или Печенегского, без разницы[9].

2. Диалектика

Какое было золотое время!

Нет, вот – представьте себе. В наши дни олигарха сослали в регион Краснохолмска. Вряд ли он доволен. Мы тогда ехали с превеликой радостью на практику в Краснохолмскую экспедицию. Или в Краснокаменскую. Я туда рвался. Диплом сочинять. Во вторую очередь. В первую очередь – увидеть величайший размах добычи стратегического сырья. Побывать в необозримых диких забайкальских просторах. Половить сомов в Аргуни. Увидеть на футбольном поле ссыльного легендарного Эдуарда Стрельцова. Получить по морде от местных горняков на танцах. Как это и положено. Заработать очень приличные, по тогдашним меркам, деньги. Это за три месяца практики. Фантастика!

И главы диплома лепить из отчётов экспедиции. Ходить в спецбиблиотеку. Предъявлять допуск из Горного института и брать секретные отчёты.

«Место встречи изменить нельзя» смотрели? Один из наших шедевров. Как Жеглов научил Шарапова беречь секретные бумажки? Многих это злило, начиная с командира роты разведки. Героя фильма. И среди зрителей тоже. По жене своей знаю.

С утра мы с Борькой Поповичем взяли по отчёту. Чтоб выписать содержание и примерные запасы урана. И ещё кое-что экзотическое. Сели в пустом кабинетике. В обед сунули отчёты в письменный стол. Пошли в буфет. Талоны бесплатные. Кормили – так я уже давно не питаюсь. Пришли… Ну, Вам понятно, да? Пот холодный, коленки ходуном. К библиотекарше – стальная дверь на звонок не отвечает. Час ждали, обед у обоих дураков обратно попросился. Зашла к нам в кабинетик сама библиотекарша. Мудрая женщина. Спрашивает:

– Вам всё понятно, мальчики? Вы к нам сюда хотели бы вернуться по распределению или по этапу?

Низкий ей поклон. За предметный урок.

Ведь это нас спасло в будущем от огромных неприятностей. Когда мы Павлючину склонили заглянуть в сервантик с пистолетиками. И пересчитать их. А то бы…

А как прекрасно было возвращаться по ранней осени в Ленинград. Всем друзьям ставить «сухого». Снисходительно усмехаясь загорелой до черноты мордой, врать обо всём, что было и чего не было. Не считая копеек, девушек водить в «Север». Причём новых. Предыдущие обычно не дожидались. И не только у меня так бывало. А вспоминать об этом всё равно томительно приятно…

Приходилось учиться. В институт ходить. Чтоб не отправиться исполнять священный долг. До получения диплома.

Я пару раз подходил к опасной черте. Да, вру, больше. Первый раз ещё в Политехе. Там начинал учиться. На металлурга. Уж потом с другом юности перешли в Горный. Он меня сманил. Славка Буев. Сейчас, узнав, что я пишу эти строки, жалеет. Лучше б, говорит, ты остался сталь варить. А то в третьей области уже копоть разводишь. Да, вру, в четвёртой. Если считать горбатую перестройку, ельцовский бандитизм. Опять меня заносит не туда…

Так на втором курсе металлургического фака гордыня попутала. В зимнюю сессию. На теормехе во втором вопросе. Теорема Кёнига (что-то в этом роде). Ушёл с экзамена. Ну, мне доцент выписал лекарство. Ещё два раза ходил. Стало это у меня привычкой потом. В тот раз так одурел – чуть башню не снесло. Пошёл прогуляться ночью на Неву. Встретил своего двойника. До сих пор мороз по коже. Об этом как-нибудь. Отдельная тема. Савва Буев тоже своё подобие видел. В очереди в кино. Он веселился, а двойничок в ужасе сгинул. Я ж говорю: специальная загадочная глава.

А в Горном философия у меня поперёк горла встала. С доцентом Смирновым вступил в диспут. О диалектике необходимого и случайного. Точно помню, что на лекции об этих пресловутых понятиях не присутствовал. Учебника вообще никогда в глаза не видал.

Промямлил я что-то. Уходить с экзамена – больше таких широких жестов себе не позволял. Вижу, Борька Жуков мне сигналит что-то. За ближайшим столом сидит, готовится. Принял живое участие. Ладошкой себя по темечку хлопает и глаза к потолку закатывает. Я – в прострации. Кто-то за меня моим голосом понёс ахинею:

– Упадёт мне на голову кирпич[10]. Для меня это случайность. А ему – необходимость.

Так я Боба Жукова понял тогда.

Смирнов как-то безумно на меня уставился. Может он к тому времени уже читал Великого Мастера. Быстрее всего у него свои неординарные мысли на этот счёт были.

Говорит он мне задумчиво:

– Вы тут не взаимосвязь показали. Но аналогию в мышлении. В способе такового. Вашего и, извините уж меня, кирпича.

Помолчал. В окно поглядел. И на Боба тоже. Мне:

– Двойку вам не ставлю. Приходите в конце сессии. Снова.

Ради интереса дождался Боба. Спрашиваю:

– Ты чего это мне, Жучила, втолковывал? По тыкве-то чего себя стучал?

Захихикал Бориска радостно. Он-то трояк отсосал. Поясняет мне, как неразумному:

– Дак я тебе, Вадюля, показывал аспиранта нашего. Что практику ведёт. Чтоб ты вспомнил. Как он объяснял всё. И про случайность тоже.

Препод наш всё время ходил у доски. Туда-сюда. Ладошкой себя по головке поглаживал и глаза вверх закатывал мудро.

– Что ж ты не встал и тоже не походил-то? Из угла в угол. Уж тогда б я наверняка…

Пришёл я к Смирнову опять.

Конспект достал. Кажется, у Томки Сакулиной. Жуть, как хорошо их излагала. Нам этого не понять. Вообще они очень прилежны, дисциплинированны. Вот пускай бы и в армии служили. Непонятно тут получается. Я женщин имею в виду.

По билету слегка проскользили. А в памяти я у него, видимо, отложился. Вопрошает, поверх очков на меня щурясь:

– Ну, а теперь как у нас со случайностями и необходимостями?

Не ожидал, что именно этим у философа нашего я засвечусь. Вот проклятый случай! И говорить что-то надо. Необходимо.

Втянув голову в плечи, начинаю гундосить:

– Иду к Вам сюда на экзамен. Второй раз. Это – случайность. Я и в первый раз сильно учил. А сдавать надо. Это – необходимость.

Помолчал. Смирнов тоже молчал.

Решил усилить аргумент. Или усугубить. Не знаю.

Продолжил свою, на ладан дышащую, диалектику:

– Шёл через химический корпус. Там лестница раздваивается. Подниматься надо. На второй этаж. Это – необходимость. Можно налево, можно направо. Я пошёл налево. Это – случайность.

И, почти не соображая, что горожу, ухнул напоследок:

– В противном случае – идти мне выполнять священный долг. Необходимость. Почётная. Но если прямо сейчас, то малоприятная случайность. Хотелось бы закончить военную кафедру. И пострелять с зени-точки…

Пауза.

– Давайте Вашу зачётку.

Занавес.

Через несколько лет, дружок мой по политеху, Моня Ицков, сдавал Смирнову минимум.

Уже профессору. Он оставался таким же мудрым, всё понимающим философом. С кафедры марксизма-ленинизма. Можно над этим, конечно, хихикать, но мы диалектику учили не по Гегелю. Это действительно так.

За меня переживал декан. Юрий Николаевич Капков. Когда сдал, на четыре балла! пришёл, доложил. Язык мой паскудный опередил меня, как обычно:

– Доцент Смирнов напутствовал меня. Чтоб я обязательно окончил весь курс военной кафедры. Я им очень подойду, сказал. Ну и основной, геофизический, естественно.

Капков не знал: смеяться иль плакать. Студентом я был, мягко говоря, неоднозначным. Попытался его утешить:

– Зато летом опять смогу с Вашей партии на Тянь-Шань пойти. Геохимию там продвигать. Ишакам хвосты крутить.

Бедный Юрий Николаевич поднял очи к небу.

Но в горы мы с Саввой Буевым опять летом закатились. На Гиссарский хребет. В Таджикистан. Это уже другая песня. Тянь-Шаньская.

Вот таким образом от службы рядовым я отмотался. А что будет после окончания Горного – никто из нас сильно не беспокоился. Но никто раньше сапоги с портянками примерять не хотел.

Один наш дружок даже радикальный способ удумал. Жека Петухов. От большого ума, впрочем. В прямом и в переносном. В Универе на физическом учился. Круглый отличник. Без дураков. «Общую теорию относительности» самого товарища Эйнштейна в трамвае читал. И чему-то тихо при этом посмеивался. Если б сам не видел – не поверил бы. Это Жека посоветовал другому умнику нашему Альке, стучать бутылкой «Кабернухи» о Петропавловскую крепость[11]. Петух рано полюбил виноградные соки крепостью в 10–12 градусов и выше. Это Жека в далёком будущем обсчитает мне сомнительные данные морских измерений в диссертацию и выведет формулу, которую я вывешу на защите, отводя блудливый взгляд в сторону, чтоб не засмеяться. Это он ещё многим и многим поможет «сляпать» кандидатские «кирпичи», своего так и не закончив. Это Жека нашим детям бескорыстно будет давать уроки любой точной науки, чтоб помочь сдать любые экзамены. Это он втянет меня в драку в 68-м после ноябрьского салюта у метро «Маяковского», мне выбьют два нижних зуба, я утащу его во двор и мы пролежим на помойке часа два.