Волчицы - Вольф Белов

— Дайте и мне хоть что-нибудь унести, — с улыбкой попросила Сиверцева.

— Тут и без вас носильщиков хватает, — откликнулся Наскоков. — Вы лучше в дом идите, там хозяйничайте.

Сиверцева послушалась его совета и ушла в дом, захватив все-таки с собой коробку с посудой.

— Бог в помощь, — послышался ровный басовитый голос.

У калитки стоял мужчина в черной рясе священнослужителя. Он был высок, лет тридцати, в очках, с аккуратной рыжеватой бородкой.

— Бог-то бог, да и сам бы помог! — весело отозвался рыжий Борька.

— Отчего же не помочь добрым людям, — согласился чернец, сильно окая.

Взвалив на спину тюк с бельем, священник направился к дому. Заметив удивленный взгляд Насти, Егорка пояснил:

— Это отец Василий. Вон, видишь, церковь стоит, — Он указал на купол церквушки. — Он там попом работает.

— Не работаю, а служу, — поправил парнишку священник, выходя из дома уже налегке.

Он снова направился к машине за очередным грузом.

Настя стояла у крыльца и с явным неудовольствием озиралась вокруг. Похоже, от переезда она совсем не испытывала никакого восторга.

— Меня Егором зовут, — решил завязать знакомство парнишка.

— Знаю, — без всякого энтузиазма ответила Настя. — Слышала уже.

— А ты чего такая кислая? — спросил Егорка. — Обидел кто? Или село наше не нравится?

— А чего хорошего в вашей деревне? Грязь одна, пыль да елки. Комары вон летают. И воняет. Что это? Навоз, что ли? — Настя поморщилась. — Ни театра тут, ни кино. Глухомань.

— Грязь только весной и осенью, — возразил Егорка. — Летом у нас хорошо.

— Да уж, — Настя скривилась. — Могу себе представить.

— Да ты чего?! — обиделся за свое село Егорка. — Тут знаешь, какая красотища?! К нам даже из города туристы отдыхать приезжают. И грибы тут, и ягоды. А рыбалка какая! А кино у нас есть — кинопередвижка приезжает, каждые выходные в клубе фильмы крутят.

— Егорка! — окликнул его с машины Строев. — Хорош лясы точить! Забирай коробку.

Тем временем у забора собрались любопытные соседи.

— Глянь, Колька своих привез, — переговаривались они. — Вон дочка его стоит. Хороша девка, красавицей вырастет.

— А жинку его видали? Учительша новая. Ух, какая краля, очуметь можно.

— Ты б только на баб и глазел. Мало тебя твоя Нинка лупила!

— Глянь-ка, и отец Василий тут. Неравнодушен батюшка к делам мирским.

— Стрижет поп души заблудшие! — хохотнул кто-то.

— Окстись, охальник! — осадила дерзкого скрюченная бабка Агафья.

— Эй, дядя Степан, помощь нужна? — спросили из толпы.

— Вы б еще позже пришли, — отозвался Строев. — И без вас уже справились.

Он передал Наскокову последнюю коробку и довольно проворно спустился с кузова.

— Ну ты даешь, дядя Степа! — хохотнул Борька. — С твоей-то ногой скачешь как горный, извиняюсь, козел.

— Сам ты козел, — беззлобно огрызнулся Строев. — Брешешь без продыху, пес рыжий. Язык у тебя без костей.

Борька снова заржал.

— Спасибо, мужики, — поблагодарил помощников Сиверцев.

— Никола, обмыть бы надо, — предложил Борька. — А то не по-людски как-то.

— Само собой, — кивнул Сиверцев. — Только вечером, мужики. Часикам к семи подтягивайтесь. Все приходите! — крикнул он односельчанам, облепившим забор.

Вечером огневцы друг за другом потянулись к дому Сиверцевых. Первым примчался Борька со своей гармонью.

Пользуясь теплой погодой, стол организовали прямо во дворе под открытым небом. Из досок наспех сколотили длинные столы, покрыли их скатертями и простынями.

К семи часам весь двор уже был забит односельчанами. Пришли поздравить новоселов и председатель колхоза Сергеев, и Мария Федоровна, директор школы.

Многие огневцы помнили большую семью Сиверцевых, многие в свое время учились с Николаем, вместе в детстве бедокурили. Большинство гостей пришли с подарками, бабка Агафья даже принесла гуся.

— Да куда же я его дену, бабушка?! — попробовал было отказаться хозяин дома.

Но старуха не желала ничего слушать:

— Бери, милок. Какое хозяйство без живности? Бери, не сумлевайся.

Сиверцев передал гуся жене. Попав в руки женщины, птица вдруг забила крыльями, загоготала и едва не вырвалась.

— Испугался, — объяснила бабка Агафья. — Привыкнет еще. Дай-ка, милая, я сама его в загон определю.

Строев вручил хозяину дома длинный сверток. Сиверцев развернул тряпку и извлек на свет карабин.

— Узнаешь? — спросил Строев.

— Как же, дядя Степан! Отцовский!

— Отец твой, как уезжал, просил сберечь. Вот и сохранил. Держи, владей.

— Надо ли? — скептически спросила Наталья, с неодобрением глядя на оружие в руках мужа.

— Надо, хозяйка, — ответил Строев. — В наших краях это необходимо. Места у нас глухие, а в лесах не только зайцы водятся.

— Забыла уже, кого дорогой встретили? — спросил жену Сиверцев. — Мы ведь, дядя Степан, рыжеухого видели.

— Да ну?!

— Точно. Колесо я пробил, в лесу мы встали. Только я запаску поставил, инструменты начал собирать, будто спиной почувствовал, обернулся, а он сзади на обочине стоит. Действительно серьезный зверь, матерый. Наталья вышла из кабины ко мне да Настя проснулась, он как увидел, что я не один, так и убежал.

— Вот потому ружьишко в доме никогда не помешает, — наставительно произнес Строев. — А разрешение тебе, Коля, потом участковый оформит. Бог даст, мы с тобой еще по лесу походим.

— Никола! Чего ждем-то?! — окликнул Сиверцева из-за стола Борька. — Водка стынет!

Под общий смех все расселись за столы. Строев произнес незамысловатый тост о возвращении блудного сына в родные края, все выпили, дальше праздник новоселья покатился сам собой.

— Эх, Колька, и чего тебя в леспромхоз понесло? — сетовал Борька, опрокидывая стопку за стопкой. — У нас в колхозе, что ли, работы мало? Шел бы на трактор или хоть дояркой.

— Чего к человеку привязался? — осадил его Наскоков. — У него, может, призвание к баранке. Неважно, где работать, главное работать. Колька наш человек, пролетарий. Это ты день-деньской баклуши бьешь, только на гармошке и умеешь пиликать. Тебе уж сороковник скоро стукнет, а тебя все Борькой кличут, даже отчество себе не заработал. Тунеядец несчастный.

— Ну, уж ты скажешь, Сидор, — обиделся Борька. — Мне вот понять охота, каким калачом его в этот леспромхоз заманили. Может, и мне туда податься?

— Да кому ты там, на хрен, нужен?

— Ну, не скажи. А вдруг кому и сгожусь. Ты смотри, Колька, пока по дорогам колесить будешь, жену-красавицу уведут.

— Не уведут, — рассмеялся Сиверцев, обняв жену одной рукой.

— Ну, чего зубоскалишь, пес рыжий? — проворчал Строев. — Лучше музыку дай народу. Играешь баско, а вот язык как помело.

Борька не заставил себя долго упрашивать. Он взял гармонь и растянул меха, пальцы его пробежали по кнопкам. Двор наполнился веселыми переливами.

Старенькая учительница Мария Федоровна разговаривала с Сиверцевой, объясняя ей особенности работы в сельской школе.

— Вы не переживайте, голубушка, — говорила она. — Легкой жизни не обещаю, но, думаю, вам у нас понравится. Оболтусов, конечно, хватает, а в целом ребята хорошие. Будете вести старшие классы. Придется и летом немного поработать, позаниматься с нашими лоботрясами, подтянуть.

— Работы я не боюсь, — сказала Сиверцева.

— Вот и славно. А вот, кстати, один из этих самых лоботрясов, ваш будущий ученик.

Рядом появился Егорка.

— Балабанов, ты «хвосты» свои думаешь сдавать? — строго спросила директор школы.

— А как же, Мария Федоровна! Обязательно! — ответил парнишка, не моргнув глазом. — Дядя Коля, можно я Настю с собой заберу?

— Куда это? — недоверчиво спросил Строев.

— Просто погуляем. Идем, Настя, я тебя с ребятами познакомлю.

Настя неопределенно пожала плечами.

— Иди, дочка, — кивнул Сиверцев. — Чего тебе тут сидеть?

— И то верно, — поддержал его Наскоков. — Успеешь еще на пьяных насмотреться.

Настя вышла из-за стола и последовала за Егором. Строев крикнул вдогонку:

— Егорка! На мельницу не ходить!

— Ладно, — отмахнулся племянник.

Строев хотел еще что-то сказать, но в этот момент Борька снова растянул меха и дурашливо заорал во всю глотку:

— Вот пуля просвистела, в грудь попа-а-ала мне-э-э!..

— Чего поешь, дурак, — Строев саданул его кулаком под ребро. — За такие песни в наше время знаешь, что было?

Борька не обиделся, снова заржал.

— Ладно, Василич, можно и другую. Специально для тебя.

И, перекрывая шум застолья, гармонист звучно запел:

— Ой тума-аны мои, растума-аны…

Что ни говори, а петь Борька умел. Голос у него был звучный и мелодичный. Песню подхватили:

— … Уходи-или в похо-од партиза-аны,