Золотая рыбка-бананка. Рассказы - Татьяна Рябинина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Во сколько, вы говорите, зашли в парадное?
– Без двадцати двенадцать.
– Гражданин Панин, вы можете это подтвердить?
– Нет. Я его не видел. Но примерно в это время я выходил… по нужде, – засмущался консьерж.
– И вы не слышали, как этот гражданин кричал в лифте?
– Нет. Но ведь шахта довольно далеко от моего помещения. Да и шумно было – петарды всякие, ракеты.
– Камера наблюдения работает?
– Да, конечно. Можно просмотреть запись на мониторе.
Приказав мне сидеть на кухне под присмотром другого парня в штатском, опер в сопровождении консьержа вышел из квартиры. Ну да, сейчас спустятся, полюбуются на мою глупую физиономию, которая таращится в камеру, сражаясь с желанием высунуть язык. И абсолютно ничем мне это не поможет. Я слышал, эксперт, пожилая грузная женщина, сказала, что убийство ориентировочно было совершено сразу после полуночи. Как раз тогда, когда я сидел в лифте. А кто докажет, что я там сидел? Да никто.
Вот так, Вадик, будешь знать, как лизать задницу начальству в надежде получить хлебное место. Отказался бы сразу, поехал, как и собирался, к Наташе, сделал бы ей предложение. А теперь…
– А это что такое? – услышал я голос второй понятой, соседки Андреича. – Шерсть?
Я выглянул в коридор и увидел, как эксперт разглядывает какой-то белый клочок.
– Искусственное волокно, – хмыкнула она. – Грубая синтетика. Плохой парик. Или…
– Или… – повторил следователь, высокий сухощавый мужчина лет сорока. Он быстро набрал на мобильнике номер. – Слава, там на камере случайно Дед Мороз не нарисовался?.. Да?.. Отлично. Ты там смотри дальше, а консьержа живо сюда. Именно «или», Анна Петровна, – повернулся он к эксперту, отсоединившись. – Борода дед-морозовская.
Войдя в квартиру, консьерж с порога начал говорить:
– Да-да, был Дед Мороз. В 31-ю квартиру приходил.
– Во сколько?
– Примерно в половине двенадцатого.
– Он звонил в домофон, или вы его впустили?
– Я. У нас недавно меняли домофоны, и во многих квартирах они еще не подключены. Он позвонил и сказал, что идет в 31-ю, к Петренко. Что это сюрприз детям от бабушки с дедушкой. Я пустил, конечно.
– А ушел когда?
– Точно не скажу, но уже после полуночи. На камере указывается время.
– Хорошо, мы посмотрим.
31-я квартира была на этом же этаже. Следователь позвонил в дверь и несколько минут разговаривал с открывшей молодой женщиной. Потом женщина звонила кому-то по мобильному. Поблагодарив ее, следователь вернулся в квартиру.
– Вас, молодой человек, я отпущу, но под подписочку о невыезде, – сказал он мне. – Вот здесь распишитесь и можете быть свободны.
– А можно я здесь побуду? Пока метро не откроется?
Подумав, следователь кивнул. Трупы увезли. Я забился в угол и напряженно слушал разговоры следователя с операми и экспертами.
– Короче, никакого Деда Мороза родители соседки не приглашали, – рассказывал следователь. – Они там вообще сильно удивились, что Дед детям подарил какие-то убогие шоколадки. Бабушка с дедушкой – люди состоятельные, сейчас вот в Таиланде отдыхают. Если бы уж они заказали для внуков Деда Мороза, то и подарки были бы соответствующие. К тому же вышел Дед из квартиры до полуночи. Минут за десять. А из парадного – уже после. Где он был это время? Пешком по лестнице спускался? Или сюда заглянул?
– Очень все логично, – кивнула эксперт. – Редко кто не откроет дверь Деду Морозу в новогоднюю ночь. А выстрелы примут за петарды.
– Я слышал их из лифта, – подал голос я. – Выстрелы. И тоже подумал, что это петарды. Это было в десять минут первого, я как раз смотрел на часы.
– Спасибо. И маскировка отличная. Соседка сказала, что Дед Мороз был не великанский. Ну, шуба свободная, непонятно, какой комплекции, но невысокий. А вот что за обувь на нем была?
– Кажется, валенки, – наморщил лоб консьерж. – Серые такие.
– Мотив, мотив, – бормотал себе под нос следователь. – Деньги, женщины – надо будет в его прошлом покопаться. И в настоящем. Вот вы, Иванов, хорошо знали своего начальника? Вы говорили, он вам место своего зама предлагал?
– Наверно, он обо мне знал больше, чем я о нем. Нет. Ничего я не знаю – ни о деньгах, ни о женщинах, ни о чем еще. Знаю только, что, наверно, этот человек ему сегодня утром звонил. И, похоже, не один раз. То ли требовал что-то, то ли угрожал.
Что-то меня беспокоило. Какая-то мелкая деталь, которая никак не давалась, ускользала. Совсем мелкая. Как обрывок. Обрывок?
– Простите, а можно мне на клок бороды посмотреть? – спросил я следователя.
– Зачем вам? – буркнул он.
– Я пару раз был Дедом Морозом на корпоративных праздниках. Понимаете, клок бороды, если она, конечно, не из ваты, просто так, случайно, оторвать невозможно. Волокно очень прочное. Его можно только прядью выдернуть из основы.
– Он прав, – подтвердила эксперт. – Вот, смотрите. Видите, концы волокон утончены и вытянуты. Их тянули с усилием. Если бы кто-то дернул Деда Мороза за бороду или он зацепился бы бородой за что-то, то ее просто сорвало бы с него. Или – как молодой человек сказал – выдернулась бы целая прядь. Я думаю, бороду держали одной рукой, очень крепко, неважно, была ли она на лице или нет, а второй отрывали клочок.
– Чтобы бросить его здесь? – задумчиво пожевав губу, спросил следователь. – Похоже на то. Но зачем? Чтобы не подумали на кого-то другого?
– Почему бы и нет? – хмыкнул опер, который допрашивал меня. – Дед Мороз – это такая безликая фигура. Вот он вошел, вот он вышел. А за углом снял шубу, бороду, валенки – и нет его.
– Валенки, говоришь, снял? – нахмурился следователь. – А ну пошли, глянем.
– Да замело уже все!
– Ничего-ничего, пойдем.
Оставив в квартире одного из оперов, все остальные, включая понятых спустились вниз. Я, разумеется, увязался за ними.
Снега на тротуаре намело уже по щиколотку, а то и выше. Но овальные вмятины – следы валенок – все же были еще видны среди следов обычной обуви.
Пройдя метров двадцать, наша компания остановилась. Следы обрывались прямо перед подворотней. Немного снегу в нее намело ветром, но по большей части асфальт под аркой был чистым.
– Или дедушка улетел на вертолете, или свернул сюда, – хмыкнул следователь.
– А может, просто снял валенки и пошел дальше в ботинках? – предположила эксперт.
– Тогда бы ему пришлось тут потоптаться на месте, снимая валенки. А следы просто кончаются. Как будто он взлетел. Или прыганул на чистый асфальт.
– Снял валенки в подворотне и пошел себе дальше, – не сдавалась Анна Петровна.
– Сразу видно, не охотница, – возразил следователь, подсвечивая снег фонариком. – Тут хоть и засыпало следы почти, а все равно видно, что ни одной лишней цепочки после этого места не появилось. То есть как шли люди досюда – так и шли себе дальше. Никто со двора не выходил. А почему, интересно? – он повернулся к консьержу. – Двор не проходной?
– Нет, – как-то неуверенно ответил тот. – Он вообще глухой. Только служебный вход в магазин.
– А черные ходы от парадных?
– Они все закрыты.
– Вот эта дверь, – следователь махнул в сторону обшитой железом двери, выходящей под арку, – это черный вход вашего парадного?
– Д-да.
– Ключ у вас?
– Д-да. То есть нет. То есть…
– Пожалуйста, откройте дверь.
– Ключ. У меня нет. Он там. Внутри.
– Не надо так нервничать. Сходите за ним. Мы подождем.
Консьерж странным деревянным шагом двинулся к выходу из подворотни. Следователь кивнул оперу, и тот, осторожно ступая, пошел вслед. Когда они, один за другим, свернули за угол, с улицы донесся шум. Через пару минут опер втащил консьержа в наручниках обратно под арку.
– Сбежать хотел.
Мы вернулись в парадное. Карманы консьержа и его будку обыскали, следователь протянул оперу связку ключей:
– Осмотрите с понятыми черный ход. Наверняка шубку с бородой найдете. И валенки. А вы, Иванов, посмотрите в его телефоне набранные номера – может, найдете номер вашего начальника.
Номер Андреича среди набранных действительно нашелся. А обозначен шеф был довольно странно – «Крыса».
– Проверить надо будет, не из сидельцев ли господа, – усмехнулся следователь.
Вернулся опер – с шубой, бородой и валенками. Консьерж как-то очень уж театрально бухнулся на колени и завыл. Потом успокоился, поднялся и деловито начал рассказывать.
Пятнадцать лет назад у Андреича и консьержа Панина был общий бизнес. Полукриминальный, разумеется, в те годы другого и не существовало. Компаньонам везло, дела шли в гору. А потом Андреич решил, что «Боливар двоих не унесет», и сдал приятеля ментам. Да еще и женился на его девушке.
Панину дали десять лет. Андреич за это время перебрался из Москвы в Питер, обзавелся новым именем, новыми документами и налетом респектабельности. Но Панин его все равно нашел. Чтобы подобраться поближе, устроился консьержем в его дом, наблюдал, изучал обстановку. Время от времени звонил по телефону и требовал вернуть деньги, но Андреич бросал трубку.