Золотая рыбка-бананка. Рассказы - Татьяна Рябинина

Выпущенная в морскую волну Бананка протелеграфировала: «Спасибо!», вильнула хвостом и исчезла. «Три желанья, у меня всего лишь три желанья, нету рыбки золотой», – разухабисто запела из мысленного аудиоархива Пугачева.

На следующее утро море кипело и бурлило, пальмы гнулись под напором ветра, а еще через день Семен вышел на пляж – случайный собеседник в кафе сказал, что после шторма можно найти красивые раковины для домашнего аквариума. Он бродил по мокрому песку, и вдруг в воде мелькнуло что-то ослепительно золотое.

«Привет, Семен, – сказал в голове все тот же робот. – Прости, что в тот раз с тобой не расплатилась. Линька, сам понимаешь, ощущения – как с бодуна. Ну, заказывай, чего хочешь?»

– Эээ… – глупо заморгал Семен. – Так ты это, правда золотая?

«Золотая, золотая. Только давай побыстрее, я тороплюсь. И без глупостей, три желания – и все, никакого гарантийного ремонта. И учти, я еще восстанавливаюсь, так что желания давай попроще. Мир во всем мире не прокатит. Такое, сугубо меркантильное. Для тебя или для близких родственников».

– Ну… денег для начала.

«Много не получится. Пол-лимона евро хватит? Записывай банк и номер анонимного счета. Это бандюка одного денежки. Его грохнули, а счет остался. Только ты поаккуратнее, мало ли что…».

– Еще здоровье. Абсолютное.

«Ну, ты, Семен, загнул. Абсолютного даже у меня нет. Давай так. В твоем доме находится страховая компания. Ты туда зайдешь и оформишь какую-нибудь ерундовую страховку. И выиграешь рекламную акцию – самое чумовое ДМС4 аж на пять лет. Лечись не хочу. Устраивает?»

Семен поморщился. Как-то все не по-сказочному получалось. Ну да ладно, дареному танку в дуло не смотрят. Что бы еще пожелать? Он вдруг вспомнил «От двух до пяти» Чуковского где ребенок обвинял пушкинского старика в глупости: нет чтобы сразу попросить новую старуху.

– Слушай, а ты можешь Клавочку сделать снова молодой, стройной и красивой? – спросил он, особо ни на что не рассчитывая: наверняка опять будет какой-нибудь подвох.

«Да запросто, – в роботовском голосе послышались какие-то глумливые интонации. – Ну, бывай, Семен. Удачи тебе!»

Бывшая гнилая Бананка, а ныне Золотая рыбка, скрылась в шапке неопрятной пены, а Семен остался стоять на берегу, сжимая в руке клочок бумаги с нацарапанным номером счета в швейцарском банке. Порыв ветра ловко выхватил бумажку из его пальцев и унес в морскую даль.

– Дуром пришло, дуром и ушло, – вздохнул Семен, исследуя себя на желание утопиться с горя. Было обидно и досадно, и хотелось избить себя ногами, но утопиться – почему-то нет.

На следующее утро Клавочка проснулась снова двадцатилетней.

– Сенька, сработало! – завопила она, увидев себя в зеркале. А закончив вопить, отправила Семена в ту самую лавчонку за трусами и полосатым комбинезоном – все ее чехлы на танки теперь можно было выбросить.

Ну а дальше Клавочка развила такую активность, что у Семена глаза на лоб полезли. Она орала на менеджера (а Семен безропотно переводил) и требовала справку, что похудела и помолодела в результате процедур – все, как обещано в договоре с турагентством. А справка ей нужна для консульства, чтобы там дали справку для аэропорта, а то ведь теперь она на паспортную фотографию ну ни капельки не похожа. Да и российский паспорт придется менять.

Бедный менеджер ошарашено отбивался, но Клавочка стервозно-базарным голосом вопила, что если он отказывается, значит, весь их «оздоровительный тур» – сплошной обман, и она подаст в суд, вплоть до Страсбургского.

На секунду Клавочка перевела дух, Семен повернулся к окну и вдруг увидел, как в море вспыхнула золотая искра.

«Эх, ну и дурак же ты, Семен, – раздался в голове знакомый механический голос. – И деньги на ветер пустил, и Чуковского не послушался. Даже ребенку было ясно, что надо было просить новую старуху. Новую, а не отреставрированную. Ну ничего, она тебе еще даст жару. Вот тогда-то тебе страховочка и пригодится – нервишки лечить…»

Дед Мороз

«Это конец, – подумал я, глядя на лежащее навзничь тело, на залитую кровью белую рубашку. – Бежать! И немедленно. Только вот… Только вот камера все равно засняла, как я входил в парадное. И те ребята с шампанским меня видели. И на работе все слышали, что он говорил мне и что я ответил ему…»

«Тебя вызывает шеф. Срочно, бегом, прыжками! Не забудь вазелин. Люблю, целую. Светик».

Послание сопровождалось жирным ярко-красным отпечатком губ. Листок Светка, шефова секретарша, оставила на моем рабочем столе, пока я курил на лестнице – там мобильный почему-то принимает неуверенно.

Недоумевая, что могло понадобиться от меня начальству 31 декабря, я отправился «во святая святых». В предбаннике Светка томно цокала двумя коготками по клавиатуре компьютера и непечатно выражалась, попадая не на ту клавишу.

– Что случилось? – спросил я.

Светка пожала плечами:

– Не знаю. С утра психует. Сначала по телефону разговаривал, орал так, что, наверно, на улице было слышно. Потом, вроде, успокоился. Тебя попросил вызвать. Иди давай.

Я приоткрыл дверь и услышал дикий вопль:

– Пошел на х…!

Икнув от неожиданности, – обычно наш спокойный, как английский лорд, Павел Андреич не позволяет себе не то что мата, но даже и банальных вульгаризмов – я вывалился обратно в приемную и только там сообразил, что пожелание адресовалось не мне, а собеседнику, с которым шеф общался по мобильнику.

– М-да, Паша явно не в духе, – пробормотал я в ответ на вопросительный взгляд Светки.

– Иванов, зайдите!

Я зашел в кабинет и первое, что увидел, – это была синяя папка с моим отчетом. Может, в нем все дело? Но я перепроверил данные по несколько раз, никаких ошибок там быть не могло.

– Я хотел поговорить с вами… – вполне спокойно начал шеф, и тут его взгляд упал на мобильник, который он по-прежнему сжимал в руке.

Похоже, с Андреичем творилось что-то не то. Его лицо, и так апоплексически красное, наливалось свекольным оттенком. Он стиснул челюсти – мне даже показалось, что раздался хруст, – и посмотрел на меня взглядом внезапно разбуженной гадюки. Отшвырнув мобильник, шеф процедил сквозь зубы:

– Вы что это себе позволяете?

– Что? – опешил я.

– Вы вламываетесь в мой кабинет, как к себе домой, даже не спросив разрешения. Что вы о себе возомнили? Что вы незаменимый работник? Что без вас вся работа встанет?

Я открыл было рот, чтобы возразить, но тут Андреича прорвало. Размахивая руками и брызгая слюной, он завопил так, что я невольно сделал шаг назад. В течение крайне непродолжительного времени мне удалось узнать о себе много нового и интересного – как в плане деловых качеств, так и морального облика.

Наконец мне удалось стряхнуть шок. Я повернулся и открыл дверь. Шеф запнулся, и это дало мне возможность послать его… ну, в общем, туда, куда он сам недавно отправил своего собеседника. Вообще-то я человек мирный и лояльный, но когда об меня пытаются вытирать ноги – не люблю.

Почему-то в приемной оказалось довольно много народу, и мою фразу на выходе услышали все. Вокруг сразу образовалась полоса отчуждения – коллеги смотрели на меня как на больного, стоящего одной ногой в могиле, причем крайне заразного. Послать по известному адресу шефа – теперь обо мне будут рассказывать легенды!

По пути в офис я зашел в компьютерный отдел и выпросил пустую коробку от принтера, в которую принялся укладывать свои пожитки, спиной чувствуя взгляды – от сочувствующих до любопытных и злорадных. С минуты на минуту должна была появиться Светка с приказом о моем увольнении. Конечно, я мог бы просто взять и уйти, но почему-то ждал формального повода.

Чтобы хоть как-то скрасить томительное ожидание, я стал думать о Наташе – девушке, с которой встречался уже второй год и привык считать ее «своей». Недавно по некоторым ее туманным намекам я понял, что наступил «момент принятия решения»: или мы женимся, или расстаемся. И я решился. Купил кольцо и запланировал сакраментальный вопрос на новогоднюю полночь. Праздновать мы собирались вдвоем, у нее дома, и до исторического момента оставалось меньше двенадцати часов.

Время шло, Светки с приказом так и не было.

Может, у нее завис компьютер, говорил я себе. Или сломался принтер. Или Андреич уже ушел домой, отложив приятный момент моего увольнения на после праздников. Последний рабочий день года был коротким, уже к половине четвертого мои «сокамерники» начали потихоньку разбегаться, но я из какого-то непонятного упрямства досидел до четырех.

Когда я наконец собрался домой, в коридоре было по-нерабочему темно и пустынно, только у дальнего окна маячила чья-то фигура.

– Вадим, – окликнула меня фигура, когда я проходил мимо.