Взмахом одного крыла - Наталья Лазутина

Дед снял шапку. Руки его тряслись, он стоял молча, точно истукан. Все напряглись в ожидании ответа.

Тётя Шура подсочила к нему и стала громко кричать:

– Да что ты, дед?! Что ты стоишь, как глухонемой? Язык отсох, что ли?

– Там это, – начал запинаться дед: – там Маша!

Не успел он договорить, как тётя Шура и Максим вылетели на улицу. Дед так и стоял с шапкой в руках и поникшей головой. Этот суховатый, седой старичок с морщинами на лице, повидавший жизнь, в тот момент был похож на беззащитного ребёнка. Катя всё поняла и начала громко плакать. Самое обидное, что она не могла так же, как все остальные, быстро пойти к бабушке Маше.

Дед повернулся, набрал стакан воды и поднёс Кате:

– Успокойся, дочка, все мы туда уйдём, рано или поздно, не важно, когда. Господь никого тут не оставит.

Он сел на скамейку и начал смотреть по сторонам, как будто проверяя, нет ли кого-нибудь ещё в доме. Удостоверившись, что они вдвоём, дед начал разговор:

– Я тут подумал, тайна у меня есть, я никому не хотел её открывать, люди нынче, как собаки, злые и ненавистные. Глотки друг другу готовы вырвать из-за ерунды. А в могилу с собой я эту тайну тоже не хочу брать, грех на мне.

Катя, всхлипывая, внимательно смотрела на деда, лишь изредка вытирая слёзы.

– Я как Машу нашёл, так и понял это. Поэтому решился всё тебе рассказать.

– А почему именно мне?

Катя, всхлипывая, недоверчиво посмотрела на деда.

– Потому что ты похожа на мою Наташеньку, – дед опустил голову.

Катя вдруг вспомнила рассказ тёти Шуры про деда и его семью.

Да, трагедия страшная. Поговаривали даже, что дед умом после того тронулся. Были у него заходы, но все относились к этому с сочувствием и пониманием. Вот и сейчас Катя подумала, что деда накрыло. Катерина не подала виду, что страх сковал её. Но понимая всю ситуацию, решила взять себя в руки, и как ни в чём не бывало, спросила деда:

– Ты, дед Тимофей, уверен в своём решении всё мне доверить? А вдруг я не оправдаю твоих ожиданий?

– Я абсолютно уверен в тебе, хотя ты, наверно, думала, как и все остальные, что я умом двинулся, но я тебя три года изучал и испытывал.

У Кати от такого откровения глаза округлились, и она уже спокойно стала слушать рассказ деда.

– Помнишь, в июне мы с тобой плавали на старую заимку?

– Помню. И что?

Так вот там на месте упавшего дуба зарыт клад. А недалеко от него я похоронил человека. Только просьбу его не выполнил, поэтому хочу, чтобы ты это дело завершила!

Катерина опустила глаза и задумалась.

– А если я откажусь?

– Не откажешься! – звучало как заявление. – Я давно за тобой наблюдаю. И за это время хорошо тебя изучил. Ты очень честная, справедливая и ответственная. И когда ты узнаешь обстоятельства, при которых умер тот человек, наврядли мне откажешь!

Сначала Катерина смутилась от таких признаний, но последние слова деда её насторожили.

– Слушай, дед, давай всё по порядку, а то ты ходишь вокруг да около.

– Так ты сама меня перебиваешь своими сомнениями.

В этот момент послышались шаги за дверью. Максим резко открыл дверь и вошёл в комнату. Катя с дедом переглянулись: дескать, потом переговорим и оба посмотрели на Максима. Тот молча подошёл к окну и начал рыться в Катином пакете с лекарствами.

– Что вы ищете? Может, я подскажу? – спросила Катерина.

– Мне нужно какое-нибудь седативное средство для Александры Степановны, у вас есть валерьянка, пустырник, что-то успокоительное?

– Есть валокордин. Но в таких случаях лучше водки выпить и поплакать.

– Я предлагал ей, но она наотрез отказалась.

– А где вы её вообще оставили?

– В доме у Марии Ильиничны.

Катя посмотрела на деда и стала давать указания:

– Дедуль, сходи, пожалуйста, в сарай, там под притолокой воткнуты два старых костыля, они от прошлых жильцов остались, посмотри, если годны, тащи сюда. Вы, Максим, извините, без отчества, – Катя посмотрела ему прямо в глаза: – помогите мне собраться и привести себя в порядок.

Максим оторопел от такого «командира», но спорить не стал. Притащил таз с водой, поставил на скамейку, тут же взял полотенце и повесил его рядом на дужку кровати. Катя умылась, причесалась и продолжила тем же тоном, обращаясь к Максиму:

– Откройте шкаф, там на средней полке лежат синие с полоской штаны, а наверху футболки. Выберите на свой вкус и дайте мне! Я сейчас попробую сесть, а вы мне поможете переодеться!

– А вас не смущает, что я – мужчина. И тем более вам незнакомый?

– Слушай, хирург, ты, наверно, очень правильный? Только вот я из другого теста! Мне чихать, мужик ты или баба, там один человек помер, а у другого от горя крыша может поехать, они тут с детства вместе жили. А ты мне здесь какую-то мандулу зачёсываешь!

Максим достал всё, что просила Катя, и начал помогать ей одеваться. Лишь заметил, что жаргон у Кати, как у зэчки.

– Вы всегда так общаетесь?

– Если только выводят дурацкими манерами, когда не до церемоний!

– Жаргон блатной вас тоже не украшает…

– Да как ты вообще стал военным с такими понятиями?

Потом в какой-то момент Катя поняла, что этот разговор не имеет смысла, учитывая, что Максим – просто зануда и ей некогда с ним спорить. Вот придурок, – подумала она про себя, но вслух ничего не сказала.

– Ты знаешь, Кать, я – взрослый мужик и прекрасно всё понимаю, просто мне не хотелось ставить тебя в неловкое положение. И как ты сказала, мне тоже с одной стороны начихать в данной ситуации, я много чего повидал, тем более, как ты правильно заметила, я врач.

– Да-а-а… Быстро же ты «переобуваешься»! – протянула Катерина.

Тут на пороге появился дед, в руках он держал старые костыли.

– Давай примерим, дочка, я один отремонтировал чуток, они, кажись, тут с войны лежали, дряхлые совсем!

Максим взял её за руку, помог подняться с кровати. Дед стоял с костылями, помогая ей на них опереться. Катя осторожно сделала шаг вперёд, раненая нога свисала как плеть, Катя боялась на неё наступить. Максим, убедившись, что всё нормально, обратился к деду:

– Ну вы тут сами без меня разберётесь, я побегу к старушкам, ещё очень много дел!

Максим прихватил лекарство и быстро вышел за дверь. Катя с дедом потихоньку с передышкой доковыляли до дома бабы Маши. Пока шли, условились про дедову тайну не разговаривать пока, потому как не до этого сейчас. Это деда от стресса нахлобучило, вот и решил сразу всё выдать, будто тоже помирать собрался. А пока шли, думали, где могилку копать надо, но самая большая тревога была за тётю Шуру. Ясное дело, мёртвым уже всё равно, а вот живым очень помощь нужна, особенно в такие минуты.

Тётя Шура сидела, как застывшая скала, уставившись в одну точку, казалось, она смотрит в пустоту, так как зарёванные красные глаза абсолютно ничего не выражали. Не поворачивая головы, она обратилась к Кате:

– Она тебе дом свой завещала, будешь тут жить?

Катя, хромая на костылях, подошла к женщине, обняла её и заплакала. Тётя Шура, выйдя из ступора, обняла Катерину и тоже разрыдалась в голос, причитая о том, как они ходили, любили, жили, и вот теперь она осталась одна. Вдоволь наревевшись, решили, что надо собраться с силами и проводить бабу Машу как положено. Деда отправили за гробом и священником в соседнее село, сами развели костер за домом, набрали ключевой воды, поставили греть.

Катерина сидела на скамейке, присматривала за костром, тётя Шура искала чистые одежды для погребения. Мария Ильинична померла внезапно, тихо и мирно уснула и больше не проснулась. Просто сердце остановилось во сне. Всем бы так помирать, – подумал дед, когда утром принёс ей свежей рыбы. Старушка, как игрушечная, лежала на своей кровати, скрестив руки на груди, лицо её было безмятежным. Подле неё на скамейке стояла икона Казанской Божьей матери, тут же горела свечка. Максим готовил лавку для омовения усопшей. Через два с половиной часа подъехал дед на своей истрёпанной «Ниве», следом за ним появилась «Газель». Батюшка сам на газели привёз гроб и крест, а также прихватил с собой двух прихожанок. Женщины в чёрных платках и юбках до пола, перекрестившись, вошли в дом. Начали помогать готовить еду для поминок – батюшка и об этом позаботился, с собой они привезли продукты. Бабу Машу отнесли в баню, обмыли, одели, положили в гроб. Затем Максим, батюшка и дед вынесли гроб на улицу и поставили на лавку. Тётя Шура в хлопотах немного отошла от горя. К вечеру Марию Ильиничну похоронили. Сначала сидели, поминали у неё дома, потом батюшка и прихожанки уехали, и Катя позвала всех к себе. Очень уж она устала, хотелось полежать, нога нещадно ныла. На том и порешили. Дед нёс костыли, Максим нёс Катерину, тётя Шура с корзинкой и Хани семенили сзади. В эту ночь никому не хотелось оставаться один на один с самим собой. Все они не хотели думать о том, что сегодня произошло. Мёртвое – мёртвым, живое – живым.