Александровский cад - Алексей Пиманов

Варфоломеев, продолжая протирать старинный позолоченный кубок, усмехнулся и хотел что-то сказать в ответ. Но в это время Танька вскочила с места.

– Герман Степанович, – затараторила она, – вы Верку Чугунову знаете? Да знаете вы ее. Она с нами несколько раз приходила. Такая… ну, в общем, никакая… Ну, это неважно. Так вот, ее мать рассказывала, что ей рассказывала одна тетенька, которая работает в столовой, что однажды ночью видела, как монах вдоль стены крался. И еще домработница Молотовых его тоже два раза видела. Вот!

Лешка закатил глаза к потолку и издевательски мягко спросил:

– И чего?

– Да ничего. Просто если постараться, то можно этого монаха выследить.

– Комсомолка Шапилина, бросьте эти вредные истории распространять. Никаких монахов нет – их всех революция упразднила. Ты что, не знаешь об этом?

– Дурак! – обиделась Танька. – Герман Степанович, ну скажите ему, что монах существует.

Варфоломеев поглядел из-под очков на ребят.

– Насчет монаха – не знаю. А вот библиотека – точно есть.

– Ну, это понятно, только вот где она? – Лешка тяжело вздохнул. – Сколько уже времени ее ищут – и ничего. Герман Степанович, а Стеллецкий будет еще в Кремле раскопки вести?

Варфоломеев нахмурился и стал пуще прежнего натирать золотой кубок.

– Чего не знаю, того не знаю, – неохотно ответил он. – Думаю, что нет. Как ты мог заметить, посторонних в Кремле все меньше и меньше. Другие времена настали, мил-человек.

Это старорежимное «мил-человек» всегда очень забавляло Лешку. Постоянно применяли это выражение лишь двое: Варфоломеев и Лешкин отец. Впрочем, ничего странного здесь не было – дружили они давно. Вернее, не дружили – приятельствовали.

– Ну ладно, вы аккуратно протрите шкатулку, а я пойду кубок на место поставлю.

«Варфоломеев тяжело поднялся и своей обычной шаркающей походкой направился к выходу. Когда он скрылся за дверью, Лешка резко обернулся к Таньке.

– Монах не монах, а от колодца в Арсенальной надо пробираться не внутрь территории, а вдоль стены, к «Потешному»! Это я теперь точно знаю. После школы завтра встречаемся…

Таня остановила Лешкин порыв одним движением руки, проведя своей ладошкой по его лицу сверху вниз.

– Лешечка, нельзя так обращаться с женщинами. Причем с красивыми и привлекательными.

Танька подошла к маленькому зеркальцу на стене и с удовольствием стала рассматривать свое отображение.

– После истории с монахом, – кокетливо сказала она, – я должна прийти в себя… V

Лешка нахмурился.

– Ладно, один пойду, – буркнул он.

Шапилина ничего не успела ответить, потому что в комнаау вернулся Варфоломеев.

– Ну-ка, идите сюда.

Варфоломеев держал в руках небольшую книжицу в сафьяновом переплете.

– Глядите…

Страницы книги сильно пожелтели, но каллиграфически написанные тексты на кириллице сохранились хорошо. На форзаце без труда можно было прочесть: «Писано октября 12-го, года 1561 от РХ, монахом Ларионом Кущиным».

– Что это за книга? – удивился Казарин.

Варфоломеев выдержал театральную паузу и тихо произнес:

– Молитвенник царя Ивана. Лешка присвистнул.

– А знаешь, где я се нашел? – не давая опомниться, спросил его Герман Степанович.

Лешка только пожал плечами.

– В одном из подземных ходов под Тайницкой башней… А теперь скажи мне: что делать такой книжке в подземном ходе?

Чем больше Лешка смотрел на эту книгу, тем правдивее казался ему рассказ старика. Он глядел в прошлое, а прошлое глядело на него своими пожелтевшими страницами. Казарин тогда еще не знал, что поиск библиотеки царя Ивана Грозного не только превратится в дело его жизни, но и явится прологом загадочных и невероятных событий, участником которых доведется ему стать.

Глава 3

Павел Петрович Шумаков был из тех людей, которых не сразу и разглядишь. А разглядев – тут же забудешь. В свои 55 лет он имел лакированную залысину на голове, которую старательно зачесывал остатками волос с затылка, упитанное брюшко и легкую отдышку. По кремлевским коридорам он обычно передвигался стремительной суетливой походкой. А как не бегать и не суетиться? Ведь в обороне Царицына Павел Петрович участия не принимал. Да и стаж в РКП(б) оставлял желать лучшего: всего-то с 1921 года. Тем не менее карьеру Шумаков сделал нешуточную, отмахав путь от рядового деревенского милиционера до помощника коменданта по хозяйственной деятельности. А все потому, что с детства усвоил Павел Петрович одну простую истину: что поручено – делай старательно, а себя не выпячивай. Кого не видно и не слышно – тому и не завидуют. Повидал он на своем веку, как летели головы тех, кто на эту самую голову старался быть выше. А начальству ближе те, кто услужлив да все больше помалкивает. Так и вышло: время и лихие годы расчистили Шумакову дорогу от комиссаров-горлопанов. Она-то и привела его прямиком в Кремль…

Ключ в замке повернулся несколько раз, и дверь отворилась. В квартире было тихо и темно. Лишь в гостиной горел свет. Павел Петрович снял в прихожей пальто, повесил его на вешалку и осторожно, на цыпочках, проскользнул в кабинет. Подойдя к письменному столу, он выдвинул ящик и вынул из него перочинный нож. Аккуратно поддев лезвием две паркетные плитки, он извлек из тайника плоский кофр с крохотным замочком. Затем Павел Петрович расстегнул верхнюю пуговицу френча и снял с шеи шнурок, на котором висел небольшой ключ. Открыв им замок, Шумаков раскрыл кофр и слегка наклонил его. На ладонь, переливаясь всеми цветами радуги, высыпалось несколько бриллиантов, и в этот момент в комнате зажегся свет.

– А я и не слышала, как ты вошел, – раздался за его спиной женский голос.

Шумаков вздрогнул, попытался дрожащей рукой высыпать обратно в кофр камни и резко обернулся. Несколько камней со звоном упали на пол.

– Лидочка? – На его потном лице изобразились одновременно испуг и удивление. – А я думал, ты спишь…

Красивая женщина лет тридцати в длинном бархатном халате подошла к окну, за которым виднелись красные зубцы кремлевской стены, и задернула штору.

– Что это, Павел Петрович, ты среди ночи по полу ползаешь? – не глядя на мужа, проговорила Лидия Васильевна.

– Да это я… понимаешь… того… Запонка куда-то закатилась… Вот я и…

– Запонка? – насмешливо переспросила Лидия Васильевна и села на диван. – Как интересно. А я что-то не припомню у тебя бриллиантовых запонок.

Павел Петрович густо покраснел.

– Что ты городишь? Какие бриллианты? – От волнения он забыл, что продолжал стоять на коленях.

– Те самые, что ты хранишь под полом. Хорошо, что я первая про это узнала, а не домработница. Ты бы хоть встал, а то тошно на тебя смотреть.