Сочинский вариант - Михаил Михеев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он замолчал, ожидая каких-то моих слов. Но говорить мне пока было нечего. Я не очень ему верила.
Слишком уж прочно засела во мне убежденность в его вине.
— Поймали вы меня на испуг,— продолжал он.— На запахе «Шипра» и поймали. И здорово у вас получилось, ничего не скажу. Умница вы, Евгения Сергеевна… Ну, да я сейчас не о том говорю…
Он сильно потер лицо ладонью.
— Потом уж сообразил, кто вы и чего ради всю эту охоту на меня затеяли. А ведь когда в лодку садились и разговор свой завели — понимали, что рискуете. Что опасно со мной вам, женщине, в такие игрушки играть. Но пошли вы на этот риск, и не ради выгоды какой-то, а по убеждениям своим. А даже сквозь всю вашу игру порядочность ваша чувствовалась. Только это я уже потом понял. А когда понял, то, может быть, впервые над своей жизнью задумался. Ведь я на фронте был, воевал. И бухгалтер был, как говорили,— от бога. Не хвастаюсь, сколько раз на Доске почета висел, грамот у меня — папка целая. А тут разок у Аллаховой легких денег хлебнул, и все сразу пошло-поехало. Заторопился жить, радоваться, веселиться. Деньги, все деньги — за деньги и все радости, тряпки, гулянки… С женой развелся — совсем просторно стало. Женщины пошли всякие, чего ж скрывать. Только возле денег какие женщины, так…— он словно отмахнулся от кого-то ладонью.— И вдруг — вы! Поверьте, я не комплименты пришел говорить, в отцы вам гожусь…
Он переплел и крепко сжал пальцы, так что побелели суставы.
— Может, и не поверите, а я всю эту неделю, как сюда приехал, о вас думал. Вроде и не до того мне было — на вокзале ночевал. К сыну идти побаивался — подвести не хотел, он хоть и барахло, а все-таки сын… Сяду на электричку до Черепанова, четыре часа туда — четыре обратно. Сижу, дремлю. А если не дремлю — вас вспоминаю. Как вы у меня в гостях были, кофе пили вместе. Пел я вам что-то, на гитаре бренчал, а вы слушали. И улыбка у вас была такая… хорошая улыбка. И так мне хотелось еще раз на вас посмотреть. Поговорить. Чтобы вы меня последним подлецом и убийцей не считали. Пойду, думаю. Примет — не примет, а я пойду. А примет, так расскажу все, как есть. Вот и пришел. Раньше бы пришел — в больнице вы лежали. Понимал, что из-за меня, да ничего не поделаешь. Сколько раз туда звонил, узнавал, когда выпишетесь.
Больничные нянечки передавали мне о звонках, я думала, что звонили с работы или из Управления.
— Домой ко мне сегодня тоже вы звонили?
— Тоже я.
— Трубку положили.
— А что мне оставалось делать? Не мог же я сказать, что в гости к вам собираюсь. Вы же думать стали бы, маяться, как вам быть… Вот и пришел просто так, незваный, негаданный… Евгения Сергеевна, у вас стаканчик воды найдется? В горле что-то пересохло.
— Я вам кофе заварю.
— Стоит ли затрудняться.
— Какой труд. Кроме того, я перед вами в долгу. Правда, принять вас, как вы меня принимали, не смогу. Да и не ожидала, признаться.
— А то бы позвонили по «ноль-два»?
Я не ответила на его улыбку.
— Может быть, вы есть хотите?
— Нет, нет, что вы, я сыт. На вокзале буфет работает. Только пить.
Я прошла на кухню, налила в кофейник горячей воды, насыпала кофе. Присела на табуретку.
Неожиданный приход Башкова заставлял меня заново пересмотреть свои удобные — уже ставшие привычными — представления о нем, как о простом жулике и возможном убийце. Его взволнованное признание казалось мне искренним. Я догадывалась, что в темной душе моего бухгалтера сейчас идет жестокая ревизия прожитого, переоценка ценностей, борьба между злом и готовностью ответить перед людьми за это зло. И как бы ни была мала и случайна причина, толкнувшая на такую ревизию, она заставила его совершить необычайный в его положении поступок — прийти ко мне.
Как я должна ответить на такое доверие?
Позволить ему уйти?
Я не имею права так поступить, раз взяла на себя определенные обязательства перед законом.
Я сидела понурившись и думала, что, наверное, я все-таки никудышный работник милиции, если не могу в такой ситуации выбрать для себя точную линию поведения.
Конечно, рано или поздно Башкова возьмут и без меня. Как загнанного хищника, прижмут рогатиной в углу и возьмут. И другой судьбы у него нет… И все же, если у него достало решимости прийти ко мне, можно думать, что ее хватит и на другой, более смелый поступок — прийти самому в милицию.
Явка с повинной…
Кофейник на плите зашипел и зафыркал, как бы возмущаясь тем, что я собираюсь пристроить слишком уж красивый конец к этой нелегкой, непростой и совсем некрасивой истории…
4
Когда я с чашкой кофе и вазочкой с овсяным печеньем вошла в комнату, то увидела, что Башков спит, положив голову на сложенные на столе руки.
Осторожно поставила чашку и вазочку на стол, взглянула на тумбочку. Старенький «Макаров» с протертыми до блеска гранями лежал на месте. Я присела на кровать, она скрипнула. Башков быстро вскинул голову, встревоженно повернулся.
— Пейте кофе,— сказала я.
— Уснул, извините. На вокзале пришлось спать, а там сон, сами понимаете, какой.
Он взял чашку обеими руками, выпил залпом. Вытер губы ладонью.
— Налить вам еще?
— Нет, спасибо большое.
— Как вы узнали, что я в больнице?
— Сказали тут…— уклонился он.
— Поди, Саввушкин?
Он усмехнулся.
— Саввушкин меня пуще чумного боится. Сам висит на ниточке. Да и другие тоже… А я хожу по городу, не прячусь. Будь что будет. В кустах отлеживаться не хочу… И вот странно мне, Евгения Сергеевна, что я на вас не в обиде. Вроде бы ненавидеть должен лютой ненавистью. Всю жизнь мою разрушили. Оставили одну тревогу.
— Избавьтесь от нее.
— Каким же путем?… Самому в милицию прийти — это не по мне. Пусть ищут, пусть берут, такая у них служба, за это им зарплата идет. Когда меня с поезда сняли, я подумал: ладно, все! Смирился. И вдруг судьба подбрасывает шанс. Подумать, шофера и конвойного оглушило, а мне хоть бы что. Вот — повезло.
— И с деньгами повезло.
— Да, хорошо, что напомнили.
Он достал из кармана толстую пачку денег, отсчитал несколько десятирублевок, положил на стол.
— Что это?— не сразу сообразила я.
— А это я у конвоира позаимствовал, попутно. Надо же было как-то домой добираться, вот и взял, заимообразно. Когда вы полковнику Приходько обо мне рассказывать будете — деньги передайте. Пусть их конвоиру вернут.
— В благородство играете?
— Ах, Евгения Сергеевна… Ну, а если и играю, то чуть-чуть всего. Порядочным, конечно, через это я для вас не стану, но и простым карманником выглядеть тоже не хочу. Конвоир — работяга простой. У него, поди, семья, каждая копейка на счету. А у меня пока деньги есть… Деньги… ох уж эти деньги! Поздновато я им цену определил. Поверьте, если бы мог все государству вернуть…
— Всего не вернете.
— Верно, не верну. Потратился.
— Я говорю не про деньги.
Я хотела возобновить разговор о Бессоновой; даже если поверить Башкову, что он в ее смерти не виноват,— здесь я, честно говоря, все еще сомневалась,— то в том, что она, совсем еще молодая девчонка, стала воровкой, есть и его доля вины. Я бы завела беседу об этом, но тут не ко времени звякнул телефонный звонок.
Башков напряженно выпрямился, вопросительно и тревожно взглянул на меня.
— Это телефон,— сказала я.— Чего вы забеспокоились, вы же у меня в гостях. Извините, я подойду. Некому вроде бы, двенадцатый час уже.
Я вышла в прихожую, оставив дверь открытой. Так и есть, кто-то звонил в гостиницу, а попал ко мне.
Я вернулась к своему гостю; он уже поднялся со стула.
— Пойду, Евгения Сергеевна. Засиделся.
Он поглядел на пистолет.
— Оставьте его здесь,— сказала я мягко.— Не нужен он вам, поверьте…
Ничего не ответив, он не спеша взял пистолет с тумбочки. Подбросил его на ладони, как бы взвешивая, задумчиво глядя перед собой на темное окно. Потом положил пистолет обратно на тумбочку.
— И то правда. Все карманы им порвал…
Он повернулся ко мне, чинно, одной головой поклонился и вышел. Натянул в прихожей пальто. Долго застегивал пуговицы. Взял шляпу.
— Евгения Сергеевна, как я понимаю, вам нужно будет полковнику позвонить, когда я уйду?
Я промолчала.
— Конечно, нужно… Так разрешите, я сам ему позвоню. Только не отсюда, а вот выйду и с автомата позвоню.
— Зачем это вам?
— Избавлю вас от лишних объяснений. Я обязательно позвоню. Вы мне верите?
— В данном случае — да.
— В данном случае?… Ну и на том спасибо. И за гостеприимство ваше тоже спасибо. За кофе. Отличный вы варите кофе, Евгения Сергеевна.
Уверенно и сразу открыл замок, распахнул дверь и вышел не оглядываясь. Я слышала его шаги, как он спускался по лестнице, услыхала, как хлопнула дверь подъезда. Подумала, что если сейчас сама позвоню в наше железнодорожное отделение, то через какие-то пять минут дежурная «оперативка» будет возле нашего дома… Я пошла на кухню, выключила свет, поглядела в окно и увидела темную фигуру, которая завернула за угол, где стояла будка телефона-автомата.