Совместный исход. Дневник двух эпох. 1972–1991 - Анатолий Черняев

Б: Да, я думаю об этом сказать. А ты, знаешь, Косыгин и Никсона предложил отложить. Бомба, говорит, будет

В селекторе — затянувшееся молчание. Громыко, видимо, несколько секунд выходил из остолбенения.

Г: Да он что!?.

Б: Ну, ладно… Этот Бхутто и афганец, наверное, ко мне попросятся.

Г: Конечно. Ненадолго надо бы их принять. Это важно.

Б: Устал я. Обговорим сегодня все на Политбюро.

Выключает селектор.

Минут 15 продолжаем обсуждать текст. Звонок ВЧ (правительственная связь).

Брежнев, снимая трубку, — А, Николай. (Это Подгорный из Гагры, отдыхает там). На этот раз слышно только, что говорит Брежнев. Коротко повторил о болезни дочери, еще о каких-то повседневных делах. Потом:

«Ты, знаешь, Коля. Нервы не выдерживают. Я вот тут очень крупно поговорил с Устиновым. Он мне — я, мол, в этом убежден и буду настаивать. Ну, ты знаешь этот его пунктик. Я разошелся. Потом только опомнился. Весь день в себя не мог придти. Ночью уже, часа в два, взял позвонил ему. Ну, вроде помирились. Утром он мне на работу позвонил. Вот ведь как бывает. А ведь мы всегда с ним по- товарищески. Это нервы[5]…

Так вот мотаешься, мотаешься. Я тебе так скажу, Коля: в отличие от своих предшественников на этом месте я не руковожу, а работаю».

Вечером Цуканов сообщил, что на ПБ все было коротко и «хорошо». А что «хорошо», не успел или не захотел сказать.

Одно только ясно, что если б дело оказалось в руках Косыгина, мы б горели синим огнем. А это очень легко могло бы случиться, если б Брежнев действительно только царствовал, а не работал.

Вначале, когда мы только зашли, он жаловался на беспорядочность и огромность информации. Перебирал папку с шифровками, со статьями из американских газет, из ТАСС.

И будто спрашивал: можно лишь с заголовками знакомиться? Вот, смотрите, — в Польше в руководстве раздрай, профсоюзы козни строят против партии… Могу ли я только это зафиксировать в памяти, не вникнув в суть?

И т. д.

Вчера на Политбюро утвердили визит Бхутто на 16–18 марта. Т. е. Косыгина

смазали.

Утверждены «аргументы» для Брандта в борьбе с оппозицией договору. Посол должен их передать «на усмотрение канцлера».

Отправил письмо Федосееву против статьи в № 3 «Коммуниста» — о структуре рабочего класса со ссылками на то, что позиция этой статьи — от ИМЛ, т. е. Федосеева, по существу означает обвинение доброго десятка КП в ревизионизме. Жилин предостерегал меня от этого опрометчивого шага, «как друг», а также потому, что «в таких делах» нельзя полагаться на порядочность людей (в том числе Федосеева). Федосееву я позвонил перед отправкой бумаги. Интересно, как он отреагирует. Вариантов может быть несколько:

а) положит в сейф;

б) положит в сейф, но затормозит распространение текста за границей;

в) выгонит Семенова, который инспирировал «точку зрения ИМЛ», т. е. Федосеева;

г) пошлет Демичеву;

д) начнет борьбу открытую против меня;

е) затеет интригу, будет ловить меня на ревизионизме, используя мои известные всем статьи. (О них молчат пока, хотя других, например А. Галкина, за меньшую провинность давно уже объявили в протаскивании ревизионизма).

Посмотрим.

Вчера опять работал — у Цуканова плюс Арбатов.

Узнал о взрыве на радиозаводе в Минске — 400 человек оказались под обломками цеха.

Объявят ли в печати?

Брежнев подписал некролог в газете по Хвостову (известный ученый, германист, международник, один из авторов написанной по указанию Сталина в 1946 году знаменитой брошюры «Фальсификаторы истории»).

К вечеру заехал к Арбатову. Выпили. Хвалил я его перед Светкой (жена) поделом, а ему и ей, к тому же, приятно.

Вечером с Литвиновыми (друзья по ПМС). Завтра они уезжают в Прагу.

С утра вновь у Цуканова, опять в компании: Арбатов, Смирнов, Сухаревский, Богомолов. Еще раз прошлись по тексту (доклада Генсека).

Рассказал Шапошникову (коллега, зам. Пономарева) об акции в отношении Федосеева. Он посоветовал все-таки поставить в известность Б. Н. Хотя, мол, тот явно не одобрит и будет огорчен, но уж совсем нехорошо, если он узнает обо всей этой истории, например, от Суслова или Демичева.

Шапошников навел на мысль, позвонить А. Н. Яковлеву (первый зам. отдела пропаганды ЦК) и попробовать с его помощью предотвратить издание федосеевской брошюры за рубежом. В самом деле: если он сам сможет это сделать или мы оба войдем в ЦК с просьбой остановить издание, — дело будет фактически сделано во всех смыслах.

Яковлеву звонил. Он обещал поговорить с Удальцовым (директор Агенства печати «Новости» — АПН) и потом условиться, как быть.

Вечером было собрание партгруппы с докладом Жилина об инфляции слов, ответственности, о самодисциплине, о срыве плановых заданий, о том, что все рассчитывают, что Черняев доделает.

Я вслед за всеми долго и бурно говорил. Все правильно. И по-доброму разошлись. Но вообще все всем надоело.

Часов в 10 позвонил Цуканов: Брежнев, говорит, согласился разослать написанное по Политбюро, но заходи: тут у нас в тексте обнаружили цитату из Гароди…

Я понял, о чем идет речь, — о моей попытке «навязать» Брежневу высказывание о рабочем классе, которое разом решило бы созданную Федосеевым проблему (о включении «инженерного пролетариата» в состав рабочего класса).

Оказывается, Брежнев поручил почитать Александрову-Агентову («Воробью», как его прозвал Бовин). Тот увидев это место, схватил книжку Гароди, отчеркнул соответствующее место жирным синим и приволок к Цуканову.

Появился Арбатов. Я еще до этого объяснил Цуканову суть дела. Он согласился: если встать на позицию Федосеева-Александрова, через 10 лет и пролетариата как такового в природе не будет. Но… С Брежневым же теоретическую дискуссию не затеешь. И кому вообще какое дело, расширяется пролетариат или сужается. Раз у Гароди написано так-то, то все, на это похожее, есть ревизионизм. Арбатов это продемонстрировал так: открыл первую страницу книги Гароди и прочел что-то о неизбежности победы социализма. Получается (по логике охотников за ревизионистскими ведьмами) — если так у Гароди, значит это ревизионистский тезис. И т. д. Смешно. Но не очень.

Мое выступление против. Федосеева в этом свете приобретает совсем иной оборот: как попытка помешать борьбе против ревизионизма…

Прочел доклад Берлингуэра на ХII съезде. Прочел заготовку Красина (для доклада Б. Н. в Софии о Димитрове). Боже мой! А ведь Красин, как и мы все, это наиболее информированные и наиболее политически опытные из «писателей» в аппарате. Но наш удел, выкручиваться, чтоб безжизненные формулы, уже негодные даже для элементарных учебников, излагать как-то так, чтоб, «выглядели».