Совместный исход. Дневник двух эпох. 1972–1991 - Анатолий Черняев

На той неделе не пошел на заседание редколлегии «Вопросы истории». Свои отзывы о некоторых статьях послал Трухановскому. Особенно возмутился я дурацкой статьей, посвященной 1956-57 годам на Ближнем Востоке.

Поучительность истории не «примерна»: у автора была хорошая цель — показать, что мы всегда были за арабов. Но… Это мое «но», спустя почти 20 лет, по видимому означало, что мы тогда, в середине 50-х, при Хрущеве, впутались в «историю», которая легла тяжелым бременем на всю нашу внешнюю политику и на наш имидж, и на наш бюджет. И когда я это «но» постаеил, было уже ясно, что даже Брежнев начал понимать, куда нас заводит безоглядная поддержка Сирии, Насера и т. п.

Во вторник был на праздновании 10-летия Ленинской школы. Главным от ЦК был Катушев. Выступал Престес (легендарный председатель бразильской компартии, полная развалина, как и многие прочие от компартий). Французская компартия отказалась не только кого-либо послать на торжество, но и прислать приветствие. Возник вопрос о публикации сообщения в печати. Суслов согласился, но, когда я позвонил об этом в больницу Б. Н.,- что тут было! Это же скандал. Это же разглашение того, что мы всегда держали в секрете, в том числе само существование такой школы! Вздор, конечно. Весь мир знает о ней. И реакция Б. Н. - это ревность к Катушеву (тогда он был тоже секретарь ЦК, который курировал социалистические страны), и обида, что болезнь помешала ему самому быть в центре торжества, ведь он и ленинскую школу считает своим детищем.

Шапошников затеял возню, добиваясь приема Брежневым представителей Комитета борьбы за мир. Это дохлая организация, зачем ее гальванизировать? Брежнев никогда бы не согласился, если б представлял себе, что это такое.

В среду был у Бориса Слуцкого. Считаю его одним из самых сильных поэтов военного поколения. Он недавно вернулся из поездки в Венгрию, где воевал. Милая у него жена Таня. Пили вино. Он прекрасный рассказчик. И много любопытного узнал я от него про Ахматову, про ее отношение к Пушкину, к Толстому, к Блоку и Брюссову, с которыми, она, случалось, спала, к Есенину, который в 21 году застал ее за мытьем полов и не мог скрыть на своей «рязанской роже» издевательской ухмылки. С этого момента он перестал быть для Ахматовой поэтом. Она вычеркнула его из литературы, как потом и Заболоцкого, который не захотел под тост за нее выпить водку, потому что никогда ее в рот не брал, и для Ахматовой не стал делать исключение.

Свое последнее перед смертью сидение в президиуме съезда Союза писателей РСФСР она назвала — «вызов королю!» В конце концов — она победила!

Рассказывал Борис также о Коненкове и Шостаковиче, которые за последние 15 лет, не только не писали своих статей, но и не читали их.

В четверг выступил экспромтом на партсобрании Отдела. И еще раз почувствовал, что меня воспринимают в качестве зама иначе, чем других, одни — с большей симпатией, другие — с презрением, и, пожалуй, все с некоторым удивлением и непониманием. Ищут какую-то "закономерность появлению в аппарате ЦК такого зам. зава Отделом и ждут, когда провалится, чтобы привычная ситуация была восстановлена.

На этой неделе произошло важное событие: Сашка Бовин был изгнан из ЦК. Вся история с его отставкой тоже подробно рассказана в моей книге. В этой истории большой личностный элемент, однако сам Бовин связал свое изгнание с победой в окружении Брежнева людей, близких к Александрову-Агентову и поражением Цуканова-Андропова. Он связал это также со слухами об образовании при Брежневе группы внешнеполитических помощников во главе, конечно, с Александровым, в которую войдут Русаков, Блатов и Загладин. Прощаясь со мной, Бовин сказал: «Толя, вот тебе мое политическое завещание — бойся Вадима» (т. е. Загладина, который, был «лучшим другом» Бовина).

Директор «Рено», беседуя с Косыгиным, сказал: Вы меня извините, но на «Москвиче» и в Ижевске, Вы производите автомобили, которые мы выпускали 15 лет назад.

Беседуя с Батцем (министр сельского хозяйства США), Брежнев просил передать Никсону, чтоб тот закруглялся с бомбежками во Вьетнаме. Наш народ, сказал он, этого никогда не поймет, не признает: он помнит свою войну, у вас, американцев, такой войны не было.

Беседа Капитонова с Голланом (делегация КПСС в Англии). «Никогда не соглашусь с вашей идеологической политикой, — сказал Голлан, — Даниэля и Синявского никто не знал. Вы их посадили — и их книжонки стали бестселлерами, вокруг них и этих имен была создана «целая индустрия» на Западе. И что же? Они отсидели, и первое, что сделали, выйдя из тюрьмы, — написали книжки о своей тюремной жизни и проч. Теперь вы их опять посадите? Но какой смысл сажать людей, которые не боятся этого?

Или — Солженицын.

Это вы сделали его Нобелевским лауреатом. Это вы своей политикой превратили его в современного Толстого и Достоевского. А если посадите, он станет вторым Христом!»

И т. д. в этом духе.

В Чехословакии скоро начнутся процессы над 46 бывшими деятелями оппозиции, которые вели подпольную работу. Гусак, распорядившись, чтоб процессы были закрытыми, пояснил: «чтоб не плодить новых Димитровых».

Когда я был последний раз у Б. Н. в больнице, он мне кое-что порассказал о том знаменитом Политбюро, которое заседало с утра до вечера по национальному вопросу.

Обсуждался доклад Андропова в связи с обнаруженным на Украине документом. Написан он еще в 1966 году группой националистов. Суть — против «русификации» и за отделение.

Между тем, как говорил на ПБ Пономарев, никогда за всю историю Советской власти не было такой «украинизации» Украины. Я, говорит, привел такой факт — ведь со времен Мануильского и еще раньше Пятакова и др. первыми секретарями на Украине были не украинцы: Коганович несколько раз, Постышев, Хрущев и др. Так было до Подгорного.

А теперь — единственное «деловое» и «политическое» качество при подборе кадров — является ли украинцем? Если да — значит, уже хороший. Это сказал Щербицкий, который гораздо резче и самокритичнее выступал на ПБ, чем Шелест.

Брежнев: Я, говорит, общаюсь с Петром Ефимовичем (Шелест) по телефону почти каждый день, говорим о колбасе, пшенице, о мелиорации и т. п. вещах. А ведь с 1966 года ему, и ЦК КП Украины известен этот документ, известна деятельность националистов, и ни разу ни одного слова он об этом мне не сказал. Не было для него тут со мной проблемы. Или: когда уже стало все это известно, поднимаю трубку, спрашиваю у Петра Нилыча (Демичев), что он об этом думает. Он стал заверять, что ничего особенного, разобрались, мол, и т. д. Такова позиция нашего главного идеолога.