Твой выход, детка! (СИ) - Перова Вера

Через несколько дней дело было сделано, и на моем банковском счету прибавилась кругленькая сумма. Все оказалось гораздо проще, чем я себе это представляла. Теперь надо было собраться духом и поставить в известность родителей, а главное, как-то объяснить все Яковлеву.

Мы только что поужинали.

— Через неделю я уезжаю, — я постаралась, чтобы мой голос звучал абсолютно естественно.

Он удивленно поднял на меня глаза.

— Поселок Вознесенье. Это на берегу Онежского озера.

— На берегу чего?! Издеваешься? Что за бредовая идея?

— Только не начинай, — я поняла, что спокойного разговора не получится.

— Да это же зажопь херова! Ну, уж нет, ты туда не поедешь! — его голос гремел по всей квартире.

— Это почему это?

— Да потому. Я зову тебя к морю, что бы хоть как-то восстановить, а после этой поездки тебя уже никто и ничего не восстановит.

Я встала и принялась лихорадочно перекладывать с места на место все, что попадалось под руку. Сил на то, чтобы его уговаривать не было. Да и с какой стати. Кто он мне? Он даже не мой друг. Ну, да. Спасибо, конечно, ему, что не бросил, что помогал и… сейчас. И с магазином…Но это не дает ему никакого права мной командовать.

— И не рассчитывай, что я поеду с тобой, — было ясно видно, что он взбешен, разочарован и напуган. Такого поворота событий он точно не предвидел.

— А я и не рассчитываю. Я хочу начать другую жизнь, и из этой жизни я ничего и никого тащить за собой не собираюсь.

Молчание. Он смотрит мне прямо в глаза. На миг мне показалось, что я разговариваю с собственным мужем. Но в отличии от Пашки, который вечно о чем-то думал, который терпеть не мог серьезных разговоров, который в подобной ситуации полез бы в телефон или сказал бы первую пришедшую ему в голову шутку, только чтобы все не стало уж слишком серьезным. Ромка слушал внимательно, он был со мной в одной теме, и я прекрасно видела, как печалит его мое состояние.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍- А как же магазин?

— Не знаю. Потом, наверное, продам, — бросила я равнодушно.

***

Когда я, после окончания института металась по разным компаниям и организациям, в надежде отыскать себе что-то по душе, Пашка в запой работал, раскручивая собственную фирму. Конечно, он звал меня, и терпеливо ждал, когда я набегаюсь и включусь в его команду. Но я, чуть ли не с детства, знала, что нам работать вместе нельзя ни при каких обстоятельствах. Примером были мои родители, которые, ругаясь и обзывая друг друга, периодически устраивали производственные собрания и летучки у нас на кухне, у себя в спальне, в коридоре, на балконе и даже в общественном лифте, чем до смерти пугали меня и безумно радовали соседей.

— Ну что, опять? — Пашка появился в дверном проеме.

Я сидела зареванная на кухне, в которой было много сигаретного дыма и совершенно не было обеда. Говорить не хотелось. Я ни на что не способна. Хозяйка — никакая, работы — нет. Даже ребенка родить не могу. Если так пойдет и дальше, скоро не будет и мужа.

— Та-а-ак, понятно. Пошли спать. Уже поздно.

А через несколько дней, он усадил меня в машину, прямо в домашних штанах и кроссовках на босу ногу, и привез в небольшой переулок в двух кварталах от нашего дома. Открыл огромную стеклянную дверь ключом и втолкнул меня внутрь. Там было грязно, пахло плесенью и мышами. Я нерешительно протопала туда-сюда. Помещение было маленьким (в высоту больше, чем в длину), в углу — прилавок, напротив прилавка — большое окно-витрина. А, вот еще одна дверь. Я заглянула. Там крохотная подсобка с выходом во внутренний дворик и еще туалет.

— Он — твой, — сказал Пашка, протягивая ключ.

— Кто?

— Магазин.

— Магазин? Магазин чего? — Я таращилась на него, пытаясь понять, где подвох.

— Да, чего хочешь. Можно продавать сигареты, мороженное, кофе, газировку…

Я выбрала кофе.

***

— Продашь? А чем ты будешь заниматься? Да ты больше двух дней не продержишься в этой дыре. Там же дождь, снег и холод десять месяцев в году. Вернешься вся потерянная и будешь умолять отвезти тебя куда-нибудь к солнцу.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Какое солнце! Пойми — это не отпуск! Мне надо научиться жить одной обычную жизнь: вставать каждое утро на работу (вот с этого я зря начала), готовить ужин, покупать продукты, оплачивать счета в конце-концов. А ты предлагаешь мне поехать в какой-нибудь Таиланд, сутками выплясывать на пляже и вернуться с татуировкой дракона на жопе?! — я была в отчаянии. И уже еле слышно: «Ром, помоги мне…»

Тяжело поднявшись с дивана, он подошел ко мне и положил ладони мне на плечи. Лицо его сделалось очень серьезным, даже немного злым. Он больно сжал мои плечи, чмокнул меня в щеку и направился к двери, не произнося больше не слова.

В постели, закутавшись в одеяло, я пыталась утихомирить бешенное сердцебиение.

Как я буду справляться сама? Ведь я же никогда не жила самостоятельно. Сначала это был дом родителей, потом наша с Пашкой маленькая съемная квартирка-студия, потом эта шикарная квартира, купленная два года назад. И даже последний год я была под полной Ромкиной опекой. Магазин, и тот, не был лично моим — я ни в каких критических ситуациях не парилась, потому что полностью полагалась на мужа. Он решал все. То есть абсолютно все! И я с радостью, но совершенно инфантильно, доверилась ему и начала жить его жизнью. А свою, без сожаления, забросила на антресоль.

Сейчас мне было очень страшно, но я должна доказать всем, и себе особенно, что в состоянии довести задуманное до конца.

***

Вот уже несколько часов, как я пытаюсь собрать себя и свои вещи в дорогу. Шкаф опустел, несколько сумок набиты, кругом валяются разбросанные вещи и обувь — это то, что не влезло. Я боюсь, не забыла ли я что-то нужное, хотя уверенна, что и половина этих шмоток мне не пригодится. Так, как будто все. Осталось только купить кое-что из косметики. Придется сделать над собой усилие и выйти «в люди».

Когда последний раз я шла этой дорогой? Это была моя улица. Когда-то я проводила на ней все дни — бегала по утрам пробежку, встречалась с подругами в кафе, бежала на работу. Когда-то просто прогулка по ней наполняла меня счастьем.

Уже год все иначе. Я боюсь и не люблю ее. И все это из-за людей. Я не знаю, как это назвать, но что-то мешает сказать правду, когда тебя спрашивают, как дела. Словно кто-то в тебе удерживает истинные чувства под замком. Все мои вылазки из дома происходили исключительно поздним вечером в ближайший супермаркет за сигаретами и спиртным. Ромка наотрез отказывался мне их привозить. Как-то я возвращалась домой с бутылкой коньяка и тут меня окликнула бывшая подруга. Одна из тех (да чего уж там — из всех), которые странным образом испарились сразу после похорон.

— Ленка, привет. Ой, прости — все собираюсь тебе позвонить. Ну, как ты?

Вообще-то я должна была сказать, что у меня все в порядке, или хорошо, или более-менее, или как нельзя лучше, и клянусь, я открыла рот, чтобы произнести что-то в этом духе, но вместо этого я показала ей бутылку и сказала:

— Хреново. Вот, пью коньяк. Катастрофически не могу заснуть. А когда засыпаю — мне снятся кошмары. Потом я просыпаюсь, хотя мне совсем не хочется просыпаться, потому что, проснувшись, я думаю о Пашке, и мне снова хочется заснуть. И я снова пью коньяк. А ты как?

Подруга нервно огляделась, обдумывая, как бы улизнуть, и мне стало жаль ее. Но еще больше мне было жаль себя.

— Я могу тебе чем-то помочь? — промямлила она, еще пытаясь спасти положение.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Это еще один дурацкий вопрос, который знакомые произносят при встрече со мной и от которого неизменно сводит кишки и кровь стучит в голове от гнева. «Да, конечно, вы можете мне помочь. Вернитесь в прошлое и помешайте моему мужу сесть в этот чертов автомобиль. Вот это будет ваша неоценимая помощь. Я буду вам вечно признательна. Но раз вы не можете этого сделать, то чем, скажите на милость, вы можете мне помочь в моем положении?»