Институт экстремальных проблем - Саша Камских

Он очень редко улыбался и очень часто устраивал подчиненным разносы такой степени ядовитости, что многие предпочли бы более привычную ненормативную лексику. Но гораздо хуже по последствиям было, когда Николай Кронидович становился утонченно вежлив, и еще хуже, когда переходил на официальный тон – дело могло закончиться увольнением. Мало кто сразу понимал, что Черепанов был добрейшей души человеком, мучимым сознанием огромной ответственности и перед своими «сопляками, балбесами и обормотами», и перед людьми, которых эти «сопляки» спасали.

«Ручная работа!» – так иногда говорил он про своих ребят, когда те давали повод похвалить их, подразумевая тщательность отбора и дальнейшей огранки первоначального материала. Он любил их как родных детей, которых у них с женой не было, и гордился ими. Когда его жена, узнав об очередном ЧП и работе спасателей по его ликвидации, спрашивала: «Твои?» – он радостно отвечал ей: «Наши!»

Примерно через восемь лет после образования служба спасения представляла собой конгломерат из нескольких подразделений: четыре оперативно-спасательных группы, медицинское подразделение, группа психологов, группа кинологов и питомник служебных собак, подразделение материально-технического обеспечения, проще говоря – склад и ремонтные мастерские, гараж, да еще, как на любом предприятии, традиционные административные отделы. Не все подразделения находились в одном месте, что сильно затрудняло работу службы, и Черепанов уже не один год проталкивал через городские и областные власти идею создания единой крупной структуры, способной не только оперативно реагировать на возникающие чрезвычайные ситуации, но и, в какой-то степени, исследовать причины их возникновения, прогнозировать и предупреждать.

«Предотвратить чрезвычайные ситуации куда менее затратно, чем потом ликвидировать их последствия», — Черепанов приводил выкладки своих экономистов и независимых экспертов, в которых было просчитано, во что обошлось бы в предыдущем году обследование и ремонт находившихся в крайне запущенном состоянии гидротехнических сооружений на одной из рек области. Эти цифры сравнивались с расходами на ликвидацию последствий наводнения, случившегося в прошлом же году из-за прорыва плотины, включая переселение жителей пострадавших населенных пунктов, компенсации им, строительство нового жилья и дорог, не говоря уже об убытках, которые были причинены сельскому хозяйству района. Как всегда, финансово-весомые аргументы были решающими и через два года обсуждений, согласований, дележа полномочий и потакания амбициям было принято решение о создании «Института экстремальных проблем» на базе структурных подразделений профильного министерства, местного НИИ травматологии и регионального отделения Академии наук, выделена большая территория бывшего Академгородка за Окружной дорогой, а главное, были выделены деньги, и началось строительство.

Директор института – бывший военный – был назначен из столицы, и он оказался не совсем чужим человеком в этой области деятельности, правда, давно отошедшим от нее. Он был вполне удовлетворен своим постом, по сути, почетной отставкой, и зачастую подписывал документы, особо в них не вникая, поскольку понимал, что Черепанов, ставший первым заместителем директора, прорабатывает каждый вопрос доскональнейшим образом, и можно не беспокоиться о последствиях. Научные круги, скрепя сердце, отдали заброшенный участок сразу за Окружной дорогой с двумя полуразрушенными зданиями в обмен на другой почти в центре города, тот самый, где находилось давно прекратившее свое существование предприятие, въезд на территорию которого украшала вывеска с названием нового института. Кроме того, отделение Академии наук, будучи одним из учредителей, приняло довольно активное участие в создании института и в отношении кадров.

Одним из старейших сотрудников был Александр Петрович Новоселов, которого Николай Кронидович знал задолго до организации службы спасения, и которого он «увел» из милиции к себе. Последней идеей Черепанова было увеличение численности группы психологов, которые работали на «два фронта» – с пострадавшими и с сотрудниками, причем основной упор он решил сделать именно на работу с последними: в отряде участились нервные срывы среди молодых ребят. Он решил, что оптимальным может стать закрепление постоянного психолога за каждой из оперативных групп, возможно даже, вхождение этого человека в состав группы с тем, чтобы он хорошо знал ее членов и мог не тратить времени в сложной ситуации на лишние расспросы. Именно Новоселов, которого все звали Петровичем, предложил Черепанову в качестве психолога молодую девушку, имевшую соответствующее образование и опыт, пусть небольшой, аналогичной работы в ГУВД. Эту структуру постоянно перекраивали, ходили слухи, что ее решили ликвидировать вообще, и Светлана – так звали протеже Петровича – подыскивала себе новую работу.

— Ты считаешь, что молодая девица сможет справиться с такой задачей? — Черепанов поначалу скептически отнесся к предложению Новоселова. У них в службе уже была одна женщина-психолог, у которой прекрасно получалось работать с пострадавшими и их родственниками, а со спасателями она не смогла наладить контакт.

— Что такого? — Петрович был настойчив. — В нашей группе все ребята молодые, а молодежи легче найти общий язык. Светлана, поверь мне, не охотница за женихами, я ее давно знаю, и если что, то всегда смогу скорректировать ситуацию. Опять же, она очень серьезно занималась йогой и еще чем-то там китайским и сможет научить ребят восточным методикам самоконтроля и саморегуляции организма. Среди медиков врач такой здоровенный есть – Олег Худяков – они вместе со Светланой когда-то йогой занимались, он подтвердит мои слова.

Все еще сомневаясь, Черепанов пригласил Светлану Медведеву для разговора и мгновенно был очарован ею. Она была очень хороша собой, высокая, стройная, особенно обращали на себя внимание ее огромные голубые глаза в обрамлении длиннейших темных ресниц в сочетании со светло-пепельными волосами. За эффектной внешностью не скрывались недюжинные способности – острый ум, знание нескольких иностранных языков, разносторонние интересы, чувство юмора. Николай Кронидович после недолгого разговора отбросил все колебания и лично отвел Светлану в отдел кадров. Кадровик Виктор Елисеевич Порошин, отставной чекист, был сражен наповал и жалел, что ему хотя бы не пятьдесят лет. Светлана была хорошо знакома и с «кухней» делопроизводства, и с кадровыми делами, и ей пришлось самой напомнить о трехмесячном испытательном сроке, о котором все забыли.

С первого апреля Светлана вышла на работу и примерно две недели разгребала залежи из скопившихся бумаг в отделе кадров, куда ее временно оформили вместо Маши Мухиной, еще в начале года ушедшей в декретный отпуск и недавно родившей мальчишек-двойняшек. Именно Маша вела все делопроизводство, и Виктор Елисеевич был просто счастлив, что рутинную бумажную работу можно переложить на Свету. Светлана довольно быстро освоилась на новом месте, но ни с кем близко не сходилась. Она беззаботно щебетала с женским коллективом бухгалтерии и планово-экономического отдела, всем приветливо улыбалась, однако за милой улыбкой обнаруживался некий барьер, который останавливал слишком навязчивых.

Николай Кронидович не спешил представлять девушку группе спасателей, с которой ей предстояло работать. Он хотел дождаться, когда из госпиталя выпишут командира этой группы – Вадима Медведева, к тому же львиную долю времени он проводил на стройке, стараясь держать все под своим контролем. В конце апреля Медведев вышел на работу, и Черепанов решил пригласить его ребят и Светлану в Горелово и, таким образом, одним выстрелом убить нескольких зайцев: познакомить группу с их персональным психологом, узнать мнение спасателей о будущей базе и получить по поводу строительства профессиональную консультацию Вадима, который по образованию был архитектором.

Все, кроме Светланы, уже собрались в кабинете Черепанова. Добирались разным транспортом и поэтому приехали не одновременно. Последним, что-то дожевывая на ходу, пришел Илья Вольфссон, здоровенный веснушчатый рыжеватый блондин, по виду – типичный солдат вермахта из фильмов про войну. Благодаря своей внешности он уже несколько раз успел сняться в кино именно в таких ролях. Первые два раза – в массовке, в третий раз получил эпизодическую роль с классическими словами: «Млеко, курка, яйки…», а потом сыграл опять же немецкого солдата в фантастическом боевике. После этого прозвище «Киношный Фриц», позднее превратившееся в просто «Фриц», намертво приклеилось к нему. Он не обижался, но и не хвастался никогда своей артистической карьерой и появившимися в местных богемных кругах знакомствами; работа в службе спасения нравилась ему гораздо больше. Своими ролями, правда, он весьма шокировал родителей, особенно отца, кантора местной синагоги. Яков Иосифович поднимал руки и вопрошал небеса: «Ну за что нам такое наказание? Что будет дальше с этим мальчиком?» «Мальчик» давно, больше десяти лет назад, рассорился с родителями именно на почве религии, ушел из дому, почти не общался с ними и старательно эпатировал их и всю семью выходками, зачастую носившими почти что антисемитский характер. Впрочем, фамилию он менять не собирался, хотя иногда грозился в разговоре с родными сделать даже это, и национальности своей не скрывал, подчеркивая при случае: «Да, я – еврей, причем обрезанный. Еще есть вопросы?» Вопросов при виде его мощной фигуры обычно не было.