Юлий Цезарь - Глеб Благовещенский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Иметь своим врагом Суллу было равносильно смертельному приговору. Уже сама внешность этого человека, дорвавшегося до управления Римом, могла привести в содрогание даже внутренне стойкого человека. Знаменитый автор романа «Спартак» Рафаэлло Джованьоли не раз упоминает о Сулле на страницах своей книги. Пожалуй, можно без преувеличения сказать, что его описания внешности Суллы и его страшной кончины не имеют себе равных.
Так, он пишет:
«Этому необыкновенному человеку было пятьдесят девять лет. Он был довольно высок ростом, хорошо и крепко сложен, и если в момент появления в цирке шел медленно и вяло, подобно человеку с разбитыми силами, то это было последствием тех непристойных оргий, которым он предавался всегда, а теперь больше, чем когда-либо. Но главной причиной этой вялой походки была изнурительная неизлечимая болезнь, наложившая на его лицо и на всю фигуру печать тяжелой, преждевременной старости.
Лицо Суллы было ужасно. Не то чтобы вполне гармонические и правильные черты его лица были грубы – напротив, его большой лоб, выступающий вперед нос, несколько напоминающий львиный, довольно большой рот, властные губы делали его даже красивым; эти правильные черты лица были обрамлены рыжеватой густой шевелюрой и освещены серо-голубыми глазами – живыми, глубокими и проницательными, имевшими одновременно и блеск орлиных зениц, и косой, скрытый взгляд гиены. В каждом движении этих глаз, всегда жестоких и властных, можно было прочесть стремление повелевать и жажду крови.
Но верный портрет Суллы, изображенный нами, не оправдывал бы эпитета „ужасный“, который мы употребили, говоря о его лице, – а оно было действительно ужасно, потому что было покрыто какой-то отвратительной грязновато-красной сыпью, с рассеянными там и сям белыми пятнами, что делало его очень похожим, по ироническому выражению одного афинского шута, на лицо мавра, осыпанное мукой.
Когда Сулла, медленно ступая, с видом пресыщенного жизнью человека входил в цирк, на нем сверх туники из белоснежной шерсти, вышитой кругом золотыми украшениями и узорами, была надета, вместо национальной паллы или традиционной тоги, изящнейшая хламида из яркого пурпура, отороченная золотом и приколотая на правом плече золотой застежкой, в которую были вправлены драгоценнейшие камни. Как человек, с презрением относящийся ко всему человечеству, а к своим согражданам в особенности, Сулла был первым из тех немногих, которые начали носить греческую хламиду.
При рукоплесканиях толпы усмешка искривила губы Суллы, и он прошептал: „Рукоплещите, рукоплещите, глупые бараны!“»
Теперь, надо полагать, вы куда отчетливее представляете себе, какой человек оказался главным противником Юлия Цезаря! О каком-либо противостоянии нечего было и думать, уж слишком неравны были силы. Следовало спасаться бегством, причем немедленно.
Глава 2
Цезарь против Суллы, или Бегство из Рима
Итак, Юлий Цезарь принял решение бежать.
Куда же он направился?
Согласно Плутарху, «он долгое время скрывался, скитаясь в земле сабинян (некогда горцы, обитавшие в Апеннинах, сабиняне впоследствии изрядно распространились, но более всего их находилось в центральной части Италии; они непрестанно воевали с римлянами, так что диктатор Сулла даже поставил своей целью напрочь извести их как народ. – Г. Б.). Но однажды, когда он (то есть Цезарь. – Г. Б.) занемог и его переносили из одного дома в другой, он наткнулся ночью на отряд сулланских воинов, осматривавших эту местность, чтобы задерживать всех скрывающихся. Дав начальнику отряда Корнелию два таланта, Цезарь добился того, что был отпущен, и тотчас, добравшись до моря, отплыл в Вифинию, к царю Никомеду».
Сулла
Это произошло в 80 г. до н. э.
Название «Вифиния» может легко поставить в тупик современных читателей. Однако здесь нет никакой тайны. Вифиния – это страна, расположенная между Черным и Мраморным морями; она занимала, таким образом, часть территории современной Турции. Плутарх практически не распространяется на тему пребывания Юлия Цезаря у Никомеда, зато Светоний сообщает довольно любопытные детали: «Военную службу он начал в Азии, в свите претора Марка Терма. Отправленный им в Вифинию, чтобы привести флот, он надолго задержался у Никомеда. Тогда и пошел слух, что царь растлил его чистоту; а он усугубил этот слух тем, что через несколько дней опять поехал в Вифинию под предлогом взыскания долга, причитавшегося одному его клиенту-вольноотпущеннику. Дальнейшая служба принесла ему больше славы, и при взятии Митилен он получил от Терма в награду дубовый венок». Воинская доблесть Цезаря не смогла воспрепятствовать распространению скверных слухов о том, что он делит ложе с царем Никомедом. Доподлинно известно, что Цезарю именно тогда присвоили в народе несколько весьма характерных кличек, например: «вифинская царица», «царская подстилка» и т. д.
Между прочим, Цезарь сильно рисковал, отправляясь к Никомеду. Этот царь, полное имя которого было Никомед IV Филопатр, некогда лишился своей страны, уступив в военном противостоянии понтийскому владыке Митридату VI. Столь стремительный рост могущества Митридата и его честолюбивые помыслы были не по нраву римлянам. Все тот же Сулла оказался куда более умелым военным стратегом, нежели Никомед, и сумел наголову разгромить Митридата. Прогнав понтийские рати с земель вифинского царства, Сулла вернул их Никомеду, ставшему рьяным сторонником римлян.
Да и как иначе?
Ведь он же получил от Суллы обратно свой трон, бесцеремонно отнятый Митридатом!
Учитывая, что Никомед был готов оказать Сулле какую угодно любезность, даже странно, что тот не воспользовался столь удобной возможностью окончательно свести счеты с Цезарем. Возможно, он просто не успел. Ведь в те времена гонцы в силу объективных причин передвигались несравненно медленнее, и новости и приказы, как правило, всегда запаздывали. Вполне вероятно, что Цезарь учитывал вероятность того, что Никомед вполне может создать ему серьезные неприятности, желая выслужиться перед Суллой. Именно поэтому он не стал задерживаться в Вифинии. Однако реальная опасность уже подстерегала его!
Как отмечает Плутарх, «проведя здесь (то есть у Никомеда. – Г. Б.) немного времени, он на обратном пути у острова Фармакуссы (соврем. Милет. – Г. Б.) был захвачен в плен пиратами, которые уже тогда имели большой флот и с помощью своих бесчисленных кораблей властвовали над морем. Когда пираты потребовали у него выкупа в двадцать талантов, Цезарь рассмеялся, заявив, что они не знают, кого захватили в плен, и сам предложил дать им пятьдесят талантов. Затем, разослав своих людей в различные города за деньгами, он остался среди этих свирепых киликийцев с одним только другом и двумя слугами; несмотря на это, он вел себя так высокомерно, что всякий раз, собираясь отдохнуть, посылал приказать пиратам, чтобы те не шумели. Тридцать восемь дней пробыл он у пиратов, ведя себя так, как если бы они были его телохранителями, а не он их пленником, и без малейшего страха забавлялся и шутил с ними. Он писал поэмы и речи, декламировал их пиратам и тех, кто не выражал своего восхищения, называл в лицо неучами и варварами, часто со смехом угрожая повесить их. Те же охотно выслушивали эти вольные речи, видя в них проявление благодушия и шутливости. Однако, как только прибыли выкупные деньги из Милета и Цезарь, выплатив их, был освобожден, он тотчас снарядил корабли и вышел из милетской гавани против пиратов. Он застал их еще стоящими на якоре у острова и захватил в плен бoльшую часть из них. Захваченные богатства он взял себе в качестве добычи, а людей заключил в тюрьму в Пергаме. Сам он отправился к Юнку, наместнику Азии, находя, что тому, как претору, надлежит наказать взятых в плен пиратов. Однако Юнк, смотревший с завистью на захваченные деньги (ибо их было немало), заявил, что займется рассмотрением дела пленников, когда у него будет время; тогда Цезарь, распрощавшись с ним, направился в Пергам, приказал вывести пиратов и всех до единого распять, как он часто предсказывал им на острове, когда они считали его слова шуткой».
Описание этого примечательного эпизода мы встречаем и у Светония:
«Во время этого переезда, уже в зимнюю пору, он возле острова Фармакуссы попался в руки пиратам и, к великому своему негодованию, оставался у них в плену около сорока дней. При нем были только врач и двое служителей: остальных спутников и рабов он сразу разослал за деньгами для выкупа. Но когда, наконец, он выплатил пиратам пятьдесят талантов и был высажен на берег, то без промедления собрал флот, погнался за ними по пятам, захватил их и казнил той самой казнью, какой не раз, шутя, им грозил».