Ржавчина - Алексей Пшенов

– Сейчас я ей позвоню и узнаю, где она и что делает.

Писательница дважды набрала номер Жанны, но та не ответила.

– Наверное, релаксирует в каком-нибудь спа-салоне. Иди домой и тоже приводи себя в порядок. Вечером твоя обиженная любовь сама прилетит в ресторан.

Беспечное предположение Дианы было слишком невероятно, но это было единственное более-менее логичное объяснение неожиданного исчезновения и упорного молчания Жанны.

Попрощавшись, Вадим вернулся в дом своей исчезнувшей пассии и заново обошёл все комнаты, а так же заглянул в гараж. Никаких следов возвращения Жанны не было, а обе её машины стояли на своих местах. Впрочем, после вчерашнего праздника она вполне могла не решиться сесть за руль и уехать на такси. Возможно, пролить хоть какой-то свет на это таинственное исчезновение могла домработница Регина, но её телефон находился вне зоны доступа. Вероятно, домработница его отключила, чтобы нормально отоспаться после вчерашних хлопот. Оставив сумку и полотенце рядом с купальниками на кровати Жанны, Морозов запер входную дверь и калитку и направился к своему дому, втайне лелея глупую надежду обнаружить Жанну у себя в спальне или на кухне. Но там, естественно, никого не было. Бросив грязную рубашку и джинсы в бельевую корзину, Вадим принял холодный душ, тщательно побрился и переоделся в летний льняной костюм. Время только приближалось к пяти, и выдвигаться было ещё рано. Столик был заказан на семь часов вечера в престижном и дорогом рыбном ресторане в Сан-Рабело. Морозов не был изысканным гурманом и поклонником высокой кухни – больше всего он любил обычного русского осетра, запечённого в духовке со сметаной. Однако найти в местных магазинах и ресторанах свежую российскую осетрину было так же непросто, как в Москве – санкционные французские устрицы. И только в пафосном ресторане «Пятый океан» среди разнообразных рыбных блюд имелась и экзотическая для местной кухни стерлядь а ля-рюсс. Прекрасно зная любовь Вадима к белой рыбе, Жанна заказала на следующий день после юбилея, ещё и небольшой ужин на двоих. Сначала она хотела сделать это сюрпризом, но, опасаясь, как бы её приятель по своей творческой привычке досрочно не ушёл в запой, предупредила его о камерном продолжении торжества. Однако своим исчезновением Жанна преподнесла Вадиму такой сюрприз, от которого рука сама потянулась к стакану. В своём доме Морозов предусмотрительно не держал никакого спиртного, и чтобы выпить, ему надо было пойти либо в магазин, либо на кухню своей подруги. Он выбрал второе, надеясь, что Жанна если ещё и не вернулась домой, то вот-вот там появится – ведь ей надо было переодеться и накраситься. Не могла же она пойти в ресторан в том же виде, в каком с утра вышла из дома. Однако в её доме по-прежнему царила абсолютная тишина, и никаких следов возвращения исчезнувшей хозяйки не наблюдалось. В тщетном ожидании Жанны Вадим выпил полбутылки водки и позвонил нескольким её подругам, телефоны которых он знал. Однако Жанну после вчерашней вечеринки никто не видел и не слышал, а сама она трубку по-прежнему не брала. В половине седьмого Морозов вызвал такси и уже безо всякой надежды отправился в Сан-Рабело.

Между Карпелье и столицей автономной провинции Кальвенарес было чуть меньше тридцати километров, и в ресторан Вадим вошёл ровно в семь часов вечера. Вышедший навстречу метрдотель намётанным глазом сразу же распознал в новом посетителе иностранца.

– Good evening!

– Good evening! – кивнул головой Морозов.– I booked a table in your restaurant.

– What is your name?

– Volokitin/

– Miss Jeanne Volokitina? – удивлённо уточнил метрдотель, заглянув свой планшет.

– This is my wife, – пояснил Вадим.– I am mister Volokitin.

– Please pass.

Метрдотель проводил Морозова к столику, сервированному на двоих у большого арочного окна с роскошным видом на море и центральную набережную. Когда через пару минут официант принёс бутылку водки, ведёрко с шампанским и блюдо с устрицами, Вадим велел, не дожидаясь гостьи, подавать и всё остальное. В тщетном ожидании чуда, он выпил несколько рюмок водки и вяло поковырял вилкой свёрнутую в кольцо молодую стерлядь. Рыба была приготовлена на пару и показалась ему какой-то пресной и диетической. Ужинать в одиночестве не было никакого желания и Вадим, расплатившись и забрав пакет с практически не тронутой едой, отправился обратно в Карпелье. По дороге от помноженных на алкоголь переживаний ему нестерпимо захотелось курить. Морозов бросил эту вредную привычку три года назад, но сейчас не выдержал и по старой памяти попросил остановить такси на привокзальной площади. Здесь шустрые молодые люди восточной наружности всегда торговали различным контрафактом. Купив две пачки контрабандных сигарет, Вадим хотел сразу же закурить, но вовремя одумался – после трёхлетнего воздержания табачный дым в сочетании с выпитой водкой мог реально свалить его с ног.

Морозов вернулся на улицу Сонгри уже затемно и первым делом посмотрел на дом Жанны – ни одно окно не горело. Никаких версий по поводу её исчезновения у него не было.

Не успел Вадим распаковать привезённые из ресторана продукты, как у него зазвонил телефон, и на экране высветилась фотография Дианы Мантальго.

– Салют! Как отдыхается? – вкрадчиво поинтересовалась сочинительница.– Вы помирились?

– Жанна не пришла…, – убитым голосом, словно сообщая о её смерти, ответил Вадим.

– Как не пришла? Но она хотя бы позвонила?

– Нет.

– А это уже действительно серьёзно! – взволновалась Диана.– Но ты хоть что-то сделал? Позвонил в полицию, в больницу, в морг?

– Нет, – растерянно ответил Морозов, почему-то даже не подумавший об этом.– Я и телефонов туда не знаю.

– Ну, ты настоящий…, – писательниц замялась, подбирая нужное слово, – раздолбай. Хорошо, я позвоню сама. А то ты всё равно не сможешь объясниться.

Вадим не зная, что сказать в ответ, сконфуженно промолчал.

Коренные жители автономной провинции Кальвенарес, разговаривали на собственном диалекте, настолько отличавшемся от основного государственного языка, что их зачастую не понимали даже жители соседних областей, а не только иностранцы. Тем не менее, многие кальвенарцы, мечтавшие о собственной государственности и упорно подчёркивавшие свою самобытность, повсюду, в том числе и в присутственных местах, разговаривали исключительно на собственном наречии, демонстративно делая вид, будто не понимают других языков. Морозов, как и большинство некоренных обитателей Восточного предместья, за пять лет жизни в этой автономной провинции выучил от силы полсотни самых расхожих кальвенарских слов и выражений и вряд ли смог грамотно объясниться по телефону с местными врачами или полицейскими. Зато Диана Мантальго, прожившая в Карпелье без малого двадцать лет, владела кальвенарским наречием в совершенстве. Она вообще была настоящим полиглотом. В своё время, не доверяя переводчикам, Диана писала бестселлеры о Кларе Брант одновременно на французском, английском и немецком языках. А за время работы в Москве она прекрасно овладела русским и более-менее сносно говорила на итальянском и испанском языках.

Диана, приняв смущённое молчание Вадима за знак согласия, лаконично пообещала: «Я тебе перезвоню…» – и повесила трубку.

Морозов, выставил привезённые из ресторана бутылки и морепродукты на кухонный стол, проглотил без закуски рюмку водки, и впал в привычную для пьющего интеллигента рефлексию.

А, действительно, почему он не стал искать Жанну ни в больнице, ни в полиции? Не знал телефонов? Ну, так мог посмотреть в Интернете или пойти туда сам. В стотысячном Карпелье было только две больницы – старая и новая – и всего один полицейский участок. Боялся, что его не поймут и начнут демонстративно разговаривать на кальвенарском наречии? Вряд ли… Исчезновение иностранного гражданина – это вовсе не повод для бессмысленной демонстрации своего сепаратизма. И среди врачей и среди полицейских без сомнения имеется много людей свободно говорящих на английском языке. Так почему же в то время, когда Жанна, вполне возможно, лежала под капельницей в больничной палате или сидела в одной камере с проститутками в полицейском участке, он искал её то на Диком пляже, то в рыбном ресторане?

Желая приглушить это бесполезное самобичевание, Вадим выпил ещё одну рюмку водки, закусил крабами по-корейски и, отыскав в кухонном шкафу давно заброшенную пепельницу, закурил первую за три года сигарету. Вопреки собственным ожиданиям, он вовсе не улетел от табачного дыма, а только почувствовал лёгкое головокружение. В ожидании вестей от Дианы Морозов выпил ещё несколько рюмок водки, съел всех крабов и устриц и выкурил едва ли не полпачки сигарет. Он уже собрался позвонить сам, когда лежащий на столе телефон, наконец, разразился долгожданным звонком. К этому времени сознание Вадима начало беспомощно тонуть в штормовых волнах алкоголя и никотина.