В понедельник рабби сбежал - Гарри Кемельман

— Но мы чувствовали, что подобный контракт скорее должен быть заключен новым правлением, чем уходящим в отставку.

— Я не помню, чтобы видел что-то похожее в протоколах заседаний прошлого года, — сказал секретарь.

— Правильно, — сказал Рэймонд. — И я не припоминаю ничего такого.

— Естественно, — сказал Горфинкль. — Рабби тогда присутствовал на заседаниях. Мы не могли обсуждать это при нем.

— В таком случае, — заметил президент, — мы можем считать, что это просто обсуждалось неофициально некоторыми из членов правления. Не думаю, что нас это к чему-то обязывает.

— Я только изложил историю вопроса, — холодно сказал Горфинкль.

— Хорошо, берем это за основу. Что вы думаете, ребята, насчет идеи Бена о пожизненном контракте и годовом отпуске?

— Могу только сказать, что мне эта сделка кажется довольно выгодной, — сказал Агранат. — Учтите, я не имею ничего против рабби, но это выгодная сделка.

— Напротив, — сказал Горфинкль, — это обычная вещь. У рабби был год испытательного срока, затем с ним заключили пятилетний контракт. Следующим обычно бывает еще более длительный контракт, и в большинстве мест это пожизненный.

— Как идет оплата при таких контрактах? — спросил Марти Дрекслер. — Ежегодные повышения или…

— Думаю, да, — сказал Горфинкль, — или какая-то договоренность насчет компенсации в зависимости от роста цен. Мы не вникали в подробности.

— Мне кажется, надо о многом подумать в связи с этим, — сказал Дрекслер. — Если мы даем ему годовой отпуск, нам придется нанимать замену на время его отсутствия. Подумайте немного об этом.

— К чему ты клонишь, Марти? — спросил президент.

— Я скажу, к чему я клоню. Храм, рабби — это религия и все такое прочее. Но контракт это деловое соглашение, мне все равно, между кем и кем. Все должно быть ясно, и каждая сторона должна получить лучшее из того, что может. Смотрите, я уже говорил, что цены на раввинов повышаются из года в год. Это правда, но если мы берем рабби, которому подходит к пятидесяти, его шансы на получение другой работы не так уж велики. Он уже сходит со сцены. Тогда его позиция немного слабее, а наша немного сильнее. Сколько ему сейчас? Тридцать пять или вроде того? Так вот, предположим, что мы предлагаем ему пятнадцатилетний контракт с перспективой ведения новых переговоров, когда он истечет.

— Ого, даже не знаю…

— Это как-то грязно.

— Что в этом грязного? — спросил Дрекслер.

Стэнли Агранат помахал рукой.

— Я хочу внести предложение.

— Какое у тебя предложение?

— Одну минуту, господин председатель, предложение уже обсуждается.

— Какое предложение?

— Не было никакого предложения. Переливали из пустого в порожнее…

Рэймонд постучал молотком по столу.

— Одну минуту, соберитесь. Не было предложений, значит, нет причин не давать это сделать Стэну. Продолжай, Стэн.

— Я предлагаю, господин председатель, чтобы вы назначили комитет, который сходит к рабби, прозондирует почву, пощупает его…

— Ты уверен, что имеешь в виду рабби, Стэн?

Председатель постучал по столу.

— Эй, ребята, серьезнее.

— Если серьезно, — сказал Гудман, — то я хотел бы поправить предложение Стэна и создать комитет из одного человека, и предлагаю для этого Марти Дрекслера.

— Правильно, пусть с ним имеет дело один человек.

— Ну и как? Вы все за то, чтобы кто-то один вел переговоры?

— Правильно.

— Это единственный путь.

— Единственно честный путь — один на один.

— Хорошо, — сказал Берт Рэймонд. — Все, кто за это предложение, говорят «да», все, кто против, — «нет». Большинство «за». Только вот, пожалуй, это я должен говорить с ним вместо Марти.

— Нет, пусть пойдет Марти.

— Почему Марти? Мне кажется, как президент конгрегации…

Они боялись, что он может предложить слишком много, но никто не сказал этого вслух. Пол Гудман объяснил:

— Я предложил Марти, во-первых, потому что он — казначей, а контракт — это деньги. Кроме того, Марти финансист и знает все об увеличении стоимости жизни и прочих вещах. Но если не Марти, то мне кажется, что тебя мы хотели бы послать к нему в последнюю очередь, Берт, и именно потому, что ты — президент. Марти или любой другой всегда может сказать, что должен получить у правления дальнейшие инструкции или одобрение любой заключаемой им сделки, но что бы ни предложил президент, мы должны будем поддержать. И если ты что-то пообещаешь, а мы потом тебя не поддержим, тебе будет не очень-то удобно возвращаться и говорить, что твое правление с тобой не согласно.

— Хорошо, — сказал Рэймонд, — ты идешь к рабби, Марти, и решаешь эту проблему.

Глава III

Мириам открыла дверь и проводила Марти Дрекслера в гостиную.

— Это дела храма, мистер Дрекслер, я оставлю вас…

— Думаю, вам лучше остаться с нами, миссис Смолл. В моем собственном бизнесе, когда дело касается финансов семьи, например, ссуды, я всегда прошу клиента прийти с женой. Вы понимаете, что я имею в виду?

— Конечно, мистер Дрекслер, раз вы предлагаете…

Рабби поднялся, усадил гостя и затем сел сам.

— Это имеет какое-то отношение к финансам нашей семьи, мистер Дрекслер?

Марти Дрекслер улыбнулся сияющей улыбкой представителя кредитной компании.

— Я бы сказал, что имеет. Мы проголосовали на правлении за то, чтобы дать вам контракт, и Берт Рэймонд назначил меня комитетом в одном лице, чтобы уладить с вами все мелкие разногласия.

— Очень любезно с их стороны, — весело сказал рабби. Он откинулся на спинку стула и посмотрел на потолок. — Я, правда, считаю контракт скорее соглашением между двумя равными сторонами, когда у каждого есть что-то, нужное другой, а не тем, что одна сторона предоставляет другой.

Дрекслера нелегко было выбить из колеи. Он кивнул.

— Да, я думаю, тут вы правы. Я имел в виду, что пришел заключить контракт.

— А почему сейчас?

Дрекслер посмотрел на него с укоризной.

— Рабби, мы же взрослые люди, а не детки в песочнике. Вы посылаете нам письмо с просьбой об отпуске — много ли надо, чтобы увидеть тут намек на контракт? В конце концов, все мы деловые люди. Хорошо, возможно, мы были немного невнимательны. Возможно, мы просиживали задницы — извините, миссис Смолл, — в то время как должны были заниматься делом. Но мы ведь в этом деле новички. Решили, что это простая формальность. Что ж, я сожалею, мы все сожалеем. Теперь к делу. Пожалуй, так: вы говорите мне, чего вы хотите, а я скажу вам, что ребята считают приемлемым. Если найдутся расхождения, мы покалякаем об этом. И не стесняйтесь говорить, миссис Смолл, потому что вы заинтересованы так же, как и рабби, я считаю. Возможно, даже больше; я всегда говорю, что хозяйка в доме — леди. Это она знает, сколько продуктов нужно семье и сколько они будут стоить. Так что, друзья, выкладывайте мне все прямо, а я вам потом скажу, что по этому поводу думает правление. Если цифры не сойдутся, я обсужу это с правлением и вернусь поговорить снова, и так, пока все не уладим. Достаточно справедливо?

— Это достаточно справедливо, мистер Дрекслер, — сказал рабби. Он колебался и постукивал кончиками пальцев по ручке стула по мере того, как выстраивал предложения, чтобы все объяснить.

— Возможно, вам трудно в это поверить, мистер Дрекслер, но когда я посылал письмо, меня интересовал только отпуск. И в настоящий момент меня интересует только отпуск. У меня не было и мысли о контракте, и я не готов обдумывать это прямо сейчас. Я просил об отпуске, и отпуск — это то, чего я хочу.

Дрекслера это не убедило. Он искренне восхитился способностями рабби в торговле и попробовал зайти с другой стороны.

— Хорошо, вы предлагаете такой подход; согласен. Давайте подумаем и посмотрим, к чему это приведет. Вы говорите, что хотите отпуск. В вашем письме вы сказали — три месяца. Это именно то, чего вы хотите?

Рабби кивнул.

— Значит, вы уходите на три месяца. И рассчитываете на полную оплату, я полагаю?

— На самом деле, я не думал об этом. — Он задумался. — Нет, пожалуй, при таких обстоятельствах я не имею права на какую-либо оплату.

Дрекслер был раздражен. Как торговаться с тем, кто ничего от вас не хочет? Он собирался намекнуть, что если храм выплатит ему жалованье за три месяца — немалые деньги, — они должны будут заключить соглашение о том, как он им это возместит. Но если он ни на что и не рассчитывал…

— Допустим, мы откажем вам в отпуске, рабби?

Рабби слегка улыбнулся.

— Боюсь, что так или иначе, я возьму его.

— Вы имеете в виду, что уйдете в отставку?

— Вы не оставили бы мне другого выбора.

— Тогда значит ли это, что если мы даем вам отпуск, вы обязательно вернетесь?

— Не знаю. Не знаю, что я буду чувствовать или чего я буду хотеть через три месяца. — Он улыбнулся. — А кто знает?